I
I
Рассказ о жизни Успенского невозможен без обращения к его творчеству, анализ его произведений немыслим без учета жизненных обстоятельств, при которых эти произведения создавались. "Вся моя новая биография… — говорит Успенский, — пересказана почти изо дня в день в моих книгах. Больше у меня ничего в жизни личной не было и нет".
Глеб Иванович Успенский родился 13 октября 1843 года в Туле. Отец его, Иван Яковлевич Успенский, небогатый чиновник, служил секретарем Тульской палаты государственных имуществ, управляющим которой был Г. Ф. Соколов, отец матери писателя. В большой семье деда, среди приживалов и неудачливых артистов, пригретых своенравным хозяином, и проходили большей частью детские годы Глеба. Семьи родителей и деда были типичными, по укладу жизни и господствовавшим нравам, чиновничьими семьями дореформенного времени. Материальный достаток здесь целиком основывался на доходах, доставляемых службой. И отец Успенского и дед были по-своему честными и доброжелательными людьми, широко помогали нуждавшимся, но безудержный чиновничий произвол и взяточничество наложили и на них свой отпечаток. В доме отца впечатлительный мальчик наблюдал немало челобитчиков — крестьян, ремесленников, мещан, подкреплявших свои просьбы различными приношениями. "В детстве, — вспоминал впоследствии Успенский, — я много пережил и перевидел крестьянских бедствий, и взяточничество царило повсюду, рекрутские поборы, волостные старшины, писаря и вся тяжебная волокита мне хорошо известны…" Недаром уже в одном из ранних своих произведений, в рассказе "Семениха" (1864), он дал яркие зарисовки этого повсеместного взяточничества.
К числу отрадных детских впечатлений, обогативших память будущего писателя, следует отнести раннее его знакомство с миром народного творчества. Одна из близких родственниц деда была, по свидетельству современника, замечательной сказочницей. Она, бывало, "целые дни занимала Глеба и его сверстника сказками о спяшей царевне, о Кащее бессмертном, об Иване-царевиче, наконец целою сериею сказок Шехерезады, а также рассказывала она по картинкам "Не любо не слушай, а врать не мешай"… дети готовы были не спать целые ночи, лишь бы слушать эту приветливую улыбающуюся старушку-бабушку, с каждым словом которой открывались все новые, чудные картины". Раздвигали мир любознательного и восприимчивого мальчика и многочисленные странницы, богомолки, нищие, платившие за приют и подаяния в доме Успенских своими рассказами о виденном и пережитом.
Если посмотреть со стороны на детские и юношеские годы Успенского, то внешне жизнь в эти годы может представиться вполне благополучной, чуть не идиллической. В самом деле: материальный достаток, всеобщее внимание и любовь, которыми был окружен ребенок, доброта отца, неусыпные заботы матери. Незаурядной личностью был, при всем его крутом нраве, и Г. Ф. Соколов. Он был не чужд искусству и литературе, о ранних произведениях своего любимца-внука он отзывался потом как о сочинениях, "исполненных остроты и неподдельного юмора". И однако писатель впоследствии с суровым осуждением взглянул на ранние годы своей жизни, включая и детство. "Вся моя личная жизнь, — говорил он, — вся обстановка моей личной жизни лет до 20-ти обрекала меня на полное затмение ума, полную погибель, глубочайшую дикость понятий, неразвитость и вообще отдаляла от жизни белого света на неиссякаемое расстояние. Я помню, что я плакал беспрестанно, но не знал, отчего это происходит".
Причины этой суровой оценки писателем своего прошлого нужно искать не только в семейной обстановке Успенского. Первые годы его сознательной жизни, как и начальные годы ученья, приходились на период мертвящей политической реакции конца 1840-х — начала 1850-х годов. Затхлая атмосфера мрачной николаевской эпохи сказывалась и на семейном укладе чиновников, среди которых рос мальчик. Вот почему Успенский потом так беспощадно называл чиновничьи семьи, виденные им в детстве, "лихоимными гнездами".
