6
6
Сборник Попко составляют исторические стихотворные сказы. Один из них — про Червленый городок — начинается с описания гневного Терека, затопляющего казачьи хаты и виноградники:
Терек бурный, Терек страшный
Волны мечет с берегов,
Злобный вид его ужасный
Для казаков гребенцов.
Уже первые строчки невольно вызывают в памяти «Дары Терека» Лермонтова:
Терек воет, дик и злобен,
Меж утесистых громад,
Буре плач его подобен,
Слезы брызгами летят.
В сказе про Червленый городок, так же как и в лермонтовской балладе, Терек наделен человеческой речью, народная фантазия дала ему характер и образ:
Терек бурный, Терек злобный,
Страшно близко подойти,
Только девицы решились
К нему с просьбою пойти.
И на месте, где теперя
Садик звездочкин стоит,
Там красотки свою просьбу
Так начали говорить:
— Здравствуй, Терек наш Горинич!
Здравствуй, батюшка родной!
Мы пришли к тебе, кормилец,
Просить милости слезой!
Уйми, славушка Горинич,
Страшных волн своих поток,
Что беспощадно сады топят
И родной наш городок!
Ведь мы дети твои, Терек,
И чтем имечко твое,
В песнях хвалим тебя славно,
Как бы счастие свое!
Девы бросают в волны венок и ждут ответа. Но «Терек брови хмурил злобны», и тогда девы предлагают ему подарок:
И за то возьми любую
Из нас деву для себя,
С бровью черной, статну, стройну
И румяну, как заря.
Заметим, что образ красавицы казачки, которую предлагают в дар Тереку, гораздо больше напоминает образы «Даров Терека», чем казаки, что «дуван дуванили», то есть делили добычу.
Терек отказывается от предложенного подарка. Улыбаясь, «ус свой длинный вверх поднял, рукой бороду погладил» и ответил, что венок примет, «а девицы мне не нужно, старику». Он просит казачек, чтобы деды и отцы их пришли послушать его речь.
Потом вновь насупил брови
Суровый Терек на глаза
И смолк, как буря, из которой
Готова хлынуть вновь гроза.
Казаки выходят на берег, становятся полукругом и обращаются к нему со словами почтения.
«Терек был суров и страшен», «исподлобья смотрел грозно». Потом «поднял мрачны брови и глаза свои открыл» и, обратившись к казакам, стал вспоминать им их обиды:
И хазары и авары
Пили мои сладки воды;
Пили ее даже греки.
Скифы, гунны и маджары,
Орда сильна половецка,
И монголы, и татары,
И славяне не раз с битвы
Ко мне в гости заходили
И, воды моей напившись,
Благодарны уходили,
Но когда я называться
Дедом Тереком начал,
Тогда славных ваших предков
На жилье к себе принял.
Они были мне покорны
И довольны были мной,
Я за то их кормил рыбкой
И поил своей водой…
.
Вы, покинув мою воду,
Чихирь пьете каждый день,
И, на смех всему народу,
Предпочли вы труду лень!
С тех пор как гребенцы стали ругаться над ним, что он «старый и горбатый, и смеяться над водой», Терок насылает на них наводнения.
Долгие споры с казаками кончаются тем, что казак Андрон Дмитрич плюнул в Терек.
Терек ахнул, увидавши
Эту дерзость от внучат,
Взволновался и зубами
Начал злобно скрежетать.
Брови хмурил, будто тучи
На глаза он напущал:
В глазах молнии сверкали,
Из уст гром загрохотал,
Когда волны за волнами
Выходили с берегов
Топить город и сады все
Внуков своих гребенцов.
— Затопите! — кричал Терек, —
Весь Червленый городок
И, как жертву, унесите
Его в Каспий, на восток!
Но, «проводивши волны» — топить «внуков городок» и сады их, как бы в жертву, «нести в Каспий, на восток»:
Шапку свою торопливо
Он насупил на глаза,
Чтоб от внуков скрыть, как будет
Литься с глаз его слеза,
И не дать бы им заметить
Чувство скорбное свое…
Заключительная часть песни «Червленый городок» повествует о том, как к Тереку приходит «дедука вековой»:
С страны далекой навестить
Родной Червленый городок.
