«Дубровский»
«Дубровский»
В начале «Дубровского» есть одна подробность.
Говоря об отношениях Дубровского с Троекуровым, Пушкин пишет:
«[Славный 1762 год разлучил их надолго. Троекуров, родственник княгини Дашковой, пошел в ropy.] Дубровский, с расстроенным состоянием, принужден был вытти в отставку и поселиться в остальной своей деревне» («остальной» здесь имеет смысл «оставшейся», – В. Ш.) (Пушкин, т. IV, стр. 616).
Здесь отъезд Дубровского в деревню связан с 1762 годом.
1762 г. – год переворота, когда был свергнут Петр III и престол заняла Екатерина II. В этом году пушкинский предок был посажен в крепость за верность Петру III.
Так говорит поэт в стихах:
Мой дед, когда мятеж поднялся
Средь петергофского двора,
Как Миних, верен оставался
Паденью третьего Петра.
Попали в честь тогда Орловы,
А дед мой в крепость в карантин,
И присмирел наш род суровый,
И я родился мещанин.
(Пушкин, т. II, стр. 134)
Тема «Дубровского» – разорившийся дворянин в столкновении с дворянином новой формации становится разбойником.
Сам Кирила Петрович Троекуров знатного рода, но поднялся благодаря Дашковой.
Дашкова обозначает здесь орловскую группу, т. е. людей, поднявшихся «из ничтожеств» к вершинам власти, тех, о которых Пушкин писал: «У нас нова рожденьем знатность, и чем новее, тем знатней».
Тема дворянина-разбойника, восстанавливающего справедливость явочным порядком, в литературе того времени не редка. В романе «Семейство Холмских» (1832 г.) есть дворянин Буянов, который восстает «против неправосудия и ябеды».
Буянов является к богатому дворянину Праволову, который обижает вдову Свенельдову, предъявив ей фальшивую купчую на имение.
История Праволова и метод его действий напоминают действия Троекурова, но Праволов – сам ябедник, в то время как Троекуров пользуется ябедниками-консультантами.
Имения Свенельдовой уже отобраны. Буянов является в деревню Праволова с четырьмястами собаками и семьюдесятью лошадьми и вытаптывает весь господский хлеб. На другой день он поджигает все имение Праволова, нападает на чиновников земского суда, бьет Праволова и заставляет его подписать отказ от имения вдовы. Вдова к этому времени уже лежит при смерти.
Бегичев, автор «Семейства Холмских», кончает эту историю так:
«Наследники ее (вдовы) получили имение и все убытки от Праволова, который имел счастье отыскать в целости почтенную свою шкатулку и до конца жизни никогда не говорил ни слова, хотя не мог равнодушно слышать имени Буянова» (цитирую по второму изданию, Москва, 1833, часть 3, стр. 31–42).
Интересно отметить, что Буянов разбойничает, не переставая быть помещиком, и шайка его – дворня.
История дворянина-разбойника была уже известна в русской литературе до «Дубровского». Пушкин не создал ее и не решил в «Дубровском».
«Дубровский» и у него остается разбойником, правда, имеющим в лесу укрепления с пушками.
Обратимся опять к датам. Пушкин говорит, что Дубровский вернулся в деревню после 1762 г. Определение суда, по которому было отнято у Дубровского имение, датировано 18.. г.
Датировано и вступление началом:
«Несколько лет тому назад…» (Пушкин, т. IV, стр. 175).
Бумага, которую получает старик Дубровский, содержит ссылку на указ 1818 года (Пушкин, т. IV, стр. 178).
Но если действие «Дубровского» происходит в конце первой четверти XIX века, то Троекурову уже очень много лет. В 1762 г. он возвысился настолько, что через несколько лет сделался генерал-аншефом, значит, ему было лет около сорока. В деревне ему остается пробыть до 1818 г. – значит, Троекурову 96 лет или больше.
По повести же ему лет 50.
Теперь посмотрим, что происходит с возрастами действующих лиц в «Капитанской дочке».