Обстановку, царившую в этих семьях, писатель хорошо обрисовал в очерке "На старом пепелище" (1876). "В каждой семье, — говорится там, — было притворство, подавленность личная и личная друг перед другом ложь; зависимость от главы семьи, в одних вкорененная с детства, в других, необходимая ввиду того, что глава этот — кроме родства, и начальник, заставляла эти насильственные семьи вырабатывать самое лицемерное обличье, заставляла ежеминутно лгать, притворяться и рабствовать". В словах о родственниках, связанных и служебными отношениями, нетрудно видеть автобиографический намек на отношения семей Успенских и Соколовых. Обобщающую картину детства в подобной среде дал писатель в рассказе "Парамон юродивый" (1877).
Этот же дух покорности, страха перед "начальством" господствовал и в тогдашних гимназиях, в которых пришлось учиться Успенскому. В 1853 году он был отдан в Тульскую гимназию, где проучился до 1856 года. "Тульская гимназия, в которой учился Глеб Иванович, — рассказывает его сверстник, — находилась на… Хлебной площади, где время от времени воздвигался эшафот для конфирмации и наказания кнутом преступников. Окна нашего первого класса выходили как раз на площадь, и из окон, вдали, можно было видеть всю процессию и экзекуцию". Успенский был в числе гимназистов, которые "с ужасом отбегали от окна, боясь услышать страшный крик преступника, раздававшийся, после каждого удара палача, по площади, над заледеневшею от ужаса толпою".
Один из героев Успенского ("Волей-неволей", 1884) так рассказывает о гимназическом прошлом: "Инспектор в нашей гимназии был человек совершенно типический по тогдашнему времени — человек мертвого сердца и мертвого ума. Тишина, молчание, фронт (тогда военное время внесло и в гражданские учебные заведения военные приемы), стрижка под гребенку, аккуратно всех поголовно, всех в известный день и час, вот материал, на котором он практиковал свое мертвое сердце". Люди мертвого ума и сердца — это, конечно, идеал николаевского режима.
В 1856 году Г. И. Успенский переводится на службу в Чернигов делопроизводителем хозяйственного отделения казенной палаты государственных имуществ. Его сын переходит в Черниговскую гимназию, в 4-й класс которой поступает в августе того же года.
Годы пребывания Успенского в Черниговской гимназии (1856–1861) совпали уже с новым периодом в русской общественной жизни. Поражение в Крымской войне, вскрывшее всю гнилость самодержавно-крепостнического режима, рост крестьянского движения, направленного против власти помещиков, осознание даже правящими кругами необходимости реформ, общественный подъем, связанный с подготовкой и проведением этих реформ, революционная проповедь Чернышевского и Добролюбова в "Современнике", Герцена и Огарева в "Колоколе", решительный голос в защиту угнетенного народа со страниц произведений лучших руссиих писателей — все это приводило в движение широчайшие круги русского общества, затрагивало самые отдаленные уголки его жизни, самые разнообразные стороны его деятельности. Революционная ситуация 1859–1861 годов была кульминационным периодом этого широкого общественного движения.
Хотя Черниговская гимназия, как и Тульская, была типичным рутинным учебным заведением, веяния нового понемногу, разными путями и способами, начали доходить и сюда. Учеба Успенского в Чернигове не сразу пошла успешно, к казенной программе обучения он оставался равнодушен во все время пребывания в гимназии. Но уже в эти годы стали проявляться черты недюжинной личности будущего писателя. Его общительный характер, любовь к литературе, познаниями в которой он неизменно делился с товарищами, — все это способствовало упрочению его авторитета в гимназической среде. Еще в ранние годы, пользуясь книгами небольшой домашней библиотеки, Успенсиий начал знакомиться с русской литературой — Карамзиным, Лермонтовым, Пушкиным. В Черниговской гимназии круг его чтения неизмеримо расширяется. Передовые русские журналы, доходившие и до Чернигова, знакомили читателя с произведениями Тургенева, Толстого, Островского, Некрасова, Щедрина, статьями Чернышевского, Добролюбова, Герцена. В Черниговской гимназии определилась склонность Успенского к литературному творчеству, воспитанниками гимназии выпускался журнал "Молодые побеги", и Успенский принимал в нем деятельное участие. Не мог не способствовать стремлению юноши-гимназиста к творчеству и тот факт, что к этому времени его двоюродный брат Н. В. Успенский уже печатался в столичной прессе.
