ПИСЬМА ТРИНАДЦАТОЕ И ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

ПИСЬМА ТРИНАДЦАТОЕ И ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Впервые, с нумерацией "VIII", — журн. "Отечественные записки", 1882, № 4.

"Апрельское письмо" разрабатывает темы, имеющие характер выводов из предыдущего изложения. Ставятся вопросы об "умалении благородного мышления", о «вольной» печати российской реакции за рубежом и др. Но главными примечательными особенностями "апрельского письма" являются два сюжета. Это, во первых, глубоко диалектическое размышление Салтыкова о прогрессивном значении реакционных периодов, сообщающих преследуемой передовой мысли "новую и своеобразную силу: силу поучения".[80] Это, во-вторых, одно из главнейших программных выступлений Салтыкова о предмете и назначении своей литературной деятельности. Выступление это явилось ответом на одну из тех ожесточенных атак, которым подвергался Салтыков весной 1882 г. со стороны реакционного лагеря (см. далее в прим.).

Стр. 476. …съезжий дом — полицейская управа, а также помещение для арестованных при полиции.

Стр. 477. …не дальше как на днях… я подвергался поруганию. — Имеется в виду состоявшееся 2 марта 1882 г. в Москве ("в доме княгини Трубецкой, что в Большом Знаменском переулке") публичное чтение некоего И. Н. Павлова, креатуры Каткова, имевшее своим предметом, как гласили газетные объявления в «Руси» и "Московских ведомостях", "последние произведения Щедрина", то есть "Письма к тетеньке". Салтыков узнал о содержании этого резко враждебного ему выступления из отчета о павловском «чтении», который не замедлили поместить "Московские ведомости" в No от 5 марта. Ряд мест "апрельского письма" и следующего построен на явной и полускрытой полемике с пополнениями, заимствованными непосредственно из «отчета». "Единственное назначение литературного произведения, по словам г. Павлова, поддерживать и оживлять веру в вечные разумные и нравственные законы, — говорилось в «отчете». — Добиваться посредством изящной литературы какой-либо другой пользы значит искажать ее сущность. Как на одного из главных представителей ложной политическо-социальной литературы г. Павлов указал на Щедрина, который, избрав своим орудием сатиру, придал ей смысл, обратный тому, какой должна она иметь. Вместо того, чтобы показывать ничтожность частных уклонений от общего нравственного закона пред самим законом и возбуждать таким образом смех над бессилием и нелепостью этих уклонений, Щедрин направляет смех на веру в нравственный закон и, исходя из частностей, отрицает общее. Но и самые частности, изображаемые в его сатирах, принадлежат не настоящей действительности, а какой-то им вымышленной и невозможной. Ложь сатиры Щедрина очевидна, и она не выдержит самой пристрастной критики; тем не менее благодаря тому, что Щедрин обладает низшею формою таланта, состоящею в изобретении хлестких и курьезных слов, он имеет немало поклонников, принимающих грубо-нелепые фантазии сатирика за действительность. В "Губернских очерках" было и содержание, но мало-помалу оно оскудевало, и, наконец, осталась только форма. "Письма к тетеньке" — жалкая болтовня, даже не умная" ("Московские ведомости", 1882, 5 марта, № 64).

Стр. 478. …"но яко разбойник, исповедую тя…", "…ни лобзания ти дам, яко Иуда"… — Слова из православной молитвы, читаемой во время литургии.

