С чего начинаются родины
С чего начинаются родины
Сирил Корнблат, Джудит Меррил. Марс – далекая граница. СПб.: НПО «Мир и семья-95» (серия популярной фантастики)
Плюрализм в одной голове – это наш диагноз, причем давний. С некоторых пор человечество стало биться над решением проблемы, как примирить две существующие крайности. Как увязать любовь к родному пепелищу и сладкому запаху дыма отечества с комплексом капитана Кука и неистребимой охотой к перемене мест. Как совместить ностальгическое желание в конце жизни непременно лечь в землю предков с реальной возможностью навсегда оставить свои косточки под бесстрастными чужими созвездьями. Как найти среднее арифметическое между верностью матери-Родине и донельзя прагматической максимой перекати-поля «Где тепло, там и Родина». В пору, когда свобода перемещения в пространстве человека разумного ограничивалась одним-единственным шариком, оставалась слабая надежда на некий промежуточный вариант. При большом желании человек все-таки мог совершить и обратный анабазис, успеть напоследок припасть к корням, погрузиться в истоки и подкоркой осознать, что он – именно этой силы частица.
Писатели-фантасты, напророчив для начала расселение человечества по планетам родной Солнечной системы, постарались сделать вышеназванную проблему неразрешимой. Обратное путешествие к истокам за миллионы километров оказалось едва ли возможным даже чисто технически. Вдобавок уже для второго поколения потенциальных переселенцев праматерь Земля превращалась в туманную абстракцию. Прежняя Родина, становясь сугубо астрономическим понятием, не могла всерьез конкурировать с Новой Родиной – с трудом обретенной и потому еще более дорогой. В данном случае прежний афоризм подвергался понятной корректировке: чувство Родины возникало у колониста не только по отношению к тем планетам, где тепло (Меркурий, Венера), но и к тем, где холодно (Марс, Юпитер и т. д.). Более того. Чем дальше колония отстояла от Солнца, тем короче предполагался процесс адаптации, ибо планету, с которою вместе мерз, вовеки забыть нельзя.
Таким образом, у переселенцев, выбравших другой глобус, Земля в лучшем случае могла ассоциироваться с циолковской люлькой цивилизации – то есть с атрибутом детства человечества, с коим даже классик марксизма призывал расставаться смеясь. Во времена успешной колонизации Солнечной системы понятие земного патриотизма очень быстро обессмысливалось. Даже имея под рукой хороший телескоп, трудно хранить верность затерянной в космосе астрономической абстракции. Если же под патриотизмом подразумевать верность не точке на звездной карте, но биологическому виду, это немедленно порождает новые проблемы. Ибо, с одной стороны, есть шанс, что гуманоидных цивилизаций во Вселенной много и, стало быть, патриотическое единение млекопитающих двуногих, дышащих кислородно-азотной смесью, безразмерно размазывается по Галактике на сотни тысяч парсеков. С другой же – апелляция именно к биологическим отличиям явственно попахивает космическим шовинизмом и может сильно затруднить дальнейшее существование хомо в братской семье всех прочих предполагаемых сапиенсов-негуманоидов.
Вернемся, однако, к колонизации планет Солнечной системы. В романе Сирила Корнблата и Джудит Меррил переселенцы с Земли на холодный Марс давно уже не питают к планете-прародине никаких сыновних (дочерних) чувств. Напротив, метрополия воспринимается колонистами как средоточие порока, как старый мир, финансовыми щупальцами обвивающий мир новый и мешающий спокойному существованию нью-марсиан. Дело в том, что дышать воздухом Красной планеты люди способны лишь благодаря ежедневному приему неких целебных оксеновых таблеток – а эти пилюли изготовляются только на Земле и стоят безумно дорого. Иными словами, в любой момент метрополия способна в прямом смысле перекрыть кислород переселенцам, если те вдруг откажутся плясать под земную дудочку. В такой ситуации можно ожидать послушания стиснув зубы, однако ни о какой любви к отеческим гробам уже речи быть не может. Это завязка сюжета.
Роман «Марс – далекая граница» написан в жанре научно-фантастического детектива. Повествуя о происшествиях, то и дело настигающих бедную колонию (болезни, интриги транспланетных корпораций, исчезновение младенцев и личного имущества, прибытие на Марс с Земли скандально известного писателя и т. п.), Корнблат и Меррил умело дезориентируют читателя. Уже к середине повествования знаток привычных детективных ходов должен догадаться, что почти все несчастья колонистов (исключая разве что визит скандалиста с пишущей машинкой) есть дело рук (лап, манипуляторов, псевдоподий) марсианских аборигенов, которые до поры до времени прячутся в песках и пещерах Красной планеты подальше от людей.
Финал книги знаменует торжество принципов научной фантастики над законами детектива. Малый народец в песках и впрямь существует, однако настроен он исключительно мирно, а не враждебно, все происшествия в конечном счете оказываются недоразумениями. Но главная мысль романа не в этом. Лишь на последних страницах выясняется: упомянутые карлики – никакие не аборигены, но потомки самых-самых первых колонистов. Окружающая среда повлияла на генотип, в результате чего биологические параметры человеческого организма перестали быть константой. Возникло племя младое, незнакомое, привычное к телепатии и – что особенно важно! – способное дышать марсианским воздухом безо всяких таблеток. Такое же перерождение ожидает (со временем) и потомков новых переселенцев. Родина де-юре становится родиной де-факто, и потому возникает материальная основа нового – уже марсианского – здорового патриотизма.
По мнению фантастов, расширение наших границ до пределов Солнечной системы есть первый шаг земной экспансии в космос. В романе Корнблата и Меррил предложен самый оптимистический вариант проникновения землян в галактику и дальше, дальше, дальше. Согласно этой концепции звездные войны во славу Земли-метрополии невозможны в принципе. Поскольку с каждым следующим парсеком колыбель человеческого разума все дальше, а новых родных планет все больше.
1996
Данный текст является ознакомительным фрагментом.