Вся обстановка жизни и умонастроение, сложившееся ко времени окончания гимназии, вели молодого Успенского к решению, столь характерному для широких кругов разночинной молодежи той поры: ехать в Петербург, в университет — в водоворот общественной жизни, кипевшей там в эти годы.
Летом 1861 года Успенский приезжает в Петербург для поступления на юридический факультет Петербургского университета. После сдачи экзаменов он 15 сентября был принят в число студентов, но мечте писателя получить университетское образование не суждено было сбыться: вследствие студенческих волнений университет был закрыт, и Успенский в декабре того же года был отчислен. Первое пребывание Успенского в Петербурге было непродолжительным, но оно имело для него большое значение. Нет сомнения, что Успенсиий, новичок в университете, не остался в стороне от студенческих волнений и сочувствовал им.
Успенский оказался в Петербурге в сложное для революционной демократии время, хотя поворот царского правительства к реакции после проведения реформы еще не был достаточно ощутим, а надежда идеологов революционной демократии на близкую крестьянскую революцию еще не была поколебленной. Смерть Добролюбова, рост цензурных притеснений прогрессивной печати, усиление полицейских репрессий против участников освободительного движения, закрытие университета, подготовлявшийся арест Чернышевского, который последовал летом 1862 года, — все это отражалось на настроениях передовой молодежи. Но вместе с тем для Успенского это время — период активного приобщения к революционно-демократической идеологии, к передовой литературе и журналистике того времени, к широкому общественному движению.
После отчисления из Петербургского университета Успенский переезжает в Москву и пытается поступить в Московский университет. Однако он не был принят, так как не представил надлежащих документов и не смог внести платы за слушание лекций. Суровая нужда сопутствует Успенскому с первых же шагов самостоятельной жизни; семья, благосостояние которой пошатнулось после реформы, почти не могла помогать ему. О периоде московской жизни в автобиографии Успенского говорится: "Здесь долго голодал. Отец мой разорился, семья была большая, но я получал 25 рублей". Для добывания хлеба насущного ему пришлось работать корректором в типографии газеты "Московские ведомости".
В эту трудную для Успенского пору и началась литературная деятельность, определившая дальнейший ход всей его жизни. В 1862 году в журнале Л. Н. Толстого "Ясная Поляна" (очевидно, при содействии Н. В. Успенского) появляется рассказ Г. И. Успенского "Михалыч", а в малоизвестном московском журнале "Зритель" — рассказ "Отцы и дети" (впоследствии "Идиллия"). Сам писатель началом своего творческого пути считал рассказ "Старьевщик", появившийся в 1863 году в столичном журнале "Библиотека для чтения". О появлении этого произведения он не без гордости сообщал родителям: "Прошу вас взять у Кранца № 12 "Библиотеки для чтения"… и прочитайте там мой рассказ "Старьевщик" (из московской жизни)… Посмотрите также в этой книжке объявление и полюбуйтесь, что Г. И. Успенский наряду с И. С. Тургеневым. Мне даже самому смешно".
Начальные годы писательского пути Успенского были чрезвычайно тяжелыми — типичными для писателей-разночинцев той поры. Материальная нужда, труд из-за денег, постоянная спешка в работе, выступления в различного рода печатных органах — вот характерные черты его биографии начала 1860-х годов. В январе 1864 года умер отец, и Глебу Ивановичу, как старшему из сыновей, пришлось взять на себя заботы об обеспечении матери и младших братьев и сестер. Он много хлопочет по различным инстанциям о пособии семье (удалось добиться пособия на воспитание детей — по 400 руб. в год на семь лет), в 1865 году отправляется в Чернигов и перевозит мать с семьей в Тулу, "на старое пепелище", лихорадочно работает над новыми произведениями. Но литературный заработок начинающего писателя был ничтожен: порой ему платили по 3–5 рублей за рассказ.
