ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ТАЛАНТА

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ТАЛАНТА

12 июня по случаю праздника Дня России президент В.Путин вручил Государственные премии за 2005 год группе ученых и деятелей культуры. Александр Проханов, находившийся в тот день в Ленинграде, поручил мне поздравить всех лауреатов и пожелать им доброго здравия и новых творческих свершений, что я с удовольствием и сделал.

По законам русского дружества и гостеприимства, обязательного для русской газеты, первыми надо поздравить создателей татарского балета «Юсуп», поставленного в Казанском театре им. Мусы Джалиля, — поэта Рената Халисова, композитора Леонида Лабовского и солиста балета Мирона Хамедова. При вручении премии Ренат Халисов прочитал свои прекрасные стихи о дружбе наших народов, кажется, написанные на русском языке. По этому случаю не могу не вспомнить моего старшего товарища поэта Михаила Львова, жившего в Москве и тоже писавшего на русском. В 1985 году его выдвинули на Государственную премию. После конкурсного отбора претендентов на премию по поэзии оказалось двое — он и К. В. 20 ноября я написал второму из них: «Остались вы со Львовым. Ему в будущем году будет 70. Он прошел всю войну, и притом потяжелее, чем мы с тобой: был ранен. Он — татарин, взятый в плен русским словом, и являет собой пример реальности дружбы между народами. А разве ты забыл, К., как в литинститутские годы, зная, что собеседнику они известны не хуже, чем тебе, мы, теребя его пуговицу, читали с восторгом эти строки:

Чтоб стать мужчиной, мало им родиться,

Как стать железом, мало быть рудой,—

Ты должен переплавиться, разбиться

И, как руда, пожертвовать собой.

Ты на одиннадцать лет моложе. Он был нашим учителем.

Зачем тебе эта премия? Известности она тебе не прибавит, материальной необходимости в ней нет. Поэтому я тебя призываю во имя Литинститута, изображенного на конверте, чтобы показать, что фронтовое братство — не только слова из песни, чтобы все увидели, как мы чтим учителей, — отрекись от этой премии. Лучше всего это сделать на церемонии вручения, которая будет, вероятно, накануне Нового года, но —

Тут надо, чтоб душа была тверда,

Здесь страх не должен подавать совета…

Ты можешь не найти в себе таких сил. Тогда это можно сделать тихо, без шума, посредством отказного письма с обстоятельной мотивировкой в пользу Львова.

Какая бы это была пощечина всей премиально-наградной мерзости! А как бы выглядел Дементьев! Но главное-то, смысл не в этом даже, а в очистительности. После этого стали бы думать, как кого и чем награждать. Премии есть у сотен, у тысяч. А вот отказался бы ты один. И не просто отказался, а в пользу старшего товарища, учителя, татарина. Это был бы поступок. О нем рассказывали бы с восторгом, как ныне рассказывают о выходе Чехова и Короленко из Академии Наук во имя великого товарищества русских писателей.

Судьба дала тебе шанс. Не упусти его».

В ответ К.В. написал: «Твое письмо показалось мне, мягко говоря, несерьезным… Призывы к совестливости носят сугубо теоретический характер»…

Премию К.В. получил. Потом еще много надавали ему всяких букеров вплоть до ордена «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени.

А Михаил Давыдович вскоре умер.

Так вот, татарские лауреаты, давайте будем считать, что вместе с вами премию все-таки получил и прекрасный поэт Михаил Львов. И когда будете в своем театре праздновать награждение, поднимите бокал и в его честь.

Лауреатом стал знаменитый советский химик Игорь Васильевич Горынин. В этом году ему восемьдесят. А в Академию Наук СССР его избрали еще в 1984 году. В тридцать семь лет он получил Ленинскую премию, в сорок восемь — Государственную премию СССР. Член КПСС с 1951 года, и свой партбилет он не сжигал, как сделал это в припадке безумия и страха за свои бесчисленные советские премии, ордена и должности режиссер Марк Захаров, и не зарыл на даче у тещи, как известный своей безвестностью Сысуев. Если заглянуть в партбилет Игоря Васильевича, то можно убедиться, что и партвзносы уплачены по июнь этого года включительно.

