Куда уехал жрец
Куда уехал жрец
Дмитрий Быков. Остромов, или Ученик чародея: Роман. М.: ПРОЗАиК
В 1958 году в городе Ташкенте вышла книга «Нокаут» Олега Сидельникова. Роман, вполне советский по духу и по стилю, хотя написанный не без живости и некоторого остроумия, едва бы заслуживал сегодняшнего упоминания, кабы не одно но: автор, посвятив свое произведение памяти Ильфа и Петрова (и тем самым сразу обозначив свои намерения), сделал попытку сочинить ремейк знаменитой дилогии. Более того, старенький Остап-управдом лично возникал в одной главе романа — правда, позже выяснялось, что разговор с сыном турецкоподданного главный герой вел во сне.
Сам главный герой романа «Нокаут» был персонажем специфическим. Решив, что в стране победившего социализма авантюристов а-ля Бендер существовать уже не может в принципе, писатель назначил на роль нового литературного воплощения Великого Комбинатора… американского шпиона! Этот самый Фрэнк Стенли путешествовал по СССР в компании завербованных им стиляг, тунеядцев и прочих жалких ничтожных личностей (одна из которых в итоге оказывалась маской капитана КГБ), смаковал замеченные им недостатки (мелкие), но под конец с горечью убеждался, что эту загадочную страну ему не победить. В финале шпион намеревался удрать обратно за кордон и был убит метким советским пограничником…
Популярного Дмитрия Быкова вроде бы даже и сравнивать неловко с Олегом Сидельниковым. Дмитрий Львович несравненно более талантлив, эрудирован, остроумен, амбициозен, нежели полузабытый автор «Нокаута». Даже тот из читателей, кому совсем не близка романистика Быкова, вынужден признать, что в последнем его романе есть немало прекрасных, сильных и ярких эпизодов (чего стоит, например, сцена допроса Пестеревой, сводящей следователя с ума, или жутковатое описание медленного распада на атомы садиста Капитонова). Впечатляет и изначальный авторский замысел: любовно прорастить непредсказуемое чудо из мусора и хлама, показать, сколь прихотливым путем невозможный росток иного может все-таки пробиться сквозь бетон пошлости. По Быкову, есть области, в которых причинно-следственные связи не работают, и однажды может выстрелить даже пластилиновый муляж ружья. В романе гуру-самозванец, фитюлька, ноль без палочки способствует — сам того не желая — процессу кристаллизации по-настоящему гениальной натуры. Даня Галицкий, подлинный подмастерье фальшивого мастера, к финалу обретает знания и умения, о которых его якобы оккультный наставник даже не помышляет…
Проблема, однако, в том, что быковский роман называется не «Галицкий», а «Остромов». Ученик оказывается номером вторым, а главное сюжетное одеяло романист перетягивает на псевдоучителя.
Сколько бы Дмитрий Львович ни отнекивался, ни кокетничал и ни утверждал, будто все авантюристы типологически близки, своего заглавного персонажа он вполне сознательно лепит не столько с его прототипа, исторического Бориса Астромова-Кириченко, сколько с литературного ильф-и-петровского образца. Само явление Остромова своей пастве вкупе с обещанием оккультных спецэффектов рифмуется с бендеровской цирковой программой бомбейского жреца Марусидзе — включая явление курочки-невидимки и материализацию духов. Подобно Остапу, не имевшему фундаментальных знаний (если, конечно, не считать таковыми восемь латинских слов, зазубренных в третьем классе частной гимназии Илиади), Остромов знает «двадцать слов на разных языках и четыре фокуса». Как и Остап, Остромов манипулирует мятущимися натурами — по преимуществу теми, кто не может освоиться в новой жизни или же осваивается с лихорадочным энтузиазмом неофита. Например, разговор героя с тещей восходит к сцене запугивания Кислярского, а беседа со вдовцом Поленовым отсылает, чуть ли не буквально, к соответствующей беседе Бендера со слесарем Полесовым. Даже у знаменитого «Остапа несло» есть тут четкий аналог — «Остромова понесло». В одной из сцен мелькает вдруг и персональная тень Бендера: как бы походя Остромов сообщает, что лично «знал Остапа Ибрагимовича», и упоминает «Майю Лазаревну» (очевидный постмодернистский отсыл к Майе Каганской, автору — вместе с Зеевом Бар-Селлой — книги «Мастер Гамбс и Маргарита», посвященной ильф-и-петровскому и булгаковскому романам).