Характерна для Успенского периода 1860-х годов и его, как выражался сам писатель, "литературная бесприютность". Наряду с сотрудничеством в "Русском слове", а затем в "Современнике", он печатается в "Зрителе", "Библиотеке для чтения", в иллюстрированном издании "Северное сияние", в "Искре", "Будильнике", затем "Петербургском комиссионере", "Женском вестнике" и др. Один перечень этих различных печатных органов говорит сам за себя. Впоследствии об этом времени напряженной, но часто беспорядочной литературной работы Успенский писал: "Личная душевная жизнь и неразрывная с ней литературная работа поддерживались во мне и подкреплялись долгие годы без всякой личной или нравственной с чьей-либо стороны поддержки, и так было до 68 года" (времени перехода "Отечественных записок" в руки Некрасова и Салтыкова-Щедрина).
Из-за литературной бесприютности Успенский в этот период не раз обращается и к нелитературным заработкам. Так, в 1867 году, выдержав при Петербургском университете экзамен на звание учителя русского языка в уездных училищах, Успенский некоторое время учительствует в г. Епифани Тульской губернии. Однако писатель не мог примириться с засасывающей тиной обывательской провинциальной жизни, не был он удовлетворен и постановкой самого дела народного образования. Вследствие этого он скоро оставляет работу учителя (об этом эпизоде своей биографии Успенский рассказал потом в очерке "Спустя рукава" и отчасти в "Разоренье"). Затем он пытался работать делопроизводителем у прокурора, но и эта, служба его, конечно, не могла удовлетворить. Его жизнь, умственные искания и цели все более и более определяла литературная деятельность.
Произведения Успенского первой половины 1860-х годов многочисленны я разнообразны по тематике; не одинаковы они и по художественному уровню. Сам писатель впоследствии весьма строго подошел к раннему периоду своего творчества и немногое отобрал для. помещения в Собрание сочинений. Жизненную основу ранних произведений Успенского составили его наблюдения над жизнью Тулы и Чернигова и впечатления, вынесенные из скитаний по разным "углам" и "трущобам" Петербурга и Москвы. Жизнь городских низов, мещанства, нравы чиновников, изредка изображения деревни — вот содержание первых рассказов и очерков Успенского. Уже в эту пору определился демократизм самой тематики его произведений, отчетливо выражено стремление писателя изображать правду народной жизни "без всяких прикрас", как это требовал Чернышевский, как этого требовали традиции "гоголевского направления" в русской литературе. Это стремление молодого Успенского следовать принципам революционно-демократической эстетики сближало его с писателями-демократами того времени: Помяловским, Решетниковым, Левитовым, Н. Успенским и др. Сам Глеб Успенский становится одним из ярких представителей этой замечательной плеяды писателей-шестидесятников. Литературная близость к указанным писателям углублялась к тому же и личным с ними общением.
Уже в ранних произведениях, таких как "Гость", "Старьевшик", "Побирушки", "Зимний вечер" и др., сказались характерные черты Успенского-писателя, его зоркая наблюдательность, уменье подметить существенные детали в явлениях жизни, знание и мастерское владение живой разговорной речью, его мягкий веселый юмор, полный сочувствия к маленькому человеку. Недаром И. А. Гончаров отмечал в Успенском родство с наследием Н. В. Гоголя.
Итоговым и вместе с тем этапным произведением Успенского периода 1860-х годов являются его очерки "Нравы Растеряевой улицы" (1866).
