Бабы Копра
Бабы Копра
Русские женщины: 47 рассказов о женщинах / Сост. Павел Крусанов, Александр Етоев. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус
Вы не поверите, но этот сборник рассказов составил не Захар Прилепин! Более того, его здесь даже нет в качестве автора. Случилось это потому, что Прилепина по традиции привечает Москва, а за покорение «Русских женщин» взялись составители с берегов Невы, определившие свой круг авторов. Павел Крусанов, Андрей Константинов, Вадим Левенталь, Мария Панкевич, Герман Садулаев и другие, сплотившись, отстояли приоритет Петербурга. Поребрик выиграл у бордюра со счетом 18:13. При этом читателю напомнили, что в культурной столице, как в Греции, есть всё — даже свой Василий Аксенов. Он, правда, не Павлович, а Иванович, зато живой нутряной деревенщик: «Падают с листьев наземь шлепко гусеницы угоревшие», «оболоклись бабы в мужские пиджаки» и пр.
Мужская одежда на женских плечах — не просто бытовая деталь, это символ, восходящий к песне «Ромашки спрятались, поникли лютики» о гордости женщин и подлости мужчин. Среди последних, кстати, нет красавцев — по крайней мере, в большинстве рассказов сборника. Якобы сильная половина человечества выглядит неприглядной биомассой: «Сережа всерьез запил еще с трикотажа», «муж запил вместе со всеми», «бывший военный, пил сильно», «тем временем он напивается», «папа Степы безбожно пил», «у нас там все мужики алкаши», «он бухал по-черному, бил нас всех троих». И далее в том же духе.
Легко догадаться, что однажды чаша терпения женщины переполнится. И тогда… «Тамара Михайловна крепко держит в руке молоток — у нее не выбьешь из руки молоток», «каблуком по голени, резкий разворот», «зубами его раз за руку, чуть не откусила», «она сломала ему нос — одним ударом», «она убила соседа», «мчусь на квадроцикле, стреляю на ходу», «в милицейскую школу пошла только для того, чтобы получить оружие, а потом мочить этих гадов…».
В числе авторов-москвичей, попавших в сборник, оказались бывший уралец Вячеслав Курицын и бывший волжанин Алексей Слаповский. Оба поступили умнее прочих: занялись деконструкцией замысла составителей, написав рассказы о том, как хотели написать рассказы в сборник на «женскую тему». Размышляя о будущей книге, герой Слаповского не без яда предрекал: «И наверняка половина рассказов будет о том, как русская женщина преодолевает тяжкую русскую долю… А вторая половина — о бабьей самоотверженной любви к неблагодарным мужьям и детям!» Алексей Иванович как в воду глядел: рассказы и впрямь сливаются в мегатекст с единым депрессивным сюжетом: обобщенная женщина, побывав на войне, крестьянствовала, учительствовала, рожала детей, челночила в 90-х, подрабатывала где придется (даже в притонах Амстердама), сама поднимала детей и внуков — и тут жизнь кончалась. Хеппи-энд? Он может быть лишь в пародиях, вроде поэмы Всеволода Емелина «Снежана» — единственного стихотворного текста, который занесло в книгу прозы.
Помимо Емелина грех не упомянуть в рецензии еще одного известного поэта. Хотя произведения этого петербуржца в книге не опубликованы, они незримо присутствуют. Речь идет о Николае Некрасове. Именно к его одноименной поэме отсылает читателя название сборника. «Далек мой путь, тяжел мой путь, / Страшна судьба моя, / Но сталью я одела грудь… / Гордись — я дочь твоя!» — с этими словами княгиня Трубецкая из «Русских женщин» отправляется вслед за мужем в Сибирь. «Стираю, мою, хожу за тобой, как жена декабриста», — мысленно корит мужа-бездельника героиня рассказа Мирослава Бакулина. Почувствовали дистанцию? В головах авторов сборника занозой засели и цитаты из другой некрасовской поэмы. «Есть женщины в русских селеньях», — испуганно думает герой Валерия Попова о болтливой соседке. «Настоящая русская женщина — коня на скаку останавливает, как бетонная стенка», — с иронией характеризует героиню Алексей Евдокимов. А упомянутый Емелин не упустит повода для сарказма: «На ходу остановит кроссовер / И в горящий войдет суши-бар…»
Зря тревожат прах Некрасова составители. Как бы они ни старались быть серьезными, перекличка эпох выглядит карикатурой. Высокая драма самопожертвования часто заиграна до уровня коммунальной склоки, а вместо силы духа — неаппетитная гора плоти: «В макушке Лейла достигала потолка», «похожа на гору», «монументальное туловище», «арбузные груди», «груди, больше похожие на подушки», «как две стратегические боеголовки, выпирали из широкого торса груди», «слоноподобный шаг», «крупная, фигуру имеет слоноподобную, с тяжелыми широкими руками и ногами», «у нее все крупное — лицо, шея, плечи, грудь, бедра», «она была громадная, черная и страшная, как клизма. От макушки тянулась вверх волосатая антенна»…
Виноват, последняя цитата — это уже не героиня очередного рассказа, а редька, купленная ей на базаре. Хотя для многих авторов сборника разница, боюсь, невелика.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.