Тут и сказке конец

Тут и сказке конец

Нынешняя политическая ситуация в России заставляет вспомнить об одной из самых трудных проблем, стоящих перед человечеством: что делать с национальными героями, которые совершили свой подвиг (на поле брани или в какой иной области) и умудрились после этого остаться в живых. Политологи давно уже обратили внимание, что даже русский фольклор, известный своею открытостью, в данном вопросе на редкость уклончив. Каждый порядочный сказитель, многословный в описаниях героических поступков Ивана-дурака, всегда чрезвычайно невнятен ближе к финалу сказки, когда победитель Змея или Кащея берет в жены Василису и занимает вакантный пост царя-батюшки. Что происходит дальше, покрыто мраком. В тех редких случаях, когда рассказчик выходит все-таки за пределы ритуальных фраз насчет употребления меда и пива, нас ждет всего лишь дежурная скороговорка: «Они-жили-долго-и-счастливо-и-умерли-в-один-день». Явилась ли эта синхронная гибель супругов естественной и сколь долго и сколь счастливо было правление царя-дурака – обходится осторожным молчанием. Можно только предположить, что кощееборец был весьма посредственным царем, а Василиса – не такой уж премудрой. Одним словом, репутацию их спасло только полное отсутствие в ту фольклорную пору свободы печати.

Увы: те благословенные времена уже не воротить. Сегодня жизнь любой нормальной российской знаменитости, борющейся за право именоваться совестью нации, более всего напоминает минное поле. Скажешь слово невпопад – и годами отполированный имидж загублен навеки. Не вовремя промолчишь – и будущий некролог непоправимо испорчен. За примерами далеко ходить не надо. Легендарный парижский отшельник, борец за права адмирала Колчака, издатель непотопляемого «Континента» Владимир Максимов, допустим, навредил себе в рекордно короткие сроки: две-три брюзгливых реплики, брошенных не по тому адресу, появление на людях в сомнительной компании, пара неловких попыток выступить в роли нового Бурцева и обличать в сотрудничестве с охранкой своего парижского литературного оппонента – и готово, нет авторитета, спекся. Тут же возникает ужасное предположение: а был ли «Континент» – несмотря на громкие имена в редколлегии – действительно хорошим, а не просто оппозиционным изданием? Другой пример. Язвительный Александр Зиновьев, логик, пострадавший от советской власти и обличавший ее долгие годы на средних волнах, собственноручно разбил свою бронзовую статую еще оперативнее: ненароком проболтался в «Правде», что, оказывается, коммунизм – это все-таки молодость мира, и его возводить, соответственно, молодым. И все, погибло реноме. Отныне наш современник посмотрит новыми глазами на «Зияющие высоты» и увидит в эпохальном труде только свод провинциальных шуточек, своего рода антологию «Крокодила» наоборот. Наконец, общий любимец, режиссер замечательного телебоевика про Глеба Жеглова и Володю Шарапова, друг и работодатель покойного Владимира Семеновича, невозмутимый Крымов в знаменитой соловьевской «Ассе»... где вы теперь, Станислав Сергеевич Говорухин? Ну чего вам стоило не снимать фильм «Россия, которую вы погубили»? Глядишь – и не возникли бы подозрения, что в успехе телесериала про «Черную кошку» были «повинны» не режиссер, лица не имеющий, но Владимир Высоцкий и братья Вайнеры...

И так далее, и тому подобное. Лишь в строгой юриспруденции закон не имеет обратной силы, в жизни все по-другому. Каждый последующий человек-легенда, становящийся вдруг на наших глазах просто человеком, вызывает нашу законную неприязнь. Умом-то мы все понимаем, что любая последующая жизнь героя не будет столь же героична, как предыдущая, а потому так или иначе будет отбрасывать тень на предыдущие заслуги перед Отечеством и на нас самих, назвавших когда-то эти заслуги заслугами. Собственно говоря, мы злимся сегодня не на погаснувших звезд, но прежде всего на нашу собственную непрозорливость и неумение вовремя отличить сверхновую от желтого карлика.

Самое печальное, что выхода из этой ситуации так и не придумано. Если, конечно, не считать выходом кардинальную идею, предложенную Хулио Кортасаром в рассказе «Мы так любим Гленду». В рассказе, как вы помните, поклонники великой актрисы готовились к покушению на свое божество – в тот момент, когда, по их мнению, актриса могла подпортить собственное реноме. Правда, в наших условиях идея эта себя не оправдывает. Во-первых, жестоко. Во-вторых, поздно.

1993