…самая способность толково и правильно выражаться (синтаксис, грамматика, правописание) — и та мало-помалу исчезает… — Раскрытие реакционной идеологии и политики путем демонстрации нарушения норм речевой и письменной культуры — один из характернейших приемов салтыковской сатиры. Создается своего рода формула разоблачения, согласно которой "безграмотность сопрягается с отсутствием благородства в мыслях". Эта формула используется для создания различных образцов языкового (грамматического, стилевого и орфографического) примитива, контрастного норме полноценного, богатого и правильного языка, ассоциируемого с "благородным мышлением", то есть прогрессивной идеологией. В плане реального комментария сочиняемые салтыковским «помпадуром» безграмотные письма и циркуляры, утверждающие "форму правления", разъясняются как гротескные пародии на языковой жанр и политический смысл манифестов Александра III о незыблемости самодержавия, на его же "высочайшие резолюции", стяжавшие себе известность своей орфографической безграмотностью и грубостью. Кроме того, для иллюстрации своих общих положений Салтыков широко пользуется примерами, взятыми из русских зарубежных книг и брошюр, принадлежащих перу деятелей оппозиции самодержавию справа.

Стр. 480. …"недозрелый уме"… "понудила к перу твои руки". — Из "Первой сатиры" А. Д. Кантемира.

Стр. 490. В последнее время я, в качестве литературного деятеля, сделался предметом достаточного количества несочувственных для меня оценок. — В течение марта — начале апреля 1882 г. Салтыков подвергся ряду нападений со стороны ведущих печатных органов реакционного лагеря. Об одном из них — публичной лекции И. Н. Павлова — только что говорилось. Вслед за Павловым через несколько дней выступил В. П. Буренин, наиболее воинствующий тогда представитель газеты "Новое время". Большую половину своего очередного фельетона из серии "Критических очерков" Буренин посвятил Салтыкову ("Новое время", 1882, 12/24 марта, № 2168). Фельетон этот в ряду других враждебных выступлений Буренина, не оставившего без своего отзыва ни одного из "Писем к тетеньке", выделяется ничем не сдерживаемым бешенством личного озлобления. Это обстоятельство следует поставить в связь с тем фактом, что данное выступление нововременского «критика» было предпринято с целью нанести Салтыкову возможно более чувствительные контрудары за ту дискредитацию, которой подверглись и сам Буренин, и его газета в "мартовском письме", где они были задеты в сатирических образах газеты «Помои» и ее "фельетониста Трясучкина". Кроме Павлова и Буренина, Салтыков подвергся в это же время нападкам со стороны московского "Русского вестника". В апрельской книжке журнала[81] была напечатана статья видного публициста катковского лагеря, бывшего московского полицмейстера П. Щебальского. Статья называлась "Наши беллетристы-народники" и была специально посвящена «фаланге» тех писателей, на знамени которых "красуется изображение маститого сатирика Щедрина". Эта фаланга, писал автор, чуждается бельэтажа и чистых комнат; это "литература кабака и харчевни".

Отповедь, данная Салтыковым этим "распутным кликам", превратившаяся в страстную декларацию писателя о предмете и назначении своей литературной деятельности, вызвала, в свою очередь, новую и еще более резкую статью упомянутого П. Щебальского (П. Щебальский. "Письма к тетеньке" г. Щедрина… — "Русский вестник", 1882, № 8).

Стр. 496. …двоить — подразумевается двоить пашню, то есть пахать ее дважды, вдоль и поперек.

Стр. 497. Статский советник… во лбу у него блестело <око>, в знак питаемого к нему доверия. — Недреманное око — одно из бытовых наименований агентов политической полиции и политического сыска. Впоследствии Салтыков назвал этими словами одну из своих "сказок".

Стр. 498. Я думал, что мне скажут: вот факт, который вполне подтверждает написанное вами тогда-то и тогда-то! — рассказ о приключениях поповского сына является одной из вариаций неоднократно разрабатывавшейся Салтыковым темы о тяжелом положении русского интеллигента (народника) в деревне, в обстановке господствовавшего там добровольческого сыска и полицейского произвола. Ближайшим образом Салтыков имеет здесь в виду свой рассказ 1874 г. «Охранители» (из цикла "Благонамеренные речи"), где в злоключениях "помещика Анпетова" он изобразил картину полицейских репрессий, применявшихся к деятелям народнических пропагандистских кружков в русской деревне 70-х годов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.