Есть, однако, важнейший нюанс: авантюрист в качестве главного героя может держать читательское внимание, если и сам он, и его кунштюки вызывают у читателя чувство, отличное от отвращения. Согласитесь, что следить за эволюциями совсем уж мерзкого мерзавца — удовольствие специфическое. Ильф и Петров своему пройдохе Остапу откровенно симпатизируют, они им любуются почти везде (кроме, конечно, финальных страниц «Золотого теленка», где государственная идеология черным человеком маячит за спинами писателей и подталкивает перо в «правильную» сторону). Быкову же — как, впрочем, и Сидельникову — их собственный персонаж явно неприятен, и неприязнь эта, как вирус гриппа в плотно набитом трамвайном вагоне, передается читателю. Бендер корыстен, но как-то весело, легко и непрактично корыстен, зато Остромов, словно паук, подсчитывает барыши. Бендер, не таясь, относится к собственной команде как минимум юмористически, но он же способен испытывать к подопечным (даже к будущему своему убийце Ипполиту Матвеевичу) едва ли не родственные чувства. А Остромов постоянно симулирует симпатию к ученикам, но всех (и особенно Галицкого) и в грош не ставит и закладывает без малейших терзаний. Ильф и Петров делают героя славянско-еврейско-тюркской амальгамой, подлинным человеком мира, для которого само понятие ксенофобии бессмысленно; Остромову же присущ потаенный антисемитизм, то и дело всплывающий во внутренних монологах этого персонажа.
Едва ли изначально Остромов был задуман таким, каким явился к читателю, и едва ли сам Быков, демонстрируя бендеровскую «букву», задался целью вытравить бендеровский дух. Напротив, романист, ощущая неладное, по ходу дела старается, насколько возможно, уменьшить авторскую антипатию. Для этого рядом с Остромовым помещается уже беспримесный подонок, смакующий свою подлость бомжеватый Одинокий — дабы на фоне абсолютной гадости имманентное остромовское негодяйство выглядело как бы почти умеренным. Но читатель, даже различая оттенки темного, вряд ли проникнется симпатией к меньшему из зол. К тому же в финале, когда Галицкий встретит своего расчеловеченного гуру на пензенском базаре, никаких оттенков уже не будет. Оба «О» сольются в одно, образовав беспросветную черную дыру…
«Непопадание» в главного героя — существенная, но далеко не единственная беда «Остромова». Почти каждый отдельно взятый абзац книги безупречен, но, вместе взятые, они обращают книгу в трудноусваиваемый кисель, где тонут персонажи и намертво буксует фабула. «Слишком много деталей, и все они, как на подбор, страшные тем особенным страхом, когда нечем связать их воедино» — эта цитата из книги применима, собственно, и к самой книге. Быков, относящийся к своей поэтической музе со здоровым профессиональным прагматизмом, порой переходящим в легкий цинизм (это позволяет километрами производить задорные стишки-однодневки «на случай»), испытывает к романной форме нечто вроде мистического трепета. Тут все, им произведенное, Быкову одинаково важно, и все, главное и второ- и третьестепенное, получает в книге равные права. Авторская душа, отделившись от тела по методу Галицкого-Кастанеды, зависает над текстом романа, взирая на него со стороны и бдительно контролируя, не мигрирует ли заявленная автором Великая Русская Литература (она же — Литература Идей) куда-то в сторону беллетристики? И если вдруг романист замечает драйв, он старательно топит его в киселе…
Валентин Катаев, стоявший у истоков романа «Двенадцать стульев», как известно, предложил Евгению Петровичу и Илье Арнольдовичу простую беллетристическую конструкцию: поиски сокровищ, которые могли бы стать (и стали!) стержнем, и на него уже нанизывались приключения. Но для Литературы Идей это, извините, мелко и несерьезно. На меньшее, чем поиски смысла жизни, лауреат премии «Большая книга» Дмитрий Львович Быков не согласен. Вот он ищет его, ищет, ищет — семьсот шестьдесят шесть страниц без передышки. И никто не заорет страшным голосом: «Куда ты девал сокровища убиенной тобой тещи?!» Ведь никаких сокровищ тут и нет: сметой не предусмотрены.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.