Пары параллельные и пары последовательные

Пары параллельные и пары последовательные

Впрочем, перемешаны сонеты не сильно, раз большинство серий сохранилось. Эту ситуацию можно сравнить с подготовкой колоды перед новой игрой: если игрок перетасовывал карты недолго и небрежно, то большинство выигрышных раскладов (хотя и не все!) останутся ненарушенными.

Среди пар цикла есть и такие, которые не просто варьируют одну тему (как бы двигаясь параллельными курсами), но соединены последовательно, так что второй сонет является продолжением первого. Таковы сонеты 41 и 42 о желании перенестись туда, где находится предмет мыслей и томлений автора. В заключение 41-го сонета он жалуется, что созданный из двух косных элементов, земли и воды, не может летать:

(41)

Земля, – к земле навеки я прирос,

Вода, – я лью потоки горьких слез.

Следующий сонет подхватывает мысль:

(42)

Другие две основы мирозданья –

Огонь и воздух – более легки…

И значит, что у влюбленного есть, кого послать в полет: «дыханье мысли и огонь желанья», как верные гонцы, смогут достичь цели и вернуться назад с желаемой вестью – «что друг здоров и помнит обо мне».

Еще один пример последовательной пары – сонеты 50 и 51 – о коне, который не торопится вперед, словно зная, что каждый его шаг уносит хозяина все дальше от предмета его любви:

(50)

Усталый конь, забыв былую прыть,

Едва трусит лениво подо мной, –

Как будто знает: незачем спешить

Тому, кто разлучен с душой родной.

Второй сонет естественно продолжает рассказ:

(51)

Так я оправдывал несносный нрав

Упрямого, ленивого коня,

Который был в своем упрямстве прав,

Когда в изгнанье шагом вез меня.

Когда читаешь «Сонеты» медленно и подряд, поневоле проникаешься впечатлением, что они и писались сериями: автор брал какую-то тему или концепт и разрабатывал (расписывал) ее в двух, трех или более сонетах.

Так, например, разговор с конем является традиционным поэтическим приемом, восходящим к народной поэзии, он встречается в касыдах бедуинов, в русских былинах и так далее. Не пренебрегали им, как мы видим, и поэты Возрождения. Концепт сей благополучно дожил до XX века. У Фроста в знаменитом стихотворении «Остановившись в лесу в снежных сумерках» (“Stopping by woods…”) встречаем такого же строптивого коня, только не замедляющего шаг, а, наоборот, торопящего своего хозяина:

Мой конь, заминкой удивлен,

Как будто стряхивая сон,

Глядит: ни дома, ни огня,

Снег и метель со всех сторон.

В дорогу он зовет меня,

Торопит, бубенцом звеня.

В ответ лишь ветра шепоток

Да мягких хлопьев толкотня…[50]

В рассмотренных выше сонетах 25 и 26 мотив письма-гонца или ходатая – тоже, конечно, не собственное изобретение автора, а традиционный, идущий с античных времен, концепт поэзии. С него начинает Овидий свои «Скорбные элегии»:

Так, без хозяина в путь отправляешься, малый мой свиток…

У поэтов Возрождения он встречается постоянно: и до Шекспира, и после. Например у Пьера Ронсара в сонете «Ступай, мое письмо, послушливый ходатай…» из «Сонетов к Елене» с эффектной концовкой:

Исполни долг посла и все поведай ей,

чего я не могу поведать столько дней,

Когда, от робости бледнея несуразной,

Плутаю в дебрях слов, терзаясь мукой праздной.

Все, все ей расскажи! Ты в немоте своей

Красноречивее, чем лепет мой бессвязный[51].

Сравните у Шекспира:

Так пусть же книга говорит с тобой.

Пускай она, безмолвный мой ходатай,

Идет к тебе с признаньем и мольбой

И справедливой требует расплаты.

У Джона Донна мотив усложняется, отношения автора с письмом приобретают новую метафизическую глубину; но канва образа та же самая:

Куда, письмо безумное? постой!

Ступай в огонь, удела нет иного

Для жалких чад моих, – иль на покой:

Из ветоши восстав, истлеешь снова…[52]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.