3
3
Как оказался в альбоме автограф Лермонтова?
Анна Сергеевна больше того, что она рассказала, сообщить не может. Поэтому попробуем заняться расчетами и сопоставлением некоторых фактов.
В 1960 году брату Анны Сергеевны шел 82 год. Значит, он родился в 1878 или 1879 году. Очевидно, мать Анны Сергеевны родилась в 50-х годах. И весь рассказ относится к 50–60-м годам.
Что это за сестры Оболенские — Варвара и Софья? Очевидно, это родившиеся в Москве и в Москве жившие — Варвара Сергеевна и Софья Сергеевна Оболенские — сверстницы Лермонтова. Одна 1814, другая 1815 года рождения. Обе незамужем. Младшая умерла в 1852 году, старшая в 1882 году[831].
Был ли в Кашине монастырь?
Был! Сретенский женский 2-го класса, в городе Кашине Тверской губернии[832].
Кто в этом монастыре игуменья?
Антония Мезенцева. В миру Александра Павловна. В 1837 году поступила в монастырь, семнадцать лет спустя — в 1854 году — пострижена в монашество, в следующем году стала настоятельницей обители и посвящена в сан игуменьи. Руководила монастырем двадцать лет. В 1875 году умерла[833].
Имела ли отношение к Оболенским?
Имела. Ее двоюродная сестра Наталья Владимировна Мезенцева (сестра будущего шефа жандармов) была замужем за Сергеем Александровичем Оболенским. А этот Сергей Оболенский — в свою очередь — двоюродный «Варваре и Софье»[834].
Имеют ли отношение ко всему этому мальчики Голенищевы-Кутузовы?
Имеют! Дочь Сергея Оболенского и жены его, урожденной Мезенцевой, вышла замуж за Александра Васильевича Голенищева-Кутузова[835], с которым в родстве Трушка и Петрячок. Петрячок, или Петр Аркадьевич, поэтом не стал, но в конце XIX — начале XX века был довольно известным публицистом[836]. Известным поэтом был Арсений Аркадьевич Голенищев-Кутузов[837]. Правда, с ним как-то не вяжется имя «Трушка»…
Гораздо важнее выяснить, связаны ли с Оболенскими Лопухины.
Связаны. Кузина Варвары Сергеевны Оболенской, жившей в монастыре, — Варвара Александровна Оболенская (родная сестра Сергея Оболенского, женатого на Мезенцевой и выдавшего дочь за Кутузова-Голенищева) вышла в 1838 году замуж за Алексея Лопухина[838]. А это — с юных лет ближайший друг Лермонтова. Сестру его — Варвару Александровну Лопухину Лермонтов любил до конца своих дней. Чтобы не возникло недоразумения, рассею его заранее: брат Варвары Александровны Лопухиной женился на Варваре Александровне, которая тоже стала Лопухиной.
Впрочем, с Оболенскими Лермонтов был, как теперь выясняется, знаком еще раньше. С Андреем Оболенским — братом Варвары — он учился одновременно в Московском университете и был замешан с ним вместе в историю, связанную с именем профессора Ма?лова. Глупый, грубый и невежественный профессор Малов, как пишет Герцен, «делал студентам дерзости». Решив проучить его, слушатели двух отделений, собравшись на лекцию Малова, шумом и криками выгнали его из аудитории и гнали через университетский двор. Герцена, Оболенского и еще четверых студентов посадили за эту историю в карцер[839]. Лермонтов тоже ожидал строгого наказания, но на первое время дело обошлось, хотя уход его из Московского университета был связан именно с этой историей.
Нo только сегодня, благодаря альбому, доставленному Анной Сергеевной Немцовой, мы устанавливаем, что Лермонтов был дружен с Андреем Оболенским, и обращаем, наконец, внимание на слова одного из знакомцев Лермонтова — в ту пору юноши, а впоследствии известного славянофила Ю. Ф. Самарина:
«В первый раз я встретился с Лермонтовым на вечере на Солянке у князя А[лександра] П[етровича] Оболенского. Он возвращался с Кавказа (начало 1838 года)»[840].
Перечисляя встречи свои с Лермонтовым в последний год жизни поэта, Самарин снова назвал Оболенских:
«За несколько дней до своего отъезда он провел у нас вечер с Голицыными и Зубовыми. На другой день я виделся с ним у Оболенских. Его занимала Катерина Васильевна Потапова, тогда еще не замужем»[841].