Знаменателен сам факт публикации этих очерков в органе революционной демократия — "Современнике" (печатание оборвалось в связи с закрытием журнала после выстрела Каракозова). Еще в 1865 году по приглашению Некрасова Успенский помешает в "Современнике" очерк "Деревенские встречи". Как известно, великий поэт был не только выдающимся деятелем русской литературы, но и замечательным ее вождем и организатором. Особенно много Некрасов, вместе с Чернышевским, Добролюбовым, Щедриным, сделал для выдвижения и роста демократических сил в литературе. Естественно, что творчество молодого Успенского скоро привлекло внимание Некрасова. После приглашения Успенского в "Современник" Некрасов неизменно пристально следит за деятельностью писателя, помогает ему материально, не раз ходатайствует перед Литературным фондом "в пользу этого очень бедного, очень деликатного и очень даровитого литератора". Что касается самого Успенского, то можно сказать, что он преклонялся перед Некрасовым — и как гениальным поэтом и как замечательным человеком. В воспоминаниях об Успенском содержится немало свидетельств о восторженном отношении писателя к поэзии Некрасова, в своих произведениях Успенский не раз испольаует некрасовские образы и выражения. После смерти поэта в защиту его памяти от нападок реакционной прессы Успенский выступил со специальной статьей. Нет сомнения, что сближение Успенского в 1860-х годах с кругом "Современника" явилось выражением идейного и творческого роста писателя, его зрелости. Ярким свидетельством этого и явились очерки "Нравы Растеряевой улицы".
В "Нравах Растеряевой улицы", этом первом своем крупном произведении, Успенский, следуя заветам революционно-демократической эстетики, смог нарисовать широкую картину русской жизни первых лет пореформенного периода. Жизнь народных низов, ремесленного и рабочего люда, которую так хорошо знал с детства Успенский по родной Туле, — вот что в первую очередь занимает художника-демократа. "В очерках "Нравы Растеряевой улицы", — писал в статье об Успенском А. С. Серафимович, — он нарисовал картину бесчеловечной эксплуатации, кабалы, нищеты и беспросветной нужды".
В ярких, конкретных образах и картинах рисует Успенский жизнь бедняка-ремесленника, фабричного рабочего, их забитость, бедность, бесправие и вместе с тем — темноту, бескультурье, пьянство — эти уродливые порождения уродливых социальных отношений. Писатель скорбит, что рабочий, тяжким трудом зарабатывающий себе средства на жалкое существование, еще полон крепостнического страха перед "хозяином", фабрикантом, несмотря на "новые времена", наступившие после реформы. "И странное дело, — говорится в очерках о рабочих, — как нетерпеливы они в то время, когда хозяин как-то бестолково оттягивает минуту расчета… столько же народ этот делается робким, трусливым, даже начинает креститься, когда, наконец, настает самая минута расчета". В другом месте очерков о той же забитости растеряевцев писатель говорит: "Растеряевец с давнего времени привык полагаться на бога, будучи горьким опытом убежден, что спасение его не в руках человеческих".
Сила реализма Успенского в изображении народной жизни заключается в том, что он не только рисует суровую "правду без всяких прикрас", но и показывает, что эта жизнь при данных социальных отношениях не может быть иной. Так, пьянство, которое отравляет семейные отношения и усугубляет материальную нужду рабочего-растеряевца, выступает закономерным порождением всех сложных обстоятельств, в которых протекает вся его жизнь. "Трудно не пить в Растеряевой улице", — с горечью заключает писатель.
Таким образом, новые пореформенные порядки не принесли облегчения трудовой массе, наоборот, "новые времена" усилили власть хозяев фабрик и мастерских, увеличили зависимость бедноты от торговцев, ростовщиков, нарождающихся хищников типа Прохора Порфирыча.
Сочетание пережитков старого крепостнического уклада с явлениями "нового", характеризовавшая это время "растерянность" "старого" перед "новым" с большой зоркостью и конкретностью подмечены Успенским. Растущая сила "денежных людей" и разорение части дворянства не раз отмечаются в очерках. Умение за мелким, но характерным фактом увидеть начавшиеся сдвиги большого социального значения — в этом одна из особенностей Успенского-реалиста, ярко сказавшаяся и в "Нравах Растеряевой улицы".
