Иудушка Головлев

История человечества – история становления и развития ханжества. Из столетия в столетие подвижники привносили в мир светлые благородные идеи и страдали за них; затем на костях мучеников эти идеи становились всеобщими; после чего мелкие людишки начинали выворачивать эти идеи в своих корыстных интересах, выхолащивать их, сохраняя лишь внешнюю оболочку, и превращать в прямую противоположность заложенному в них предназначению. Так было всегда, но с каждым столетием ханжество становится все изощреннее и губительнее, обобщеннее и непреодолимее. Сегодня невозможно назвать ни одну благородную общечеловеческую идею, которая не была бы уже тысячекратно испохаблена, замусолена и сведена на нет алчущими б?льшей власти и богатства мелкотравчатыми ханжами. И величайшим художественным выражением этой социальной трагедии стал Порфирий Владимирович Головлев по прозванию Иудушка.

Любопытный факт – после прихода к власти большевиков самым первым вышедшим в свет на средства государства собранием сочинений русского писателя стало издание произведений Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Почему? Писатель всегда воспринимался в обществе как обличитель самодержавия и помещичьего строя, а потому должен был стать жупелом в войне новой власти против старого мира. Такая более чем столетняя однозначность в понимании творчества великого русского сатирика наложила на него порочную печать некоего революционера и неизменно всем недовольного бунтовщика. Бесспорно, человек с обостренным чувством долга и вечной виной перед слабыми мира сего, Салтыков не мог безучастно взирать на океан бесчеловечной жадности, мздоимства, ханжества, словоблудия, в которых погрязла злосчастная Россия во второй половине XIX столетия и пребывала там, пока не разразилась Великая революция. Писатель ожесточенно выступал в печати против омерзительных пороков, разлагавших народное бытие и, если верить его публицистике и воспоминаниям, даже сам полагал себя революционером. Равно как не сомневался, что пишет только о России и о пороках «русского племени». Впрочем, действительно, какое нам дело до чужих пороков, справиться бы со своими.

Но в случае Салтыкова-Щедрина мы имеем дело с тем редчайшим феноменом, когда гений оказался гораздо могущественнее своего носителя и помимо воли последнего с легкостью превзошел национальные ограничения и возрос до всемирных и всевременных масштабов. Другими словами, намереваясь описать и осмыслить сугубо национальные характеры и явления, как это было свойственно отечественной литературе XIX в., Михаил Евграфович описал и осмыслил с национальных позиций образы и характеры, присущие всем народам мира в любые времена, неуничтожимые и неизменно возрождающиеся, но всякий раз во внешне иных обличиях. Причем о каких бы произведениях писателя мы ни говорили, любой образ в них подпадает под только что сказанное: будь то персонажи «Помпадуров и помпадурш» или «Истории одного города», Сказок или «Пошехонской старины», даже «Мальчика в штанах и мальчика без штанов», что уж говорить о «Господах Головлевых».

Именно по этой причине, к какому бы герою Салтыкова-Щедрина мы ни обратились, представлять и анализировать его необходимо прежде всего через призму всемирности и вечности творений щедринского гения.

Михаил Евграфович Салтыков родился 15 января 1826 г. в селе Спас-Угол, Калязинского уезда Тверской губернии. Семья его относилась к старинному дворянскому роду. В десять лет мальчика отдали в московский дворянский институт; через два года Михаила, как лучшего ученика, перевели воспитанником на казенный счет в Царскосельский лицей, который он окончил в 1844 г. семнадцатым из двадцати двух учеников – по причине скверного поведения.

Служить Салтыков начал в канцелярии военного министра, но уже тогда предпочел заниматься литературой. Талант его был замечен, и начинающего автора почти сразу стали публиковать в серьезных столичных журналах.

В мартовском номере «Отечественных записок» 1848 г. напечатали очередную повесть Салтыкова «Запутанное дело», а в апреле того же года в связи с волной революций, охвативших Западную Европу, в России был создан негласный комитет, занявшийся борьбой с революционными настроениями в российском обществе. Решением этого комитета 28 апреля 1848 г. Салтыков за повесть «Запутанное дело» был выслан в Вятку и определен канцелярским чиновником при вятском губернском правлении.

Со временем Михаил Евграфович занял пост советника губернского правления. Должность обязывала его часто выезжать в командировки по самым отдаленным уголкам губернии. В этих поездках писатель, занимавшийся расследованием различного рода преступлений, основательно познакомился с жизнью провинциальной России.

Неизвестно, как долго продолжалась бы ссылка Салтыкова, но в феврале 1855 г. умер Николай I, следом российское общество было потрясено падением Севастополя… Страна ждала от царя Александра II срочных решений и действий. Начал он с послаблений опальным лицам. Благодаря этой политической кампании в ноябре 1855 г. Михаил Евграфович вернулся в столицу. Уже в следующем году в звании надворного советника он был назначен чиновником по особым поручениям при Министерстве внутренних дел.

Почти сразу по возвращении писатель возобновил сотрудничество со столичными журналами. В 1856 г. в «Русском Вестнике» были опубликованы «Губернские очерки», написанные Михаилом Евграфовичем еще в Вятке. «Очерки…» вышли от имени «надворного советника Н. Щедрина». Они принесли автору всероссийскую славу, и писатель с этого времени обрел литературный псевдоним, который впоследствии неразрывно слился с его фамилией – Салтыков-Щедрин. «Губернские очерки» стали первенцем нового для России жанра «обличительной» литературы.

