Нет смерти для него

Нет смерти для него

(О фильме «Телец» Александра Сокурова)

«Вы собираетесь жить после меня? – надменно и брезгливо спросил Этот человек у пожилой грузной женщины, сидящей рядом, и подобие усмешки зазмеилось в углах его губ. – Вы даже не представляете, что вас ждет – после меня…»

Летний день, высокая трава. Этот человек тяжко болен, распадается его титанический мозг, парализована половина тела. Он на пороге смерти, женщина рядом – его жена, они сидят на земле, которой Этот человек принес неисчислимые бедствия.

Это режиссер планетарной социальной катастрофы.

Это Владимир Ленин.

Ленин опять с нами – на девяносто минут его воскресил Александр Сокуров в своем новом фильме "Телец".

Первая картина из задуманной режиссером тетралогии о вождях XX века, "Молох", рассказывала об одном дне из жизни Адольфа Гитлера, в нынешней работе Сокуров взялся за куда более близкую, больную и живую для русской публики фигуру. Кажется, еще никогда Сокуров, затворник, поглощенный своим каторжным, монастырским трудом, так не хотел быть понятым – и он снял ясное, прозрачное кино, почти бестселлер, попытавшись максимально раскрыть для зрителя свое довольно-таки герметичное художественное пространство. Сокуров создал абсолютно художественный фильм – без идеологии, без "предрассудков любимой мысли" (выражение Пушкина), без конъюнктурных или коммерческих соображений, на пределе возможной и подвластной ему эстетической выразительности. Как правило, наша критика бессильна перед такими явлениями – когда из картины нельзя вытащить маленькую понятную идею или мораль, всякая художественность обычно называется "любованием". Если у Сокурова в кадре умирающий – значит, он любуется умиранием, если больной – любуется болезнью; в "Молохе" никто не болел и не умирал, а все ели, пили, танцевали и развлекались, – и критика решительно не знала, что и сказать о картине… Действие "Тельца" происходит летом 1922 года, когда больной "странной и непонятной", как говорил сам Ленин, болезнью – окончательный диагноз был "атеросклероз от изнашивания", что выражалось в периодах правостороннего паралича и помутнения сознания, – вождь отправлен на лечение в Горки и полностью изолирован от мира. В сильный сценарий Юрия Арабова искусно вплетены многие реальные факты, вещественная среда воссоздана с характерной для Сокурова и его съемочной группы колдовской тщательностью, а сложнейший, занимавший много часов портретный грим Леонида Мозгового (Ленин) и Марии Кузнецовой (Крупская) не заметен ни секунды. Все призвано затянуть зрителя внутрь фильма, заставить провести с героями один летний день и поверить: было именно так. Не будем все-таки путать неведомую нам историческую правду с художественной – это сокуровский Ленин, увиденный сокуровскими глазами (режиссер здесь является и главным оператором – редчайший случай).

Владимир Ленин был поставлен на шестой части суши вместо Иисуса Христа. Его лицо заменило Божий лик, его жизнь и его речи изучались вместо Священного Писания, его славили поэты, его младенческий образ в центре пятиконечной звезды носили на груди дети, его имя было клеймом на огромной стране, и этот фарс продолжался более семидесяти лет. По всем приметам, Владимир Ленин был избран на роль Антихриста – личности, противоположной Христу, призванной соблазнить народы. Но роль – это не человек. А что за человек был Владимир Ленин и что с ним стряслось, мы начали было обдумывать в конце восьмидесятых годов, да и бросили.

