Довольно ошпаренный Кинг

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Довольно ошпаренный Кинг

Юрий Георгиев. Лучшее лекарство – смерть. М.: Амальтея, Эксмо («Чтение-1»)

В детективе главное что? Раньше времени не проболтаться ни врагу, ни другу. А на прямой вопрос: «Пал Андреич, вы шпион?» – уклончиво отвечать: «Видишь ли, Юра...» В конце концов всем и так станет ясно, что обаятельный Пал Андреич – самый натуральный шпион, но дело сделано: хорошие импортные танки летят под откос, и потому белой армии вкупе с черным бароном никогда не выиграть битвы на Курской дуге.

Будучи человеком молодым и неискушенным, автор детективно-мистического романа «Лучшее лекарство – смерть» раскрыл карты уже в предисловии к книге. «Перечитав многое из хлынувшего на наши прилавки потока так называемой “коммерческой” литературы, я вдруг понял, что могу писать не хуже, чем знаменитый Стивен Кинг, – честно признался Юрий Георгиев, – а может быть, и лучше, потому что люди будут читать меня на родном языке, а не в плохих переводах». Читатель, возможно, и так догадался бы со временем, что опусы хваленого американца и в подметки не годятся произведению нашего соотечественника, однако автор лишил читателя удовольствия самому прийти к подобному умозаключению.

Дальше – больше. Не дав читателю поломать голову над вопросом, кто же такой странный и зловещий живет на окраине американского городка, Георгиев на первых же страницах поспешил растолковать: странный и зловещий – это ученый-маньяк с характерным имечком Бред, который в припадке мизантропии вызывает демонов, а уж демоны так и норовят учинить горожанам разнообразные гадости с летальным исходом. И если пресловутый Стивен Кинг имеет обыкновение помещать свою чертовщину в скучные интерьеры зауряднейшего Касл-Рока, то описанный нашим автором американский городок – местечко экстраординарное и без помощи бредового маньяка. С одной стороны, городишко как будто можно обойти пешком. С другой, в нем не меньше сорока двух полицейских участков и, кажется, есть метро (упоминается, правда, всего один раз). При этом сами полицейские в романе – готовая иллюстрация к рубрике «Их нравы». На глазах блюстителей порядка мистер Бред два десятилетия злостно химичит в своем особнячке (при этом гром гремит, земля трясется, черт на курице несется) – ноль внимания (один, правда, зашел туда, пропал, ну и ладно). Двадцать лет подряд в том же городке психопат ворует младенцев по наущению того же Бреда – ноль внимания. Парочка захудалых рокеров на протяжении четырехсот страниц разыгрывает на улицах и в барах сцены из «Прирожденных убийц» – копы только размазывают кровь, сопли и слюни по своим дебильным физиономиям.

Легко догадаться, что для литературного соперника Стивена Кинга Америка по-прежнему – «вероятный противник», коего надлежит изображать в карикатурном виде. Но все же автор перебарщивает: городок сплошь населяют граждане «с бородой и беспокойно бегающими глазами», «с суровым лицом и отсутствующим взглядом», «с рыжей бородой и тупыми глазами» и т. п. Правда, имеются здесь и положительный герой («сильный парень с мужественным лицом и твердым характером»), и героиня, борющаяся за право со временем стать положительной («невысокая девушка, смазливая и с невыносимым характером» – да-да, та самая, с которой «говорить было невыносимо приятно»). Разумеется, только им двоим из всех персонажей кунсткамеры удается выжить – остальные проваливаются в тартарары вместе со своими бородами, глазками и щупальцами.

Никого из них, естественно, не жаль. Разве может вызвать сочувствие начальник полиции Дарвин («Вероятно, в молодости ему везло с женщинами. Но несмотря на это, Дарвин был человеком суровым...»)? Или неприятный тип, который «работал химиком-исследователем в области неизведанного»? Или омерзительный уфолог (!), которого герои призывают, дабы тот изгнал беса? (В Касл-Роке подобными делами занимается экзорсист, но Георгиеву, конечно, видней). Для подобных граждан действительно лучшее лекарство – смерть, чтобы не мучались и читателя не мучили.