Я надеялся, что, получая награду, он скажет президенту: «Ваше степенство, спасибо за премию, но почему до сих пор на свободе Иоахим фон Греф? Это же преступный тип, агент иностранной державы: он публично заявил о намерении ликвидировать Академию Наук. И вот уже сокращено 80 процентов ее работников. Чиновничество выросло в четыре раза, а тут… Если он куда-то скрылся, то я готов отдать все пять миллионов премии на его поиски и поимку. И старушка моя, как истинная патриотка, не возразит. Нельзя медлить, ваше степенство! Улизнет, как Яковлев. И потом, как читал я в газетах, сейчас лезут в Академию Наук такие, например, как генерал-полковник Степашин, известный знаток марксизма в пожарном деле. Нельзя ли как-то пресечь подобные поползновения на корню? Пусть они организуют пожарную Академию. Помогите, ради Бога!».

Увы, Игорь Васильевич этого публично на весь Кремль не сказал, но надеюсь, что когда пили шампанское, все-таки улучил момент.

Премию получил и блистательный советский физик Александр Николаевич Скринский. Ему в этом году семьдесят. В тридцать лет он получил Ленинскую премию. А в тридцать четыре стал академиком, самым молодым после знаменитого Героя Социалистического Труда, трижды Сталинского лауреата Сергея Львовича Соболева, математика и механика, избранного в Академию в 1939 году, когда ему было тридцать лет. Это вам не божьи одуванчики вроде Солженицына да того же Яковлева, которых неизвестно за что демократы в давно пенсионном возрасте лет внесли в Академию с черного входа, чтобы вскоре под свадебный марш Мендельсона вынести ногами вперед через парадный подъезд.

Я думал, что и Александр Николаевич скажет президенту примерно так: «Владимир Владимирович, как далеко вы продвинулись в своем развитии и начали кое-что соображать! Давно ли вы ужасно радовались тому, что наши ученые уезжают в другие страны. Вы видели в этом веское доказательство конкурентоспособности нашей науки, и ликовали, и гордились. А то, что на родине наука гибнет, вы как-то из-за кремлевской стены не замечали. Или взять другой вопрос. Сегодня один из лауреатов не назван по причине секретности его работы. Значит, вы доперли, ваше превосходительство, наконец, и до того, что у страны должны быть секреты. Значит, догадались, что есть и те, от кого секреты надо беречь. А ведь совсем недавно и Горбачев с Ельциным, и вы с Собчаком, и Явлинский с Немцовым, не говорю уж о полоумном Бакатине, твердили нам: теперь никаких врагов у России нет, кругом одни милейшие друзья, мечтающие нам во всем помогать. От лица Академии Наук поздравляю вас с завоеванием новых интеллектуальных высот!» Увы, по неизвестной причине и это вслух сказано не было…

Впервые в этом году присудили премию за общественную деятельность. Тут выбор пал на патриарха Алексия. В своем выступлении он сказал, что перед обществом стоит задача помощи «бедным, одиноким, брошенным детям»… Глубоко верно, только следовала бы уточнить, что детей бросают не столько ожесточившиеся от расцвета демократии родители, сколько само демократическое государство, либеральное правительство, прогрессивные властители. Но как бы то ни было, а патриарх, пять лет тому назад став лауреатом премии писателя-коммуниста Шолохова, на сей раз поступил по-шолоховски, по-коммунистически: объявил, что денежную часть премии передаст детским приютам. Уж какое спасибо! Именно так поступал Михаил Александрович. Свою Сталинскую премию в 100 тысяч рублей в 1941 году он передал в Фонд обороны, на Ленинскую построил школу в станице Каргинской, где учился в детстве, на Государственную — больницу. Между прочим, обо всем этом в статье В.Литвинова, помещенной в биографическом словаре «Русские писатели XX века» (М., 2000), — ни слова. Словно сам он, критик, или редактор-составитель словаря П.Николаев проделывает такие пустяки ежегодно.

Стал лауреатом замечательный пианист и дирижер Михаил Васильевич Плетнев. О нем пишут: «Он входит в десятку известнейших музыкантов мира». А одно лишь создание им Русского национального оркестра в пору, когда культурой в стране заправляют швыдкие, заслуживает безмерной благодарности всего народа. Тем более что в короткое время оркестр стал известен во всем мире как один из лучших оркестров современности.

Но при всем уважении к прославленному музыканту должен признаться, что меня удивило то, что он сказал при получении премии: «Настало время, когда в России стало возможно не выживать, а жить. И то, что я нахожусь сейчас в этом зале — свидетельство тому». То есть сослался на свою собственную судьбу.