Повесть начинается так:
«Отец мой, Андрей Петрович Гринев, в молодости своей служил при графе Минихе, и вышел в отставку премьер-майором в 17.. г. С тех пор жил он в своей Симбирской деревне, где и женился на девице Авдотье Васильевне Ю., дочери бедного тамошнего дворянина» (Пушкин, т. IV, стр. 311).
Значит, Андрей Гринев женился не раньше 1762 г.[4], сын его мог родиться не раньше 1763 г. Действие повести самим Пушкиным относится к 1773 г., – следовательно, Гриневу во время Пугачевщины должно быть 10 лет, а по повести ему 17 лет.
Таким образом, в обеих повестях из-за упоминания 1762 г. происходит хронологическая ошибка. Троекуров должен был приехать в деревню много позднее, а Гринев – много раньше, чтобы получалось хронологическое правдоподобие.
Когда-то Гете, рассматривая гравюру Рубенса, сказал, что на ней тень от фигур падает в глубь картины, а от двери, наоборот, к зрителю. Его собеседник Эккерман заметил, что это против природы. На это Гете возразил, что в высших областях художественной практики, когда дело идет о том, чтобы картина стала настоящей картиной, художнику предоставляется свобода, и он может прибегнуть к фикции, как и поступил Рубенс, вводя в ландшафт двойной источник света. Гете привел примеры из Шекспира:
«Возьмемте только Макбета! Когда леди Макбет подбивает своего мужа на убийство, то говорит: «Я кормила грудью детей». Правда это или нет – все равно; но леди говорит, и должна сказать это, чтоб придать тем своей речи большую силу. В дальнейшем развитии действия, когда Макдуфф получает известие о гибели своей семьи, он с дикой яростью восклицает: «У него нет детей!» Эти слова Макдуффа противоречат словам леди; но Шекспир об этом не заботился. Он заботился о силе каждой данной речи, и как леди Макбет, чтоб придать больший вес своим словам, должна была сказать: «Я кормила грудью детей», так ради той же цели Макдуфф говорит: «У него нет детей». Вообще не следует понимать в слишком уж точном и мелочном смысле слово поэта или мазок живописца; скорее художественное произведение, созданное смелым и свободным духом, насколько возможно, следует созерцать и наслаждаться им при помощи такого же духа» («Разговоры Гете», СПБ, 1905, стр. 337–340).
Но Пушкину дата нужна не для того, чтобы отсчитывать от нее годы возраста своих героев, а для того, чтобы ею характеризовать настроенность героев (их враждебность к кругам, захватившим власть в 1762 г.).
Социальное значение всей этой истории невелико, но в то же время она очевидно остра, потому что она снова повторяется уже, как бы в пародийном виде, у Гоголя в повести «О капитане Копейкине».[5]
В «Дубровском» Пушкин решает конфликт еще по-дворянски.
В «Дубровском» мотивировка восстания и поведения разбойников – это «приверженность разбойников к атаману».
Дубровский даже презирает своих подчиненных, говоря им: «Вы разбогатели под моим начальством, каждый из вас имеет вид, с которым безопасно может пробраться в какую-нибудь отдаленную губернию и там провести остальную жизнь в честных трудах и в изобилии. Но вы все мошенники и, вероятно, не захотите оставить ваше ремесло» (Пушкин, т. IV, стр. 254).
Но «Дубровский» был оставлен Пушкиным, – вещь не удовлетворила его.
Не закончив «Дубровского», Пушкин начинает писать «Капитанскую дочку», в которой молодой дворянин принимает участие в восстании уже совершенно реальном – в Пугачевщине.
Решив по-своему в «Пиковой даме» тему о молодом карьеристе, добивающемся богатства, Пушкин через тему о дворянине-разбойнике двигался к теме о восстании, в котором народ преследует собственные свои цели и ведется собственными своими вождями.
В статье о «Капитанской дочке» и «Дубровском» (статья еще не напечатана) П. Калецкий показал, что «Дубровский» и «Капитанская дочка» не соседят, а как бы взаимно исключают друг друга. Это разные решения одной и той же коллизии.
«Капитанской дочкой» Пушкин как бы зачеркнул «Дубровского».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.