Отдадим должное автору: приближение смерти он описывает неторопливо и тщательно. Сперва «крылья неизведанного застучат в сознание с новой силой, норовя укутать беззащитный разум горьким туманом». Потом, натурально, явится «голос, исходивший из вечной бездны и навеянный дыханием смерти» (при этом «мука и сладострастие перемешаются, образовав какой-то сферический цилиндр»). И вот тогда, наконец, возникнет нужный монстр («от чудовища исходило сияние, оно непрерывно подергивалось»). Готово – все съедены. Туда и дорога. Янки, гоу хоум.

Заметим, что нелюбимые автором американцы гибнут в романе не только от лап и зубов потусторонних чудовищ, но и от простого огнестрельного оружия (в том числе и от новой модификации автомата «узи» – с двумя «з», «уззи»). Тем не менее стилистические разногласия автора с нелюбимыми персонажами видны и невооруженным глазом. Справедливо рассудив, что на всех метафор и сравнений не напасешься, Юрий Георгиев нашел одно – и меткое. «Как ошпаренный, он подскочил и, схватив трубку, буркнул что-то вроде возмущения». «Человек опрометью выскочил из дома и, сев в машину, тронулся с места, точно ошпаренный кипятком». «Он точно ошпаренный выдернул голову обратно». «Кот подскочил и как ошпаренный кинулся прочь...». И т. д. Если не считать бедного кота, все остальные янки получили по заслугам.

В тех же случаях, когда автору противно даже ошпаривать своих персонажей, возникает универсальное слово «довольно». И лицо персонажа «было довольно мясистым», и «талант репортера в нем был довольно высок», и «погода была довольно прохладной и пасмурной», и возраст госпожи Мур был «довольно критическим», и «комната была довольно большая, отделанная кафелем», и блондинка была «довольно смазливая», и волосы были «довольно длинные», и прохожий был «довольно немолодой», зато и «стрелял он довольно неплохо». Даже положительный герой Вилли, хоть и «проснулся довольно рано» и лицо его было «довольно привлекательным», не ушел от рокового словечка. По мере чтения романа становится очевидным по крайней мере одно преимущество пресловутого Стивена Кинга перед нашим соотечественником. Хитрый американец любую погрешность стиля всегда может объяснить нерадивостью переводчиков с английского на русский. Юрий же Георгиев, опрометчиво взявшись писать сразу на русском, лишил себя подобного прикрытия. Бандиты «предвкушали красивую бойню, окрашенную кровью полицейских». Герой «увидел всю картину измывания над несчастной женщиной». «Выстрелы сотрясли пригородный воздух» – и «еще двое террористов украсили улицу своими телами». Или это все же подстрочник?

Лично к автору больших претензий у меня нет. В принципе каждый дееспособный гражданин имеет право сочинять все что угодно для собственного удовольствия. Главную вину за «оттенки опасности», «свиноподобные носы» и прочие «сферические цилиндры» следует возложить на издателей из «Амальтеи» и «Эксмо», которые не просто вербуют мальчиков-двоечников в «русские Стивены Кинги», но и дурят головы этим бедным юным графоманам, уверяя, будто они – «писатели, ни в чем не уступающие признанным мастерам». («“Лучшее лекарство – смерть” – произведение, которое заставило меня поверить в свои силы и свою звезду», – простодушно признается Георгиев в уже упомянутом предисловии к книге). «Чтение-1» – наглядный пример книжной серии, мертворожденной уже априори и существующей в природе лишь для подтверждения коммерческой истины: покупателя обмануть нетрудно, он сам обманываться рад. Что же касается отдельно взятых писательских амбиций отдельных авторов-волонтеров, то разрушать чужой сон золотой совсем не хочется. Как-то неловко. Достаточно и того, что на конкретный вопрос «Ну как?» ответ будет обтекаемым: «Видишь ли, Юра...»

Всегда есть надежда, что Юра все-таки сам увидит.

1995

Данный текст является ознакомительным фрагментом.