Крайне странно. Во-первых, в подобных вопросах надо говорить о судьбе народа, а не только о своей собственной. Во-вторых, разве в советское время Михаил Плетнев не жил, а выживал? Родившись в далеком Архангельске, он получил прекрасное музыкальное образование в Москве и прославился уже в шестнадцать лет, получив «Гран-при» на молодежном конкурсе в Париже, куда послала его людоедка Фурцева. В двадцать лет — первая премия на Международном конкурсе им. Чайковского в Москве. Потом — преподавательская работа в столичной консерватории. В 1982 году — Государственная премия РСФСР. Разве все это не яркая, насыщенная, вдохновенная жизнь, а только выживание? А создание в годы швыдковщины Русского национального оркестра, успешное руководство им вот уже десять лет, — это просто чудо.

Но взгляните, Михаил Васильевич, на родной народ. В советское время он увеличивался в год на 800 тысяч душ, а ныне убывает на эти же 800 тысяч — это жизнь или выживание? «Правда» 9 июня сообщила, что рабочие Ясногорского машиностроительного завода Тульской области недавно многодневной голодовкой выбили у хозяина завода зарплату за 2004 год. А ведь уже середина 2006-го. И не похоже, что рабочие скоро получат свои кровные 25 миллионов рублей за последние полтора года. И 12 июня, в День России, когда вас под гром музыки и брызги шампанского чествовали в Кремле, эти несчастные люди вновь объявили голодовку. Они живут или выживают? Вот он, наглядный пример грабительской антинародной приватизации, о благодетельности которой не устает врать нам Чубайс и его племя.

Вы сказали, что Девятая симфония Бетховена с хором на текст оды Шиллера «К радости» ваше любимое произведение, ибо это призыв к единению и братству всего человечества. Прекрасно! А решились бы вы поехать с этой симфонией к тем тульским рабочим? Как бы они, голодные отцы голодных детей, встретили призыв к братству и единению со своим хозяином?..

А что конкретно вы имели в виду, когда сказали: «Я вижу, что в России все больше и больше внимания уделяется культуре. Этот вопрос становится одним из главных». Где вы это видите? Не правильнее ли сказать, что в России все больше и больше неграмотных, беспризорных, все наглее и наглее на первый план лезет бездарность, все громче и громче вопит с телеэкранов, со сцен и эстрад пошлость. «А пошлость, — сказал недавно в «Правде» ваш знаменитый собрат Владимир Иванович Федосеев, руководитель и главный дирижер Большого симфонического оркестра им. Чайковского, — пошлость отравляет. Телевидение, единственный вне Москвы источник культуры, загажен. То, что несет он, заставляет вспомнить предостережение Л.Толстого, который сказал: «Что стало бы с нами, если бы музыка нас покинула».

Как странно! Два современника, два знаменитых, всемирно прославленных русских музыканта и так по-разному видят одно и то же у себя на родине… Неужели все дело в том, что Владимир Иванович старше на двадцать пять лет и в тридцать стал коммунистом?

И еще он сказал в «Правде»: «В других сферах жизни тоже творится нечто ужасное… Некоторые министры — просто враги своего народа и своей страны, — необразованные, непонимающие, нечитающие. И они сегодня командуют. Есть и запал такой — убить все национальное, все русское…»

Говорить много об Алексее Баталове излишне, — кто ж его не знает по фильмам «Летят журавли», «Мать», «Дело Румянцева», «Семья Журбиных» и множеству других прекрасных советских фильмов. Свое выступление он закончил полными национального достоинства словами Пушкина: «Клянусь честью, что ни за что на свете не хотел бы я переменить Отечество или иметь другую историю наших предков, чем та, какой нам дал ее Бог». Отлично! Слова эти широко известны и многократно цитировались, но то, что они прозвучали ныне под кремлевскими сводами и были брошены в лицо сидящим в зале политикам вроде того же висельника Чубайса и историкам-хохмачам вроде Радзинского, — это дорогого стоит.

Досадно только, что историю сосем недалеких наших предков Алексей Владимирович представил крайне односторонне: свел ее, как это особенно старательно делают его коллеги в кино, к репрессиям. Точнее говоря, он принялся рассуждать о том времени, когда «из дома выгоняли Капицу, когда Ландау и т. д. и т. д. Я уж не говорю о Шостаковиче, у которого был сумбур вместо музыки… Ахматова, никогда не собиравшаяся уезжать из осажденного Петербурга…».