Какой покинул он тогда,
Как Петр Великий на восток
Послал искать златого дна.
В 1714 году сибирский губернатор донес Петру I о золотом песке, «находимом в Малой Бухарии». В своей незавершенной «Истории Петра» Пушкин писал: «О сем Петр сообщит бывшему тогда в Петербурге хивинскому посланнику. Сей подтвердил тобольское известие и прибавил, что при реке АмуДарье находится таковой же золотой песок в б<ольшой> Бухарии. Сие подало повод к исследованию той стороны, а со временем дало мысль о торговле с Индией»[795].
В 1716 году, желая выяснить возможность создания водного торгового пути в Индию, Петр снарядил экспедицию из 500 гребенских казаков, под командованием князя Бековича-Черкасского, к хану Хивинскому. Бековичу поручалось «осмотреть прилежно» течение Аму-Дарьи и «ежели возможно оную воду паки обратить в старый пас; к тому ж прочие устья запереть, которые идут в Аральское море»[796].
Другими словами, стремясь установить водный путь в Индию, Петр интересовался тем, нельзя ли повернуть воды Аму-Дарьи в Узбой и направить их в Каспийское море.
Экспедиция Бековича-Черкасского окончилась плохо. Самого Бековича, сняв с него живого кожу, хивинцы обезглавили, остальных перебили, но двое гребенцов уцелели — были проданы в рабство персиянам. Только через много лет удалось им бежать на родину.
И вот Червленого городка казак Иван Демушкин дошел «до брега Терека-реки» и не находит своего жилья:
Дед жадно ищет городка,
Он ищет признаков его.
Но, к скорби тяжкой старика,
Нe видно было ничего.
Путник обращается к деду Гориничу, просит сказать, «куда девался городочек».
Терек в ответ жалуется на неблагодарных внучат, которых прогнал от себя. Он тешит себя мечтой, что
Из Хивы мои внуки
Скоро придут до меня.
И слышит от старого казака о том тяжком конце, который постиг его «внуков».
Песня подробно передает всю историю Хивинского похода. Описав гибель отряда, старый казак заключает свой невеселый рассказ:
— Вот что видел и что слышал,
Я все тебе передал,
И внучат своих из Хивы
Чтоб ты больше уж не ждал. —
Старик смолкнул и молитву
По убитым стал творить.
А Горинич по внучатам
Слезу начал рекой лить.
Попко ошибочно назвал это произведение песней. На самом деле это стихотворный сказ, в котором, однако, широко использованы образы гребенских песен.
«Червленый городок» заключает в себе более девятисот строк, из которых мы привели здесь около ста. Сложен он в четких традициях солдатского и городского ремесленного сказа, известного еще с XVIII века и проходящего через весь XIX век. Вещь эта подлинная, народная, созданная, видимо, каким-то грамотным казаком, вернее всего — из рода того самого Ивана Демушкина, который вернулся на родину «вековым дедукой», лет шестьдесят спустя после того, как 500 гребенцов выступили в Хивинский поход.
Незадолго до его возвращения, в 1767 году, внезапное наводнение затопило Червленый городок и сады.
«Сего июня против 10 числа, в ночи, — начиналось официальное донесение, — внезапу от воли божией из реки Терека прибылая вода усиливалась течением через яр в степь в таких местах, где издревле течения и опасности никакой не было и никто не запомнит»[797].
Правда, на новое место червленцы перешли только после наводнения 1813 года, когда «векового дедуки» уже никак не могло быть в живых, но такого рода анахронизмы в народной поэзии — явление частое. Во всяком случае, видно, что сказ возник уже после переселения, которое относится к 1816 году.
Итак, в его основе лежат подлинные события из жизни станицы Червленой, а возник он как раз в те самые годы, когда Лермонтов ребенком гостил у Хастатовых в Шелкозаводском. Легко представить, сколько рассказов слышал он вокруг об этом последнем разливе Терека: несколько станиц отселились тогда на новые места. Следовательно, не только произведения народной поэзии, но и живые рассказы очевидцев были той основой, на которой возникли потом «Дары Терека».
