II

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

II

Действительно, присмотревшись ближе, легко заметить, что у г-жи Кохановской рассказ имеет в виду не одну драму и лица, в ней участвующие, но столько же, если не более, и быт, который породил их. Хотя место действия всех ее повестей преимущественно должно искать в Малороссии, но она возводит коренные начала ее жизни в такие общие определения, что они становятся годны и для всего русского племени. В чем же заключается особенность и сущность ее отношений к народно-провинциальному быту нашему? Прежде всего – кажется нам – в желании освободить этот быт от недоумения и постоянного страха за себя, которые нагнаны были на него презрительным обращением литературы, неумолкаемыми окриками, выговорами и насмешками, сыпавшимися на него с незапамятных времен. Конечно, и прежде г-жи Кохановской были люди, которые обращались с ним гуманно и снисходительно в своих описаниях, но без оговорок дело почти никогда не обходилось; г-жа Кохановская первая подошла к провинциальному быту, тождественному с народным в ее глазах, со страстной любовью, с явным намерением почерпнуть в нем не только вдохновение, но и житейскую мудрость. В задаче ее нет ничего пошлого, филантропического: совсем не из жалости старается она помочь народно-провинциальному быту сбросить с себя состояние запутанности, в которое он был повержен необычайной строгостию «образованных» классов, а из удивления к основам его духовной жизни. Всеми своими созданиями, всем смыслом своих рассказов она усиливается извлечь множество душ из-под грозного суда «столичной образованности», перед которым они привыкли неметь в ужасе, снять с них опасение за неисполненные уроки современной науки и детский трепет ввиду трудных и многосложных ее задач. Она объясняет им, что они сами сохранили от прошлых времен и истории элементы просвещения, нравственности и мощи, которые могут быть противопоставлены всему тираническому законодательству чуждой им цивилизации. Отсюда собственное одушевление автора и что-то вроде реформаторской мысли, которая отражается на всех его лицах и даже на драмах. Они не только лица или драмы, а учение; они подают голос протеста и намекают на особенное содержание, когда, по-видимому, занимаются только своим делом. Нет никакой надобности разузнавать, что, собственно, возмещается этим голосом, и еще менее надобности разрушать целое поэтическое создание для того, чтоб определить с точностью, имеет ли оно поползновение разрешить всю задачу русского существования или нет и насколько достоверно предположение, что оно желало бы противопоставить философским и научным определениям всех жизненных явлений – религиозные и наглядные; разнообразному искусству и сложным эстетическим потребностям развитых обществ – народную поэзию...

Конец ознакомительного фрагмента.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.