К числу предприимчивых деятелей, которые уже "не робеют-с" в наступившее новое время, относится Прохор Порфирыч, хорошо усвоивший принципы накопительства в пореформенную эпоху. Это образ большой обобщающей силы. Его рассуждения о "новых временах", когда "подкараулил минутку — только пятачком помахивай", его стремление сесть на шею ближнему перекликаются с щедринскими образами Колупаевых, Разуваевых и Деруновых.
Беспощадно правдив Успенский и в обличении чиновничьего и мещанского быта, который также хорошо был знаком писателю с детства. В изображении мрачной фигуры Толоконникова, истязателя и ханжи, отчетливы сатирические ноты; в образе мещанина Дрыкина с огромной силой изображено темное, уродливое самодурство, мрачный быт, обусловленный практикой стяжательства и накопительства.
В "Нравах Растеряевой улицы" в полную силу развернулись мастерство и талант писателя, его наблюдательность, искусство диалога, тонкий юмор. В этом произведении проявилось и то новое, что еще в недостаточной мере удавалось в ранних произведениях: умение осмыслить и обобщить разнообразные явления действительности, создание типических картин и образов. Само понятие "Растеряевой улицы", "растеряевщины" стало одним из ярких художественных обобщений, созданных Успенским. Оно отразило положение различных слоев русского общества в этот период. В "Нравах Растеряевой улицы" нашли яркое выражение глубокий демократизм писателя, его любовно-сочувственное отношение к людям социальных низов. В произведении отчетливо сказалось критическое отношение писателя к современному социальному строю, столь враждебному угнетенным массам.
"Нравы Растеряевой улицы" явились одним из выдающихся произведений демократической литературы 1860-х годов, одной из книг, социальная ценность которых, по определению А. М. Горького, "не утрачена и для наших дней".
В период создании "Нравов Растеряевой улицы" и непосредственно после них Успенский, уже опытный, но отнюдь не остановившийся в своем росте мастер короткого рассказа, очерка, создает ряд замечательных и в идейном и в художественном отношениях произведений. Швейная мастерская, содержавшаяся "мадамой", быт, страсти и неутешные горести девушек-швей, толкаемых условиями нищенского бытия на путь нравственного падения ("Первая квартира"); трогательный образ пиро— и гидротехника Иванова и его жены, вынужденных ради своего спасения увеселять купцов Псуновых и Тюриных ("Нужда песенки поет"); участь кухарки Марфы, пришедшей в большой город на заработки из деревни Босоноговой ("По черной лестнице"), — таков мир картин и образов, рисуемых Успенским в его художественных миниатюрах второй половины 60-х годов.
Выдающимся достижением Успенского этих лет является его очерк "Будка" (1868), опубликованный на страницах журнала "Отечественные записки". В чем состоит обобщающая сила образа будочника Мымрецова с его знаменитым девизом: "тащить" и "не пущать"? "Тащил он, — говорится в очерке, — обыкновенно туда, куда решительно не желали попасть, а не пускал туда, куда этого смертельно желали". Будочник Мымрецов — это самая маленькая фигура и самая низшая ступень в полицейско-бюрократическом аппарате самодержавного строя, сам он — тупой, невежественный человек. И однако образ его под пером писателя-реалиста вырос до символа всей полицейской царской реакции. Недаром впоследствии В. И. Ленин и И. В. Сталин использовали в своих трудах этот образ для обличения самодержавия. Обобщающая сила образа Мымрецова в том и заключалась, что в его облике воплощены черты идеального служаки самодержавного режима: тупость, неспособность рассуждать, безусловное повиновение, механическая исполнительность в осуществлении раз навсегда усвоенных предначертаний "начальства". Образ будочника Мымрецова в русской литературе стоит в одном ряду с такими обобщениями, как Держиморда у Гоголя, градоправители у Щедрина, унтер Пришибеев у Чехова.