Кто-то еще потоптался возле лавочки, торгующей Лениным, кто-то позубоскалил насчет маленьких и лысых, от которых одни беды, но очень скоро сделалось как-то не до того. Не осмыслив прошедшего, взялись на скорую руку варганить настоящее – и сварганили. Народ, отвергнувший своего Бога и осквернивший свою землю, и не подумал хотя бы извиниться перед ними. Нет, он по-прежнему готов винить в своих несчастиях кого угодно, кроме себя, и чем-то постоянно недоволен. Этот народ принял полную меру адской муки, вынес гнев Божий, видел над собой ужас кары Господней – и так ничего и не понял. Придется додумать то, что не додумали, "не можешь – научим, не хочешь – заставим", как говорилось в пионерской речевке. Дверь в прошлое вновь неумолимо открывается, впуская отринутые тени. И эти тени словно бы сами находят себе воплотителей. Эти тени тревожат наших лучших режиссеров – воззвали они и к Александру Сокурову.

Сокуров отдал многую дань художественному своеволию, даже художественным капризам, но постепенно домучился до строгой и точной речи, до исполнения серьезных и общих задач. Дар его не назовешь солнечным – скорее, ангел сумерек пролетел над колыбелью будущего режиссера. Резкий и сильный шаг к осмыслению демонических подмен и провокаций в истории Сокуров сделал в картине "Молох", рассказывающей с классицистской ясностью сюжета и актерских работ об одном дне жизни Адольфа Гитлера. "Телец" в известной степени сделан "по лекалам" "Молоха" (обычный день необычного человека, включающий прогулку, обед, общение с близкими), но и отличается от него не меньше, чем Ленин от Гитлера. Гитлер – он, как известно, капут, а Ленин – вечно живой. В "Тельце" чувствуется совсем иная мера тревоги, страдания, горестного изумления, напряженного вглядывания в избранный "объект". Сокуровский Гитлер бывал смешон и жалок, сокуровский Ленин в воплощении актера-медиума Леонида Мозгового – трагичен.

Все то, что было так далеко и так чуждо гениальному политическому животному В. И. Ленину – природа, частная жизнь, семья, болезнь, то есть самая обыкновенно-человеческая материя жизни, – то и навалилось на него, воинствующего материалиста, жившего, однако, лишь исключительными конвульсиями своего уродливого, но могучего духа. Об этом парадоксе писал В. В. Розанов – русские революционеры, аскеты и подвижники, по его мнению, были воспитаны христианской идеологией и культурой, а материализм и позитивизм, за который они всю жизнь воевали, мог породить одних воров и циников. Коммунистическое здание повалится в третьем-четвертом поколении, считал философ.

Сокуровский Ленин испытывает обыкновенную человеческую трагедию войны духа и тела – и в полном соответствии с его учением материя оказывается первична. Как духовное существо, Ленин в ярости, он ненавидит свою болезнь и не смиряется с пучиной унижения, в которую она его погружает ежеминутно. Тело, внешне довольно крепкое тело мужчины средних лет, его возят в каталке, носят на руках, моют в ванне, кутают, вытирают, одевают, кормят… властитель, по одному слову которого двигались миллионы, лишился власти над собственным телом. И это только начало кошмара.

Вскоре это злосчастное тело, выпотрошенное, будет месяцами плавать в формалине и глицерине по инициативе ученых, дворян, профессоров Збарского и Воробьева (никаких народных просьб забальзамировать Ленина не было, семья Ленина была против, советское правительство отнеслось к идее скептически), а потом до скончания веков лежать на всеобщем обозрении…

Вспышки ясного и беспощадного сознания, преображающие в "Тельце" это до ужаса знакомое лицо, провоцируют представить, каким бывал этот человек в силе и могуществе. Волевой, насмешливый, недобрый, упрямый. При этом – сохраняющий четкий отпечаток дворянского происхождения. Заподозрив в докторе шпиона, говорит с ним по-немецки, к жене обращается на "вы", узнав за обедом, что обстановка "экспроприированная", в гневе крушит и ломает все кругом. Он все-таки русский дворянин, а не семинарист-недоучка. Он из ворованного серебра есть не будет.