Письменные стихотворные сказы — малоисследованная область народного творчества. Тем не менее выяснено, что они всегда строятся на использовании песенных образов. Заподозрить подделку в данном случае невозможно. Поэты и собиратели стремились подделаться под песни, а этот жанр народной поэзии у литераторов и ученых уважением не пользовался.
Допустим, что текст этого повествования записан неточно. Пусть он даже подправлен собирателем: скифы, хазары и гунны смутили Б. В. Неймана и А. В. Попова. Тем не менее народная основа этого стихотворного предания не вызывает никаких сомнений.
Допустить влияние образов лермонтовской баллады на этот сказ невозможно: хотя он, может быть, и написан в 1843 году, то есть после того, как «Дары Терека» появились в печати, но стоит только вспомнить его форму, объем, историческую достоверность событий — и сомнение будет отвергнуто.
Но, кем бы ни было создано стихотворное повествование о Червленом городке и каково бы ни было качество записи, безусловно одно: этот сказ основан на местных преданиях и легендах. А это для нас в данном случае самое главное[798].
Действительно, описывая в своей книге «Терские казаки» опустошительные наводнения, Попко отмечает, что народная фантазия передает повесть об этих событиях в поэтических олицетворениях. «Так, в станице Червленой, — продолжает он, — живет рассказ о самом разрушительном наводнении, украшенный всеми чарами эпопеи. В какой-нибудь праздничный вечер его можно подслушать на завалинке от в вздыхающей по молодым годам мамуки, уже не грызущей семечек и забытой неблагодарными поклонниками».
Попко напечатал этот рассказ в своей книге под заглавием «Гнев Терека Горынича. (Легенда)»[799].
«С ранней весны, — начинается эта легенда, — начал сердито ворчать Терек Горынич да дуться на своих деток, гребенцов и гребеничек: замайорились, говорит, они, писаных пряников захотели, но по старине святой жить учали. И вот, наконец, вышел он из берегов терпения, порешил прогнать их с глаз долой, — не то чтоб выделить по-божьему, с награждением, а просто вытолкать в три шеи. Вскипел, запенился, мечет волну за волной на свой любимый Червленый городок, хлещет в двери и окошки, ломит плетни, ворота, тиной заволакивает виноградники, посягает даже и на скит святой. Пошел войной не хуже чеченского абрека…»
Не будем приводить ее дальше, эту легенду. Последовательность событий в ней и содержание споров Терека с казачками и казаками совершенно совпадают со стихотворным сказом и отличаются от него только в деталях.
Как в стихотворном сказе, точно так же и в легенде Терек очеловечен. Когда девицы отвесили ему поклон и «поклали венки на седую взъерошенную голову Горынича, — страсть какой он был гневный и сердитый, не сказал „аминь“ и веночки прочь швырнул».
Интересно, что, желая умилостивить Терек, казаки напоминают ему, что славят его в песне. Далее в легенде идет текст уже известной нам песни:
Ах ты, батюшка наш, батюшка,
Быстрый Терек ты, Горыньевич!
Про тебя лежит слава добрая,
Слава добрая, речь хорошая.
Впрочем, изложение легенды остается целиком на совести Попко, тем более что он записывал ее, как сам признается, «через пятое на десятое»[800]. Но и в данном случае качество записи для нас несущественно. Важно, что эта легенда бытовала в Червленой станице, что в произведениях казачьей поэзии — в легенде и в сказе — Терек одушевлен, наделен разумом, человеческим голосом и человеческими страстями. В поэтическом представлении гребенцов он и страшный, и бурный, и злобный, и суровый, то «насупит шапку» на глаза, нахмурит брови, и тогда в глазах его сверкают молнии, уста извергают гром. А то плачет — и из глаз его льются слезы.
Таков же он и у Лермонтова: «дикий», «злобный», «буйный», «сердитый», а с Каспием говорит ласкаясь, «лукаво» и «приветливо». Разгневавшись, он тоже плачет, и тогда слезы его летят брызгами.
Таким образом, мы имеем все основания считать, что аллегорическое изображение гневной реки подсказано не балладами Виктора Гюго, а вдохновлено народными песнями и преданиями.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.