xv

xv

«ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ КАЧЕСТВА». Надо сказать, наш философ уважительно относился только к людям несокрушимого физического здоровья. Мы не знаем, исповедовал ли он известный принцип «в здоровом теле – здоровый дух», как не знаем и того, занимали ли его вообще вопросы, связанные с моралью, духовностью и так далее. По крайней мере, никаких следов рассуждений де Селби на эти темы (а ведь он мог поразмышлять о них, не так ли?) в известных нам его сочинениях не наблюдается. Воспоминания Дженни Коннор пестрят историями о том, как ее хозяин высказывался по самым разным вопросам Бытия, но этики (как, впрочем, и эстетики) он – если верить бедной неграмотной служанке (и редактору мемуара Беллу) – никогда не касался. О чем же любил поразглагольствовать де Селби? Прежде всего, его занимало состояние винокуренной и пивоваренной промышленности как собственной страны, так и ее соседей. Дженни не раз слышала сетования по поводу недостаточной, по мнению де Селби, крепости его любимого рома; претензии адресовались не только ямайскому правительству, но и мировой общественности в целом; не забывал он Лигу Наций, Коминтерн и даже Ватиканские соборы (в последнем можно усмотреть проявление невероятной религиозной толерантности, свойственной философу. Будучи воспитан в протестантской среде, он, как мы видим, с большим интересом относился к католицизму, не говоря уже о ремарках в адрес буддизма, которые приходилось слышать миссис Коннор. Например, стоило запропаститься какой-либо вещи, к которой привык философ – портсигару или паре шерстяных носков, – как тот принимался изрыгать проклятия в адрес некоего «блябуды», который пожирает все, на что только падет его злобный взгляд. Очевидно, что де Селби имел в виду концепцию «Пустоты», «Нирваны»; конечно, он трактовал ее намеренно вульгарно и упрощенно, чтобы и Дженни могла присоединиться к философскому разговору). Другой излюбленной мишенью для деселбиевских критических стрел был дублинский завод, где изготовлялся знаменитый портер «Гиннесс». Мыслитель был великим охотником до этого напитка, причем с первого же глотка умудрялся определить степень густоты портера и выверенность действий фабричной смены, ответственной именно за эту бутылочку или пинту. Здесь философ не знал снисхождения. Он – с присущим ему энциклопедизмом – припоминал ирландскому народу все прегрешения перед Богом и прогрессом, которые тот совершил. В его тирадах вспыхивали такие блестки истинной учености, как рассуждения о друидах и филидах, о знаменитом «бегстве вождей», о распространении картофеля на Зеленом острове, даже некоторые литературоведческие ремарки по поводу слабых мест сочинений Синга, Йейтса и Джойса. Впрочем, к литературной части своих инвектив де Селби приступал уже, что называется, на взводе и в подпитии, оттого ирландских литературных героев он именовал исключительно по имени, да еще и грубовато-шутливо. «Джонни-лапоть», «Трепач Билл», «Тупой Сэм» – комментаторам пришлось покорпеть, прежде чем они смогли разглядеть за этими прозвищами (наивная миссис Коннор считала, что речь идет об ирландских рабочих – собутыльниках де Селби) литературных титанов с соседнего острова.

Другой важной темой в рассуждениях де Селби о различных аспектах, даже феноменах, Бытия была характеристика климата – как местного, так и на всем земном шаре. Говоря современным языком, наш философ был противником теории изменения климата; он считал, что «херовая погода» онтологична для Британии, а «солнце, море, бляди и маракасы» есть столь же неизменная основа жизни к югу от Женевы (других населенных пунктов за пределами Соединенного Королевства и Ирландии он никогда не называл). Тут следует вспомнить один курьезный случай. Дженни, которая не знала о существовании латиноамериканского перкуссионного музыкального инструмента, передала Беллу его название как «марксы». Так, собственно говоря, и напечатано в книге мемуаров служанки: «солнце, море, бляди и марксы» (из соображений благопристойности, третий член этого определения был заменен на «неблагородные леди»). Некоторые исследователи увидели здесь выпад против набиравшего тогда силу международного коммунистического движения (сюда же отнесли и упоминавшиеся выше претензии в адрес Коминтерна по поводу недостаточно высокого качества ямайского рома). Самые упорные из ученых даже выдвинули теорию о «тотальном метафизическом консерватизме де Селби», основывая ее не только на инвективах против, якобы, основоположника марксизма, но и на образе жизни самого нашего мыслителя, который один из интерпретаторов, Тюдор Кантли, назвал «стилизацией под самого заурядного сельского алкоголика». Другой исследователь, скрывшийся под рэперской кличкой Zee Nick, отправился за разъяснениями к директору лондонского центра марксистской литературы, располагающегося в том самом доме, в котором знаменитый русский политический изгнанник ХIХ-го века Герцен читал своей юной поклоннице стихотворение другого политического эмигранта, Владимира Печерина, «Как сладостно Отчизну ненавидеть / И жадно ждать ее уничтоженья!». Между прочим, этот самый Печерин стал потом католическим монахом и закончил свои дни в Дублине, исполняя обязанности капеллана в больнице для бедных. Герцен же пережил семейную драму, которая – по некоторым данным – стала причиной его разрыва с Карлом Марксом. Так или иначе, центр марксистской литературы разместили именно в этом доме, и Zee Nick провел несколько недель, пытаясь найти в книгах хоть какие-нибудь намеки на де Селби. Тщетно. Но все-таки толк от его изысканий был. Прочитав отчет о результатах тщательного изучения книг марксового центра, другой комментатор сочинений нашего философа, профессор Нирбок, обнаружил на последних страницах знаменитого интеллектуального издания, где оно было напечатано, объявление о продаже коллекции перкуссии, вывезенной некоей А. из Карибского региона («Продаю тамбурины, конги, бонги и маракасы. Состояние хорошее. Самовывоз из Уимблдона»). В слове «маракасы» почтенный еженедельник, славящийся своими неукротимыми корректорами, допустил-таки опечатку, выпустив вторую и третью «а». Нирбока немало позабавило присутствие автора «Капитала» среди экзотических названий; «сбылась мечта идиота о всемирной революции», – пробормотал он, и тут профессора осенило. Ну конечно же! «Маракасы», a не «марксы» – что же еще может быть рядом с солнцем, морем и блядями! Сторонники теории «метафизического консерватизма» были посрамлены, выскочка Zee Nick поставлен на место, а уже через пару месяцев на прилавках самых изощренных книжных магазинов появилась еще теплая, пахнущая типографской краской книга Нирбока «Еще раз о блядях и маракасах. Де Селби: краткий очерк жизни и творчества».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.