Дитя XIX века, воспитанник русской литературы, Ленин Сокурова в исполнении Мозгового сделал с собой и своей жизнью нечто подлинно жуткое, находящееся за гранью обычного человеческого понимания. Ощущение тяжкого непоправимого несчастья, которое произошло с этим человеком, сопровождает зрителя от начала и до конца. Ибо это не карикатурный тиран, не марионетка, не шарлатан, не мелкий бес. Такой человек въявь существовал – и создатели картины воплощают один день из его жизни с кропотливостью мистического наваждения, болезненно-яркого, детально разработанного кошмара. Вокруг него – та особенная, гнетущая атмосфера мелких бессмысленных хлопот и нескончаемой тоски, которая устанавливается в присутствии неизлечимо больного. И еще что-то словно витает в воздухе – какое-то марево, темное, тревожное, ужасное для живой души. От начала до конца картины, от утреннего пробуждения до послеобеденной прогулки в парке, герои "Тельца» окружены природой, тоже являющейся героиней фильма.

Если Адольф Гитлер был соотнесен Сокуровым с туманным горным пейзажем и немецким романтизмом, то Ленин существует в пейзаже русском, усадебном, воплощенном Сокуровым – режиссером и оператором – с лирической пронзительностью, не уступающей, пожалуй, Тарковскому – Рербергу в "Зеркале". Пейзажи "Тельца" достойны пера Тургенева – это мягкая, душевная природа средней русской полосы, с классической усадьбой на возвышении, аллеями, беседками, прудами и лесами. Здесь все как было, ничто не повреждено, вот-вот, кажется, выедет на заливной луг тургеневский или бунинский барин с ружьем. На природе глаза Сокурова будто проясняются от зловещего марева, в которое погружена внутренняя жизнь дома, с ее бестолковщиной, грубостью, кишением какой-то "насекомой" суеты-маеты. Природа будто нарочно укоризненно спокойна и прекрасна, безмятежна и невозмутима. Точно ей нет никакого дела до того, что "барин", выехавший на охоту, стреляет мысленно, из пальца: "Пу!" (телефон отключен, ружье отобрано), что он бросил вызов всем божеским законам, что нет ничего более враждебного и несовместимого, чем он – и она.

Одна из лучших сцен картины – разговор Ленина и Крупской, сидящих на лугу, в траве. Психологический этюд о мужчине и женщине, проживших вместе всю жизнь, сделан, можно сказать, "по-чеховски" – лаконично, беспощадно и пронзительно. Дебют Марии Кузнецовой никак не может пройти незамеченным – и не только потому, что Ленины все ж таки были играны, а такой Крупской мы не видели. Превращенная хронической мужниной нелюбовью в неженственного монстра – первообраза будущего чудовища "советской педагогики", неопрятная и нелепая старая дура, эта Жена куда человечнее Мужа своей неистовой преданностью и неуклюжей нежностью. Растерянная и ошеломленная свалившимся несчастьем, она постоянно хочет быть рядом с ним – поправить что-нибудь, погладить, почитать, ведь так было всю жизнь, и всю жизнь она терпела и сносила его холодную брезгливую вежливость. Так они и сидят в траве – два пожилых, нездоровых, одиноких человека, что остались наедине с итогами прожитой жизни. Молчит коварный сфинкс природы, заключая две фигуры в картину трагической силы.

Философия Сокурова, насколько можно судить по фильмам "Смиренная жизнь", "Мать и сын". "Молох" и другим работам, предлагает человеку сознательное смирение перед неподвластным кругом бытия.

Самонадеянные гордецы, идущие путем насилия над этим кругом, обречены на полное отсутствие благодати. Режиссер обратился к вождям прошлого века, дабы обнаружить фантомную и безблагодатную сущность их власти, пожирающей их собственную жизнь. Но в личности Ленина он нашел искры высокой трагедии.

Навещающий Ленина Сталин (Сергей Ражук), появляющийся и отбывающий с какой-то гадкой, раздражающей медленностью и вымороченностью, совсем уж чудище, с темными пустыми глазами, фарсовой бессмыслицей – но и мнимой многозначительностью речи, призрак, адская кукла. Ленин же – человек, с чертами высокого замысла о себе, замысла, полностью извращенного и потерянного.

