ОДОЕВЦЕВА Ирина Владимировна (настоящие имя, отчество и фамилия — Ираида Густавовна ГЕЙНИКЕ) Родилась, согласно домовой книге, 25.VII.1895 в Риге (сама Одоевцева приписала себе год рождения — 1901 и отмечала день рождения 23 ноября) — 14.Х.1990, Петербург

ОДОЕВЦЕВА

Ирина Владимировна

(настоящие имя, отчество и фамилия —

Ираида Густавовна ГЕЙНИКЕ)

Родилась, согласно домовой книге, 25.VII.1895 в Риге (сама Одоевцева приписала себе год рождения — 1901 и отмечала день рождения 23 ноября) — 14.Х.1990, Петербург

Ирине Одоевцевой выпала удивительная судьба: стать поэтессой на излете Серебряного века, прожить основную часть жизни на Западе и вернуться в Россию в канун коммунистического заката. Редкий случай, когда давняя мечта осуществилась:

Мгновение, остановись!

Остановись и прокатись

Назад:

В Россию, в юность,

в Петроград.

Родилась Одоевцева в Риге, ее отец был богатым адвокатом и имел доходный дом. В Петроград будущая поэтесса приехала в 1914 году и сразу окунулась в поэтическую атмосферу города. Входила во второй «Цех поэтов», в группу «Звучащая раковина». 3 марта 1920 года выступила с «Балладой о толченом стекле», которую достаточно высоко оценили Георгий Иванов и Корней Чуковский. Однако Одоевцевой показалось, что ее учитель Гумилев недостаточно высоко ее ценит, отправляя некоторые стихи в папку с надписью «Братская могила неудачников», и Одоевцева написала с обидой и вызовом:

Нет, я не буду знаменита,

Меня не увенчает слава,

Я — как на сан архимандрита —

На это не имею права.

Ни Гумилев, ни злая пресса

Не назовут меня талантом.

Я маленькая поэтесса

С огромным бантом.

Но у «маленькой поэтессы» был не только огромный бант, но и огромное честолюбие, а еще — воля и упорство. В конце концов она стала знаменитой. У нее была еще одна замечательная черта характера: умение жить, не предаваться унынию, находить всегда выходы из трудного положения.

И во сне и наяву

С наслаждением живу.

Согласитесь, что это редкое умение… Первый сборник стихов Одоевцевой «Двор чудес» увидел свет в 1922 году. В том же году она вышла замуж за Георгия Иванова и вместе с ним уехала в Берлин, затем в Париж.

В эмиграции, не найдя благодарной читательской публики, мало обращалась к поэзии, хотя выпустила несколько сборников: в Париже — «Контрапункт», «Стихи, написанные во время болезни», «Златая цепь», в Вашингтоне — «Одиночество». Писала четко, уверенно, почти классически, не приемля авангардизм многих поэтов-эмигрантов. Критик Николай Горбов отмечал: «Были у нас реалисты, декаденты, символисты, футуристы, акмеисты. Но ни под одну из этих категорий стихи Ирины Одоевцевой подвести нельзя. Они стоят особняком» («Новый журнал», № 120, 1975).

В середине 20-х годов Одоевцева перешла на прозу. Один из первых рассказов — «Падучая звезда» — отметил Бунин. Писала она рассказы и романы. Среди последних — «Ангел Смерти» (Париж, 1927) и «Изольда» (Париж — Берлин, 1931). Как отмечали знатоки, на смену «птичьему щебетанью» стихов пришли «страшные сны» и «темные фантазии» эмиграции.

Далее появились романы «Зеркало» (1939), «Оставь надежду навсегда» (1949), причем последний был ею же переведен на французский язык. Она написала по-французски три пьесы. Много переводила. Работала над киносценариями. И тащила на себе семейный воз. «Все удары, сыпавшиеся на нас постоянно, падали на меня, а не на него, — вспоминала Одоевцева свое супружество с Георгием Ивановым. — И всю жизнь он жил, никогда и нигде не работая, а писал только, когда хотел. Впрочем, хотелось ему довольно редко…»

В первые годы эмиграции Одоевцева и Георгий Иванов жили довольно сносно, получая ежемесячную пенсию от отца Ирины Владимировны. А после, когда он умер и оставил наследство, некоторое время супруги жили даже шикарно — «в роскошном районе Парижа, рядом с Булонским лесом». Но потом, естественно, все благополучие рухнуло, а пришедшие во Францию немцы реквизировали дом в Огрете, под Биаррицем. В 1946 году Одоевцева и Георгий Иванов вернулись в Париж и поселились в Латинском квартале, в гостинице «Англетер». В последние годы они находились на грани черной нужды.