Выступая с такой высокой трибуны, надо взвешивать каждое слово. О каком Капице тут речь? Кого выселяли? Из какого дома? Когда говорят просто «Толстой», то хотя их в русской литературе было три, причем, два Алексея и два Николаевича, все понимают, что речь идет о Льве Толстом. Так и тут: когда говорят просто «Капица», тем более в такой день и в такой аудитории, то, естественно, все думают, что имеется в виду Петр Леонидович Капица (1894–1984), знаменитый ученый, дважды Герой Социалистического Труда, дважды лауреат Сталинской премии, Нобелевский лауреат. Хотя широко известен и его сын Сергей Петрович, член-корреспондент РАН, физик, ведущий телепрограммы «Очевидное — невероятное». Но Баталов, видимо, мимоходом и невнятно упомянул третьего Капицу, Петра Иосифовича, не очень известного ленинградского писателя. Его в этой аудитории едва ли кто знал, и, пожалуй, все подумали о знаменитом ученом. А так как Петр Леонидович с 1921 по 1934 год жил в Англии, то кто-то, может, решил, что его-то и «выгоняли из дома». Таких спешу успокоить: это была длительная научная командировка.

А с писателем Капицей дело совершенно непонятное. В наше советское время никого не выселяли. А если его действительно выселили, то, разве что, по той причине, что он незаконно въехал в чужую квартиру. Такие дела случались. Почитайте в «Мемуарах» Эммы Герштейн, как в 1933 году Мандельштамы, даже не внеся паевой взнос в жилищный кооператив, захватывали квартиру в кооперативном доме в Фурманном переулке: «Энергия Мандельштамов преодолела все препятствия… По действовавшим тогда законам жильца нельзя было выселить, если на спорной жилплощади уже стоит его кровать. Надя прекрасно это знала, и как только был назначен день общего вселения, она с ночи дежурила у подъезда, поставив рядом с собой пружинный матрац. Утром, как только дверь подъезда открыли, она ринулась со своим матрацем на пятый этаж (дом без лифта) и первой ворвалась в квартиру. И вот врезан замок. Вселение совершилось. Квартирка казалась нам очаровательной» (с. 40)…

Я не раз бывал когда-то в этом большом доме в переулке у Чистых прудов в квартире 11 на первом этаже как войдешь направо: мы собирались здесь беззаветной литинститутской компашкой у нашей однокурсницы Люды Шлейман, дочери переводчика Павла Соломоновича Карабана, тихого славного старичка.

Тогда мы были молодыми

И чушь прекрасную несли…

Эмма Григорьевна ошибалась насчет всемогущества поставленной кровати — не было такого закона, но, тем не менее, Мандельштамов не выселили.

Но откуда же именно выселили писателя Капицу? Он жил в Ленинграде на Малой Посадской, дом 8, потом — на ул. Ленина, 34, на Кронверкской, 29, на ул. Скороходова, 30. А может, и еще где-то. То есть лет за двадцать сменил 4–5 квартир. Трудно допустить, что квартиры были все хуже и хуже, а не наоборот.

Баталов назвал еще Льва Ландау. А что было с ним? Этот академик в тридцать восемь лет, Герой Труда, трижды Сталинский лауреат да еще и Ленинский, и Нобелевский, — чем он пострадал, как его терзали? Человек экспансивный, неуемный, он однажды между двумя научными достижениями и двумя премиями вдруг вдарился в антисоветчину, сочинял какие-то антисоветские бумаги, — ну и однажды на рассвете к нему постучали в дверь, возможно, посидел недели две-три в скуповато освещенной комнате, и по просьбе того же Капицы был отпущен получать очередной орден или премию. Только и всего. Стоит ли вспоминать об этом спустя полвека да еще в праздничный день и в таком зале?

И Дмитрия Дмитриевича Шостаковича шестикратного лауреата Сталинской премии, Героя, председателя Союза композиторов РСФСР и депутата Верховного Совета, во избежание репутации демагога тоже не следует изображать жертвой «сталинских репрессий». Ведь Баталов сказал так, словно вся его музыка была объявлена сумбуром. На самом деле это относилось к его опере «Катерина Измайлова», которую четыре года безоглядно нахваливали, поставили и у нас и на Западе многие театры, а потом вот эта достопечальная статья в «Правде» — «Сумбур вместо музыки». Что тут удивительного? Шостакович — гений. Не один его собрат пережил нечто подобное. Даже Пушкин в последние годы жизни знал и поношение и ухмылки: «Исписался…»

И все многочисленные премии, ордена, высокие звания и должности, как из рога изобилия, посыпались на композитора именно вскоре после разноса этой оперы.

