5

5

В тех же местах на Военно-Грузинской дороге — в районах Казбека и Пасанаури, в верховьях Арагвы, где записана легенда о духе Гуде, — до сих пор необычайно популярна старинная народная песня о том, как жених погибает в день свадьбы от случайного выстрела. Песня эта поется от лица убийцы по имени Глаха, который готовился быть на свадьбе посаженым отцом.

Сказал Глаха: — Будь проклят

День моего рождения…

Каждое утро

Приносит мне горе!

Я слышал плач над женихом,

Горе непосильное видел,

От такого горя и у мужчины

Голова пойдет кругом…

Поехали мы в село Хорпи, —

Небо сияло над нами,

Но где ж это слыхано,

Чтоб молния ударяла без грома?

Где ж это видано,

Чтоб жених, войдя в церковь,

Падал ничком на землю?

.

Выстрелило мое ружье —

И убит наповал жених!

Залегла черная туча,

Закрыла собою деревню.

Собрались молодки и девицы,

Толпятся они, как стадо.

Плачут три зятя,

С ума сходят сестры,

Заплакала тетка,

Пораженная горем:

— Он был моей жизнью,

Ушел, нас покинул!

Встала невеста, заплакала,

Припала к нему со стоном.

Девять кос своих расплела,

Распустившейся розе подобна!

— Не оставлю тебя, мой красавец!

Последую за тобою!

Как ходить без тебя одной мне

По горам и долинам?

Песня эта, значительная по объему, приводится мной в выдержках.

Там же, в верховьях Арагвы, со слов жителя селения Думацхо, записана другая песня — плач над женихом, — исполняемая обычно во время покоса:

Кому доводилось видеть,

Чтоб без жениха приходила девушка?

Чтобы жених лежал, упав навзничь,

Чтоб смотрела на него молодая?

— Свекровь, моя матушка!

Не в обиду ли тебе приход мой?

Уйду, как пришла! Я ведь

Только глянула в дом твой!

Поется о гибели жениха еще в одной популярной в Грузии песне — «Имамтазеда, товлианзеда»:

Фиалку на горе на снежной

Посадил я, а выросла роза.

Стало ходить оленье стадо,

Пусть пасется, не топтало бы только.

В лес пошли тесть и зять нареченный.

Выстрелил юноша — убил оленя.

Выстрелил старый — убил жениха.

— Дитя мое, Тамар! Я убил твоего супруга!

— Отец мой почтенный,

Пусть покоя тебе не дает мое горе!

Дай мне топор —

Порублю дорогу в лесу.

Дай свечу —

Освещу себе путь в лесу.

А найду его —

Возьму в мужья мертвого.

Можно назвать еще одно произведение грузинского фольклора, повествующее о гибели жениха накануне свадьбы. Это предание «Смерть Сулхая», опубликованное в 1849 году в газете «Закавказский вестник». На него обратил внимание ныне покойный профессор Педагогического института в Орджоникидзе Л. П. Семенов.

Жил в Карталинии, в укрепленном старинном замке Джаниашени, выходец из Белокан, лезгин Ибрагим, принявший христианскую веру. Единственный сын Ибрагима, Сулхай, любил красавицу Паризу и терпеливо ожидал «благословения родителей и священника». Наконец отец Паризы, старый Леон, «положил выдать за Сулхая дочь свою».

В доме невесты идут приготовления к пышной свадьбе. Созвали родственников, друзей и соседей. Гости сидят на богатой тахте. «Шумные звуки димплинито вызывают девиц на пляску буйной лезгинки».

Тем временем жених «с толпою друзей и родственников, одетых в железо», спешит на брачный пир. Конец пути недалеко. Только небольшой лес отделяет нетерпеливого жениха от невесты. Пустив коня вперед, Сулхай оставляет позади свою свиту. Но не успел въехать в лес, как шайка разбойников окружает его. Услышав крики, отставшие всадники скачут… Но поздно! Сулхай лежит в крови, богатое оружие снято, отрублена кисть руки.

Свадебное торжество сменяется скорбью. Маленькая собачка Сулхая принесла и положила у ног невесты отрубленную руку; вслед за тем сам жених прибыл на свадьбу мертвым.

Не в силах снести горе, невеста идет в монастырь[513].

Можно не сомневаться, что М. Туркистанишвили, изложивший это предание в газете, сюжет его передал без особых прикрас — записал, как сам слышал. Иначе вряд ли он стал бы вдаваться в подробное рассмотрение вопроса о том, как мог лезгин Ибрагим попасть из Белокан в Карталинию.

Близость приведенного здесь фольклорного материала к строфам «Демона», посвященным «властителю Синодала», позволяет нам, кажется, утверждать, что и этот эпизод в поэме возник у Лермонтова в результате знакомства с каким-то произведением народной поэзии, слышанным в Грузии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.