В 1958 году Георгий Иванов умер. Одоевцева живет почти 20 лет в доме для престарелых под Парижем. Казалось бы, все кончено: одиночество и старость. Уже в России Одоевцеву спросили: «Вы прожили с Георгием Ивановым самые счастливые свои годы?» На что она ответила: «Нет, почему же? Я была много раз счастлива и после смерти Георгия Иванова». В 1948 году Одоевцева лукаво писала:

Разве что блеснет звезда,

Светлячком, осколком льда,

Острым лезвием секиры

Над безмолвием пруда.

Мне ж до Страшного суда

(Если будет Страшный суд)

Погрешить еще дадут.

Как вспоминают современники, Одоевцева умела радоваться даже крохам и осколкам счастья. В 83 года (!) она вышла второй раз замуж за литератора Якова Горбова, сына петербургского миллионера, ставшего в эмиграции таксистом и писавшим на стоянках романы. Одоевцева и Горбов прожили вместе четыре года. Через четыре года он скончался, и Одоевцева горько пошутила: «Была вдовой поэта, стала вдовой прозаика». Как обычно, незаметно подкралась старость, время подведения итогов и воспоминаний.

— В этом мире любила ли что-нибудь ты?..

— Ты, должно быть, смеешься! Конечно, любила.

— Что? — Постой. Дай подумать! Духи и цветы,

И еще зеркала… Остальное забыла.

Нет, Ирина Одоевцева ничего не забыла, о чем свидетельствуют два тома мемуаров, напечатанных впервые в Вашингтоне — «На берегах Невы» (1967) и «На берегах Сены» (1983). «На берегах Невы» — это воспоминания о поэтах Серебряного века («Я одна из последних, видевших и слышавших их»). По словам Зинаиды Шаховской, петербургские воспоминания Одоевцевой отличаются «своей молодостью, легкостью, беззлобностью». Одоевцеву интересовало главное в своих современниках — их поэтический дар; она сознательно опускала все мелочное и, по ее признанию, видела их окруженных сиянием, «как лики святых на иконе».

Вторая книга мемуаров «На берегах Сены» имеет другую тональность. «О горьком жребии эмигрантских писателей вспоминать тяжело и больно, — признавалась Одоевцева. — Это сплошной перечень преждевременно умерших, погибших в газовых камерах нацистов или кончивших свои дни в унизительной бедности, бедности, которой не удалось избежать даже нашему Нобелевскому лауреату Бунину». Но есть в воспоминаниях и другие страницы. С восхищением описывает Одоевцева собрания «Зеленой лампы» у четы Мережковских. Самого Мережковского она почитает «мыслителем, златоустом и поэтом». С горечью отмечает, что Марина Цветаева не могла терпеть ни ее, ни Георгия Иванова, называя обоих эстетами. В свою очередь, Одоевцева терпеть не могла Владимира Набокова за однажды услышанную фразу: «Это Одоевцева, оказывается, такая хорошенькая! Зачем только она пишет?»

Не писать Ирина Одоевцева не могла. Не могла она и отказаться от навязчивой идеи вернуться на родину. Ее многие отговаривали, как можно решиться на такой переезд в таком возрасте. Но она в который раз проявила решительность: «Я еду, если даже умру в дороге…»

11 апреля 1987 года на кресле-каталке, в сопровождении советского врача, она прилетела из Парижа в Ленинград. Из своих 92 лет она не была на родине 65! Ирина Владимировна была счастлива и не сдержала слез около Летнего сада, о котором она когда-то писала в стихах:

По аллее мы с вами идем,

По аллее Летнего сада,

Ничего мне другого не надо…

Все в городе на Неве было полно воспоминаний. Проезжая по Бассейной, она сказала своим спутникам: «По той вот улице я шла к Гумилеву. На его доме была еще вывеска „Портной“, и мы говорили тогда, что Гумилев здесь шьет стихи».

Одоевцева дожила до выхода на родине своих мемуаров и ощутила на себе весь драматизм перестроечных лет. «Неужели нельзя купить хорошей ветчины?» — спрашивала она, а ей отвечали: «Нельзя. У нас же революция». Одоевцева была в ужасе: «Как, опять?!»

Ирина Владимировна скончалась в возрасте 95 лет, так и не узнав, что будет с Россией в дальнейшем.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.