Авторитет, который отныне получил в обществе писатель, позволил ему в 1858 г. занять пост рязанского вице-губернатора, через два года Салтыкова перевели на такую же должность в Тверь, а еще через два года он вышел в отставку, намереваясь открыть собственный журнал в Москве. Однако обстоятельства сложились таким образом, что Салтыков стал сотрудником «Современника» в Петербурге.

Вольная жизнь продолжалась только два года. Финансовые проблемы вынудили писателя вернуться на службу. В ноябре 1864 г. Салтыков был назначен управляющим пензенской казенной палатой, два года спустя переведен на ту же должность в Тулу, а в октябре 1867 г. – в Рязань.

Все это время он почти не писал, и создавалось впечатление, что время сочинителя Салтыкова кануло в Лету.

Но вот 1 января 1868 г. редактором «Отечественных Записок» стал Н.А. Некрасов. Через полгода Салтыков вышел в отставку и сделался одним из сотрудников и руководителей журнала. Через десять лет, после кончины Некрасова, Михаил Евграфович занял пост редактора «Отечественных Записок», каковым оставался вплоть до их закрытия в 1884 г.

Именно в «Отечественных Записках» Салтыков опубликовал такие свои великие произведения, как «История одного города», «Помпадуры и Помпадурши», «Господа ташкентцы» и, наконец, «Господа Головлевы» (1880, 1883).

Обратите внимание на время создания последнего романа. Очень часто приходится сталкиваться с высокопарными рассуждениями о том, как Салтыков-Щедрин вынес в «Господах Головлевых» суровый приговор крепостничеству… Через двадцать лет после отмены крепостного права в России (1861 г.). Больше писателю делать было нечего.

Человек великой социальной зоркости, Михаил Евграфович четко рассмотрел в новом времени самые потаенные духовные основы человечества, перешедшие в иное качественное состояние после Великой французской буржуазной революции. Образно говоря, писатель запустил свыше вед?мую длань просветленного разума в сокровеннейшие глубины ада человеческих страстей и выволок на свет Божий самое страшное чудовище – разрушителя идеалов, развратителя и пожирателя душ, истинного творца современного мира Порфирия Владимировича Головлева по прозванию Иудушка.

– Вон как завернул! – снисходительно посмеется читатель и будет не прав.

Ничуть. Попробуйте доказать, что сегодня мы живем не в мире Иудушки Головлева, и вы неизбежно потерпите поражение, ибо именно Иудушка ныне правит бал!

Мировая художественная литература создала великое множество образов разнообразных подлецов, корыстолюбцев, интриганов, коварных искусителей и прочих негодяев. Были среди них и лжецы, и коварные обманщики наподобие шекспировского Шейлока или мольеровского Тартюфа. Но только Салтыков-Щедрин впервые целенаправленно описал человеческое существо, использующее в своих мелких корыстных интересах высшее из всего, что дано человеку – веру, мораль, благородство, добро. Не просто использующее, но и загаживающее для других все те духовные основы, ради которых, возможно, и жив человек.

Бесспорно, когда Михаил Евграфович создавал Иудушку, все еще было только в начале своего развития – девяносто лет, прошедшие после французской революции, для истории не срок. Оттого и Иудушка для автора всего лишь «пустослов» и «лицемер», но нам достаточно для эксперимента просто заменить несколько слов из речей Иудушки на современную терминологию, чтобы вдруг осознать всемогущество этого вроде бы тщедушного хлипкого старикашки, замерзшего на обочине дороги в Богом забытой российской глухомани XIX в. Для века Головлевых важнейшими понятиями (ради корысти) стали: «по-родственному», «по-божески», «по закону». Современные Иудушки с такой же легкостью ради личной корысти расшвыриваются загубленными ими понятиями «демократия», «свобода слова и личности», «общечеловеческие и демократические ценности», «против фашизма и терроризма» и т. д. Все изуродовано, исковеркано, сведено на нет…

Иудушка страшен тем, что не только для него самого не существовало каких-либо нравственных критериев либо пределов безнравственности, если вдалеке замаячила нажива, он и всех окружающих его действиями своими доводил до состояния ненависти к нравственным идеалам, на которых только и может стоять общество. Человек слаб – в ненависти к Иудушке близкие возненавидели все божеское, ибо не с их заурядными мозгами разбираться: где Бог, а где Иуда. Где-то мне довелось прочитать, что Иудушка Головлев подобен Сатурну, пожирающему своих детей из Дома Глухого Франсиско Гойи. Гениальная идея, но страшна она тем, что ныне таким пожирателям несть числа. Поэтому я и полагаю Иудушку Головлева центральным героем всей мировой художественной литературы. И нет ему смены.

Как и положено было в современной ему литературе, Михаил Евграфович попытался спасти душу Головлева. Совершенно неожиданно в мерзавце проснулась совесть! Да, да! Писатель попытался доказать нам, что совесть может быть и у Иудушек, она только «загнана и позабыта».[260] Пробудившись, совесть позвала Порфирия Владимировича на могилку к матери – каяться. Но Всевышний не дал ему покаяния – Иудушка помер на пути к погосту!

Художественное чутье не позволило писателю солгать в конце книги, ибо, как показывает жизнь, совесть и покаяние для Иудушек – понятия непостижимые, ибо превыше всего для них стоит Выгода.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.