А главное, ведь Шостакович в конце концов сделал новую редакцию «Катерины Измайловой», т. е., значит, признал неудачность первой редакции. Однако Ростропович недавно поставил первый вариант, т. е., изображая себя другом великого композитора, начхал на его волю. Алексей Баталов, поставив Шостаковича в ряд страдальцев Советской эпохи, уподобился этому мнимому другу.

Единственным в «списке Баталова» действительно пострадавшим человеком была Анна Ахматова, но и о ней сказано странно: «Она никогда не собиралась уезжать из осажденного Петербурга».

Во-первых, Петербург никто не осаждал. Осаду пережил советский Ленинград. Так его в своих планах называли и немцы. И, кстати говоря, когда впервые начались разговоры о возвращении городу прежнего названия — а это было довольно давно, — Анна Андреевна, столько лет прожившая в Петербурге-Петрограде, решительно протестовала, и довод у нее был неотразимый, она говорила: «Самые героические и самые страшные дни своей истории город пережил как Ленинград, с этим именем он и должен остаться в веках».

Во-вторых, что значит «не собиралась уезжать»? Та же Герштейн пишет, что вся семья Н.Пунина, с которой Анна Андреевна жила на Фонтанке, эвакуировалась. Она осталась одна в пустой квартире и совершенно не могла переносить артиллерийские обстрелы. Ее приютили Томашевские, которых, в свою очередь, приютил живший будто бы в подвале дворник, вскоре погибший при обстреле. И тогда Ахматову вывезли из осажденного Ленинграда на самолете, говорят, по личному указанию Сталина. Так что, в насильственнном порядке? «Ничего удивительного, — пишет Герштейн, — что она прилетела в Москву в растерянном и подавленном состоянии… Вначале остановилась у Маршака, потом — в Кисловском переулке у сестры Ольги Берггольц». Вот Ольга Берггольц не собиралась уезжать и не уехала, а всю блокаду работала на радио голосом Ленинграда, страстным и мужественным. Да, как напомнил Баталов, Ахматова написала несколько прекрасных стихотворений в годы войны:

Час мужества пробил на наших часах,

И мужество нас не покинет…

Это — 23 февраля 1942 года в Ташкенте. К тому же, если точно, час мужества пробил несколько раньше — 22 июня 1941 года.

Разумеется, я не упрекаю, наоборот, — и за это великое спасибо: поэтессе шел уже шестой десяток, а Ольге Федоровне Берггольц было немного за тридцать. Но не надо разводить демагогию, тем более, — на кремлевском уроне. Не надо хотя бы во имя дружбы Ахматовой с Ниной Антоновной Ольшевской, матерью Баталова.

Было бы гораздо достойнее сказать с этой трибуны, что пора поставить в Ленинграде памятник Ахматовой, а не Собчаку, на открытие которого сразу после вручения премий помчался в сей праздничный день президент Путин. Других забот нет…

Говорят, соображений и проектов памятника было несколько. Одни предлагали присобачить винтами медное изваяние Анатолия Александровича за спиной Петра Алексеевича, там на крупе коня есть место. Другие говорили, что хорошо бы изваянием Собчака заменить змею, которую топчет копытами царский конь. Было и такое предложение: снять с коня фигуру Александра Третьего, посадить на его место Собчака, а на постаменте дать выдержку из его заявления о приеме в КПСС. Что в конце концов предпочли, я не знаю, потому что памятник почему-то по телевидению не показали. Интересно, кто автор? Может, это и есть тот неназванный секретный лауреат? Вполне…

А президент, открывая памятник своему учителю, сказал: «Он глубоко любил Россию… В сердцах граждан нашей страны он навсегда останется блестящим представителем того поколения политиков, которые боролись за создание в России нового демократического порядка».

Они боролись… Видим мы их «новый порядок»… Право, лучше поручили бы В.И. Федосееву произнести речь по этому случаю. Он мог бы повторить: «Не те люди занимались и занимаются руководством на разных направлениях и в разных городах, — необразованные, непонимающие, нечитающие, только пишущие… Просто враги своего народа…»

Пожалеете вы, товарищ Путин, когда-то об этом памятничке и о своей речи. Ох, пожалеете…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.