xix

xix

«СОВРЕМЕННЫЙ». Вот над этим словом придется немало покорпеть. Что такое «современный» в контексте разговора о де Селби? «Современный» нам, читателям его трудов? Но ведь таких читателей уже несколько поколений, и нет ничего более далекого друг от друга, нежели миллионер баснословного «века джаза», лениво листающий роскошное издание «Сельского альбома» (Guttenberg Press) в гостиной своей виллы под Лос-Анжелесом, и немецкий хипстер нулевых (в ушах айпод со Strokes, тощие ноги обтянуты черными джинсами, серые конверсы рифмуются с серой же майкой, украшенной надписью Lobotomy Instructor), который погружен в изучение растрепанного экземпляра карманного издания (Per Anum Domini) того же «Сельского альбома» в ожидании третьей чашки кофе. Это разные особи, нет – это разные виды! Более того, разве можно сказать, что наш миллионер «современен» даже для своей эпохи – если взять в рассуждение не Северную Америку, а, к примеру, Китай или Советскую Россию? Отнюдь. А хипстер, этот тонконогий стрекулист, населяющий всего лишь несколько городов нашего огромного мира? Разве его признали бы современником жители, скажем, Юба-Сити, штат Калифорния, или Хьюстона, штат Техас? Я уже не говорю об обитателях Абакана или Катманду. Нет, современностью здесь не пахнет; точнее, так: что мы называем оной, таковой она и является. То есть, и миллионер на вилле, и хипстер в кофейне – современны: себе, друг другу, окружающим; но современны исключительно в нашем сознании. Только вот лично я отказываюсь считать их таковыми, оттого дезавуирую любое рассуждение о «современности». Впрочем, «вечность» – столь же неопределенное понятие. Можем ли мы говорить о «вечном читателе» де Селби? Вряд ли, положа руку на сердце. Прежде всего, как мы знаем, «вечность» оттого и является таковой, что не имеет ни начала, ни конца. Труды де Селби были когда-то написаны, соответственно, до своего появления на свет читателя не имели. Можно, конечно, предъявить к этому платоновское возражение, мол, в качестве архетипа, скажем, «Сельский альбом» существовал всегда. И тогда у него мог быть вечный читатель – Единое неоплатоников или их же Ум, не говоря о Душе. Заманчиво, конечно, представить себе неизреченное, сверхсущее Единое, перебирающее в самосозерцающем Уме деселбиевские доводы, в то время как Мировая Душа терзается от того, сколь несчастен будет автор этой нерожденной еще книги, когда появится на свет. И все-таки оставим в стороне идеалистические концепции вечного чтения трудов нашего философа и обратимся к доводам здравого смысла, того идола, которому неустанно молился де Селби. Здравый смысл говорит, что книги философа стали читать по мере их поступления в магазины и библиотеки и что наверняка придет тот момент, когда о них просто-напросто забудут. Вот этот миг – между тьмой нерожденного и тьмой посмертной – и есть то, что мы называем «современностью»; так, немного велеречиво, но несомненно точно определил бы сложное философское понятие сам де Селби. И был бы прав. Ибо, как говорил Витгенштейн, философ не занимается изобретением новых вещей, его задача – привести старые вещи в самый наилучший порядок. Что мы и пытаемся делать по мере наших слабых сил.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.