Катерина Васильевна Потапова, а в ту пору Катерина Васильевна Оболенская — племянница московского сенатора и кавалера Александра Петровича Оболенского, жившего на Солянке, и двоюродная сестра однокашника поэта Андрея Оболенского и Варвары — жены Алексея Лопухина[842]. Зубова — их родная сестра[843]. Другая — Софья — была женой близкого родственника поэта — Павла Евреинова[844]. Так что автограф Лермонтова в альбоме Варвары Сергеевны Оболенской — кузины всех этих многочисленных Оболенских, друзей поэта, — приводить в удивление не должен.
У нас нет подтверждения, что Варвара и Софья Оболенские поступали в Кашинский монастырь (кстати говоря, в монастыре можно было жить, не постригаясь в монахини), нет положительных сведений, что в монастырской школе преподавались иностранные языки, рисование и музыка. Но и того, что мы выяснили, довольно, чтобы понять окончательно: альбом исходит из круга Лопухиных — Оболенских и принадлежал он одной из сестер — Варваре Сергеевне Оболенской. Есть и другие подтверждения, что это именно так: и мальчики Голенищевы-Кутузовы, которые навещали сестер, и Лопухины, и Шахонские, будучи тверскими помещиками, жили неподалеку от Кашинского монастыря. Итак, можно считать, что альбом принадлежал одной из сестер Оболенских — Варваре.
На первой странице альбома оставила стишок неизвестная нам Софья Лопухина. А Лермонтов, встретив Варвару Сергеевну еще до ухода ее в монастырь, записал по ее просьбе две строки из своей знаменитой «Думы». Альбом маленький: она вынула его из своего ридикюля.
Когда это могло быть?
Вернее всего, в начале 1838 года, когда Лермонтов проезжал через Москву, возвращаясь из кавказской ссылки в столицу, и Самарин встретил его на Солянке у Оболенских. Надо полагать, что «Дума» была уже в это время написана: она датируется 1838 годом.
Интересен выбор текста — беспощадное обвинение, которое Лермонтов адресовал своему поколению, — обвинение в глубоком ко всему равнодушии:
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви.
Это — очень важные строки. И весьма характерно, что Лермонтов выбрал именно их.
Варвара Оболенская пожертвовала ради любви личной судьбой — ушла в монастырь: жалкий путь! Лермонтов по-другому пожертвовал «любви и злобе». Он решился сказать о своей ненависти к общественному «разврату», к бессилию, малодушию, покорности своих современников, неверию их в свои силы. Он пожертвовал все свое творчество любви — к свободе, к правде, к отечеству, к будущему. Покорствование рабству небесному и земному было нестерпимо ему:
Пусть монастырский ваш закон
Рукою бога утвержден,
Но в этом сердце есть другой
Ему не менее святой.
Он оправдал меня — один
Он сердца полный властелин![845]
Это сказано о законе свободы!
Чем обогатил нас альбомчик, доставленный Анной Сергеевной Немцовой и переданный мною в Пушкинский дом Академии наук СССР? Только чертами лермонтовской руки? Ведь строки из «Думы» мы знали!
Нет! Он открыл еще один, пусть капиллярный ход к Лермонтову. Ввел еще одно лицо в его окружение. Подтвердил, как популярно было имя Лермонтова и слава его поэзии у современников. Показал, что сам Лермонтов расценивал строки из «Думы» как афоризмы. И вносил их в альбомы.
Но Анна Сергеевна открыла нам нечто бо?льшее. Ее подарок свидетельствует о том, как живет до сих пор в устной передаче то, что связано с Лермонтовым. Как в продолжение чуть не столетия люди хранят реликвии, освященные прикосновением лермонтовской руки. Как много еще можно найти документов о Лермонтове и вписанных в старинные альбомы лермонтовских стихов — и находить их не в государственных архивах, а у людей, казалось бы, не имеющих никакого отношения к поэту. И какую помощь в изучении Лермонтова, в приумножении бессмертной славы его могут оказать такие прекрасные и бескорыстные ценители его поэзии, как медицинская сестра Немкова из города Серпухова.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.