"У меня было имение на Волге…" – скажет он задумчиво, что-то припоминая. Да, отличник гимназии, закончивший экстерном университет, обожавший Щедрина, Толстого, Чехова, выдающийся интеллект, аскет, подвижник, черный святой, Прометей тьмы, мученик гибельного, левого пути, по которому пошел до конца. В этом-то и есть скверна зла, извращающего не худшее – худшее-то зачем извращать, – а лучшее. Мечты о счастье народа, о социальной справедливости, о новой, цивилизованной России, духовное напряжение тысяч мыслящих людей обернулись гигантской катастрофой. Она может повториться, она всегда может повториться, если в школе жизни не ходить на уроки истории.

Оставленный Богом, природой, людьми, выброшенный из чертова колеса власти, Ленин остается в конце фильма один, жуткий и невероятный.

Фильм заканчивается его длительным крупным планом. Парк, беседка, сумерки, он сидит в инвалидном кресле, он один, Крупская побежала в дом, поскольку вдруг заработал отключенный телефон. Сначала он кричит от страха – в ответ мычит корова на лугу. Потом успокаивается, стихает. По небу плывут легкие облака, а по безумному лицу вождя, свершившего то, что свершить было не в человеческих силах, проходят чередою странные улыбки, гримасы, какая-то неведомая рябь на поверхности темной бездны, в которую он погружается. Мычащая на лугу корова – реальна, хороша, и на своем месте, а это бывшее создание Господне – места не имеет. Для него нет даже смерти, о которой он просил свою инфернальную партию. "Я решил просить у партии яду… Мое положение катастрофично" (это правда, такое решение Ленин действительно принимал). Не дали. Нет смерти для него. Не болезнь, не смерть сами по себе интересуют Александра Сокурова, но то, что сквозит через дыры плотной ткани земного бытия, когда она рвется, расползается на своих границах. Ужасная судьба Ленина вызывает в душе не сожаление, не сочувствие, а необъяснимое содрогание – точно в этой судьбе нам явлено что-то основное, сокровенное, запредельное. Вот, к примеру, светлый мистик Даниил Андреев в книге "Роза мира" описал разнообразные потусторонние миры, миры посмертия, и не то важно, как он их описал – скорее всего, грезил в сталинской тюрьме с голоду, – а важна его трогательно чистая душа, пытавшаяся "навести порядок" в обезумевшем мире. И он в своем воображении увидел, что после смерти Ленин долго страдал в разных искупительных мирах, но потихоньку все-таки продвигается к свету. Ни одного палача истории Андреев не пощадил, всех сбросил на дно Галактики, а Ленину, которого счел падшим титаном, пожелал многотрудного искупления. Стало быть, есть в этой личности что-то, предполагающее такое желание и такую жажду – жажду искупления, когда хочется поправить непоправимое, найти исход в безысходности.

Наверное, неспроста "Телец" вышел почти что одновременно с картиной Глеба Панфилова "Романовы: венценосная семья". Их не нужно и невозможно сравнивать, важно другое: нашим кино обживается историческое пространство, в котором гуманистическое чувство оказывается сильней идеологии. И Николай Романов, и Ленин, лишившись власти, вынуждены жить частной жизнью, но плохой царь оказывается чудесным человеком и семьянином, достойно проживающим все этапы мученичества, а гениальный политик остается с чудовищными пустотами в душе и отвратительным, трагическим бессилием перед воспетой им материей. Романов принимает страдальческий венец, окруженный любящими людьми, Ленин погружен в холод, отчаяние и распад.

И не надо спорить, кто был прав и кто виноват. Надо всех похоронить. Обо всех поплакать. И не делать больше, за ради Бога, таких ужасных исторических глупостей.

2001

Данный текст является ознакомительным фрагментом.