Крупным произведением Успенского является цикл повестей "Разоренье" (1869–1871). Этот цикл, созданный главным образом на материале новых и старых наблюдений писателя над жизнью той же Тулы и Тульской губернии, является как бы соединительным звеном между произведениями Успенского 1860-х годов и новым творческим этапом, связанным с исторической действительностью уже 1870-х годов.
Задача произведения — изобразить "разоренье", крушение старых, уходящих корнями в крепостническое прошлое порядков России, подметить черты новых явлений, идущих на смену прошлому. Писатель, изображая действительность с революционно-демократических позиций, не испытывает никакого сожаления к доживающим свой век ревнителям старины, "столпам" старого чиновного мира, основателям "лихоимных гнезд", огромных "взяточных полипов". До большого сатирического обобщения вырастает эпизодический образ старухи Птицыной, хранительницы "устоев" одного из "лихоимных гнезд". Правило поведения, которое она проповедовала своим домочадцам, было простое и единственное: "В карман-то, в карман-то норови поболе!" Распад и вырождение семьи Птицыных, возросшей на "жирных крохах" крепостных порядков, показаны Успенским с щедринской силой.
Но беспощадно осуждая старое, идущее от крепостного прошлого, писатель отнюдь не в восхищении и от того нового, что несут с собой буржуазные порядки. Примечательно, что выразителем протеста и против "старых" и против "новых", буржуазных порядков Успенский делает рабочего человека, бунтаря и обличителя Михаила Ивановича. Именно он и является главным героем первой части "Разоренья" ("Наблюдения Михаила Ивановича").
Михаил Иванович — яркий представитель народных низов, пробуждающегося сознания рабочей массы. Интеллигенты-разночинцы помогли ему разглядеть царящую вокруг социальную несправедливость, угнетение трудового человека, и с тех пор "защищать простого человека… составляло его заветную мечту". Голос Михаила Ивановича слышен везде и всюду, он неустанно говорит о несправедливом устройстве жизни, о "прижимке", которой подвергается рабочий люд.
Образ Михаила Ивановича — доказательство большой социальной зоркости писателя, уже в шестидесятые годы заметавшего первые вспышки рабочего протеста со всеми особенностями его ранних проявлений. Из этого, конечно, не следует заключать, что Успенскому и тогда и позднее были ясны перспективы и значение революционного движения рабочего класса.
Существенные вопросы русской жизни освещались и в последующих частях "Разоренья": "Тише воды, ниже травы" и "Наблюдения одного лентяя". Особенно важно здесь отметить пристальное внимание писателя к вопросам крестьянской жизни. Большой политический смысл имели картины усмирения крестьянских бунтов против помещиков и эпизодические, но яркие образы солдат-усмирителей. Говорится в "Разоренье" и об отношении разночинной интеллигенции к народу, о ее задачах по облегчению участи трудовых масс. Изображение крестьянской жизни, вопрос о роли интеллигенции — это центральные темы уже последующего периода в творчестве Успенского.
Части "Разоренья", слабо связанные между собой в сюжетном отношении, вместе с тем составляют глубоко единое в своей идейной основе произведение. Объединение очерков и рассказов по их идейному и тематическому родству — характерная черта всех крупнейших циклов Успенского.
На грани 1860-1870-х годов Успенский был уже широко известным, прославленным русским писателем-демократом. Он был автором "Нравов Растеряевой улицы" и "Разоренья", в 1866 и 1867 годах вышли первые два сборника его очерков и рассказов ("Очерки и рассказы", "В будни и в праздник"), укрепились его связи с новым органом революционной демократии — журналом "Отечественные записки". Как идейный соратник Некрасова и Щедрина, возглавлявших журнал, Успенский не раз подвергался нападкам реакционной критики. Но демократический читатель уже научился ценить в Успенском зоркого наблюдателя и глубоко правдивого художника, живописца нарождающихся "новых, неясных стремлений", все новых и новых явлений в русской действительности.