Воскресенская (Революции) площадь

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Воскресенская (Революции) площадь

Неподалеку от Охотного ряда расположена и другая интересующая нас площадь — площадь Революции. Естественно, в книгах о Фандорине мы такого названия не встретим. До 1 мая 1918 г. площадь Революции называлась Воскресенской. Здесь протекала река Неглинка, и недалеко от нынешнего входа в метро «Площадь Революции» в царствование Василия III была устроена водяная мельница с плотиной, а по всему пространству площади шумел рынок. Еще одна мельница была у построенного Борисом Годуновым каменного моста через Неглинку — он вел от Неглиненских (Воскресенских) ворот Китай-города, и его перила были оформлены в подражание зубцам кремлевской стены.

Дума (музей Ленина)

Сейчас неподалеку от метро гордо возвышается здание, известное как Музей Ленина.

Симпатичный дом из красного кирпича когда-то занимала городская Дума, и некоторые поклонники Акунина ошибочно полагают, что в тех немногих случаях, когда в текстах писателя упоминается это учреждение, имеется в виду конкретно это здание. Например:

«— Риторика? Риторика?! — Эсфирь задохнулась от возмущения. — Да… Да вот. — Она схватила газету, валявшуюся на кровати. — Вот, «Московские ведомости». Читала, пока тебя ждала. В одном и том же номере, на соседних страницах. Сначала тошнотворное рабское сю-сю: «Московская городская Дума постановила поднести памятный кубок от счастливых горожан флигель-адъютанту князю Белосельскому-Белозерскому, доставившему Всемилостивейшее послание Помазанника Божия к москвичам по поводу всеподданнейшего адреса, который был поднесен Его Императорскому Величеству в ознаменование грядущего десятилетия нынешнего благословенного царствования…» Тьфу, с души воротит» («Статский советник»). На самом деле здание по проекту Д. Н. Чичагова, построенное в стиле, который в конце XIX в. называли негативным для нас словом «новорусский», было возведено в 1892 г. Так что, если речь идет, например, об уже приводившейся реминисценции речи гласного Жадаева в «Любовнике Смерти», представлять себе здание на Воскресенской площади правомерно. Но когда мы встречаем слова «городская Дума» в романах, события которых происходят раньше 1892 г., следует помнить, что до этого московская городская Дума располагалась на Воздвиженке.

Воскресенская площадь

А вот располагавшаяся на другой стороне площади Большая Московская гостиница интересует нас напрямую. Как и многое другое, она не уцелела, но сохранилось достаточно воспоминаний современников, чтобы хорошо представить ее себе.

Мы с вами «рассматриваем» ее, стоя на Воскресенской площади. Однако один из фасадов Большой Московской выходил на Тверскую. Собственно, Большая Московская гостиница стояла недалеко от «Лоскутной» и тоже попала под снос, когда во время реконструкции освобождали территорию для постройки гостиницы «Москва». Той самой, в ресторан которой товарищ Октябрьский приглашает Егора («Шпионский роман»). Там же происходит и романтическое знакомство Октябрьского с «заслуженной артисткой Любовью Серовой» (явный намек на Орлову!).

Вся та сторона Воскресенской площади, на которой в 1879 г. выстроили Большую Московскую гостиницу, издавна была бойким местом — там теснилось множество гостиниц, трактиров и ресторанчиков. Непосредственно на месте постройки гостиницы располагался Туровский, или Гурьевский, трактир. У Акунина во время все той же роковой прогулки Ахтырский и Кокорин «дошли до Туровского трактира вместе» («Азазель»). Ориентир действительно приметный — трактир Гурьева был знаменит своей кухней далеко за пределами Москвы.

«В 1876 году купец Карзинкин купил трактир Гурина, сломал его, выстроил огромнейший дом и составил «Товарищество Большой Московской гостиницы», отделал в нем роскошные залы и гостиницу с сотней великолепных номеров. В 1878 году открылась первая половина гостиницы…

Петербургская знать во главе с великими князьями специально приезжала из Петербурга съесть… знаменитую гурьевскую кашу, которая, кстати сказать, ничего общего с Гурьинским трактиром не имела, а была придумана каким-то мифическим Гурьевым», — сообщает Гиляровский («Москва и москвичи»).

У Акунина Большая Московская гостиница возникает как знаковая примета городской жизни. «Новоявленный Архаров» Ласовский с негодованием отмечает: «При проезде 7 мая мною замечено: по Воскресенской площади против Большой Московской гостиницы ощущалось зловоние от протухших селедок, не убранных дворниками» («Коронация») — намек на уже упоминавшиеся проблемы с санитарией. С Большой Московской гостиницей связаны и некоторые сюжетные ходы. Так, Сеньке Скорикову, не знающему, как разменять неожиданно свалившиеся ему в руки крупные купюры, в то время как он «шел по Воскресенской площади, соображал, как поумнее руль с четвертаком потратить, было… озарение.

Из Большой Московской гостиницы, где у входа всегда важный швейцар торчит, выскочил парнишка-рассыльный в курточке с золотыми буквами БМГ, в фуражке с золотой же кокардой. В кулаке у парнишки была зажата трешница — не иначе, постоялец велел чего-нибудь купить.

Скорик рассыльного догнал, сторговал тужурку и фуражку на полчаса внаем. В задаток ссыпал всю мелочь, что на рынке наклянчил». Репутация гостиницы помогает Сеньке войти в доверие у банковского кассира: «Сунул в окошко пятисотенную, попросил скороговоркой — вроде некогда ему:

— Поменяйте на четыре «катеньки», пятую сотню мелкими. Так постоялец заказал.

Кассир только уважительно головой покачал:

— Ишь, какое вам доверие, большемосковским.

— Так уж себя поставили, — с достоинством ответил Сенька» («Любовник Смерти»).

В «Алмазной колеснице» Фандорину требуется определить, откуда сделан телефонный звонок: «Эраст Петрович на правах старшего схватил потрепанный том. Сначала посмотрел, что за номер 398. Оказалось, Большая Московская гостиница».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.