ВВЕДЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Женщина как бы уже не хочет быть прекрасной, вызывать к себе восхищение, быть предметом любви, она теряет обаяние, грубеет, заражается вульгарностью. Женщина не хочет быть прекрасным творением Божьим, произведением искусства, она сама хочет создавать произведения искусства. Это глубокий кризис (…).

(Бердяев 1907, 27)

Что же такое Беатриче, как не объект в высшей степени, существующий лишь постольку, поскольку существует субъект — Данте?

(Гиппиус 1908, 22)

Выше процитированные слова религиозного философа Н. Бердяева выражают суть той конфликтной ситуации, которая является исходной точкой данного исследования: согласно Бердяеву, ранний русский модернизм охотно увидел и репрезентировал женщину как «прекрасное творение Божье», «произведение искусства», «предмет любви», т. е. как идеал и как объект. Бердяев верно заметил, что современная для него женщина сама хочет создавать произведение искусства. Мысли Бердяева вызваны активностью женского движения и отдельных женщин в различных сферах культуры и творчества. По мнению философа, участвуя в культурной и общественной деятельности, современные женщины «теряют прекрасное», «грубеют» и «заражаются вульгарностью». Он, по-видимому, имеет в виду то, что женщина, стремясь из объектной позиции в субъектную, противостоит божественному порядку и в своем нежелании быть божественным творением провоцирует кризис. Слова Бердяева сугубо андроцентричны и, как таковые, отлично выражают эссенциалистские в своей основе положения модернистской культуры в целом. В данной работе речь пойдет о том, как этот «кризис» воспринимается женщинами. Выше цитированные мысли Гиппиус о субъектной позиции Данте и объектной позиции Беатриче показывают, что женщина-автор видела женщину в роли произведения искусства как отрицательное явление. Гиппиус не была единственной, кто столкнулся с мизогиническими взглядами своего окружения и должен был разрабатывать модель женского творчества и женского авторства.

Зинаида Гиппиус, Людмила Вилькина, Нина Петровская, Поликсена Соловьева и Лидия Зиновьева-Аннибал в числе многих других были женщинами, которые не хотели быть «прекрасными творениями», но — их создателями. В то же время они все были тесно связаны с социальными и эстетическими практиками раннего модернизма. Они все жили, творили и публиковали свои произведения в кругу символистов. Поэтому эти женщины лично пережили конфликт идеологии эстетизированной фемининности (Вечной Женственности, Софии и т. д.) с демонстративной маскулинностью идеального символистского творческого субъекта («Поэта», «Творца», «демиурга»). Этаже коллизия формирует исходную точку моего исследования: в данной работе рассматривается конструирование женского авторства и женские авторские стратегии, включая те философские и теоретические модели, которые авторы-женщины разрабатывали для обоснования своего творчества.

Краткий обзор исторических изложений русской литературы или русского модернизма[1] показывает, что авторы-женщины представлены чаще всего в роли музы, жены и любовницы, причем их собственная литературная работа нередко не удостаивается внимания. Другими словами, в истории литературы до сих пор доминирует подход, который представляет авторов-женщин через их взаимосвязи с мужчинами, как бы частью комплементарной пары[2]. Исследователи показывали, что история литературы нередко основывается на самопонимании авторов того или иного направления (см., например: Минц 1988 и Wolff 1990, 86). Это в наивысшей степени характерно для описания творчества авторов-женщин русского символизма. Подчеркнутое значение музы и любви, а также комплементарное понимание полов были в большой степени характерны для символистской эстетики. Эти же символистские ценности отражены в том, как в истории литературы затем были представлены авторы-женщины. То, что история литературы не дистанцировалась от символистского самопонимания, фемининной роли музы и маскулинности творческого субъекта («Творца»), проявляется также в восприятии и оценке творчества З. Гиппиус, Л. Вилькиной, П. Соловьевой, Н. Петровской и Л. Зиновьевой-Аннибал — авторов, чье творчество является центральным объектом данного исследования.

Лидия Зиновьева-Аннибал (1866–1907) известна как жена и муза Вячеслава Иванова. Как символисты, так и историки литературы охотно видели Зиновьеву-Аннибал в комплементарном отношении с ведущим теоретиком символизма. Зиновьева-Аннибал — «душа» башенных собраний (так ее характеризовал Н. Бердяев) — нередко в истории литературы репрезентирована как воплощение дионисийской энергии, вечной женственности или хаотичности. Больше, чем ее оригинальным творчеством, историки литературы интересовались ее ролью в литературном салоне, на «Башне». Она опубликовала свое первое произведение еще в 1889 году, но более активно занялась писательством в последние годы жизни. Ее произведения, опубликованные в символистских журналах и издательствах, свидетельствуют об эволюции: от влияния мужа к самостоятельности. Повесть «Тридцать три урода» (1907), первое в России произведение на лесбийскую тему, является кульминацией творчества. Последнее произведение (тоже 1907 года), сборник рассказов «Трагический зверинец», посвящен превращению девочки в молодую женщину.

Поликсена Сергеевна Соловьева (1867–1924) писала и стихи и прозу. Кроме того, она проявила себя как певица и художница. О широте ее таланта свидетельствует также возглавляемое ею издательство детской литературы «Тропинка» и одноименный детский журнал. Ее первый сборник стихов вышел в 1899 году, последний — за год до смерти. Она не публиковала свои произведения в символистских журналах, но по тематике и мировосприятию их можно отнести к символизму. В отличие от остальных авторов-женщин, рассматриваемых в данной работе, Соловьева не имела любовных отношений с деятелями символизма. Причина проста: она жила с женщиной — Н. Манасениной. Несмотря на это, ее также воспринимали через причастность к известному писателю — философу Владимиру Соловьеву, который был ее старшим братом. По воспоминаниям 3. Гиппиус (2002, 247), Соловьева «терпеть не могла, чтобы, знакомя кого-нибудь с ней, прибавляли „сестра Владимира Соловьева“». Гиппиус цитирует ее реплику: «оттого, что мой брат „обыкновенный необыкновенный человек“ — еще не следует, что я не могу существовать и сама по себе». Несмотря на возражения Поликсены Соловьевой против того, чтобы связывать ее имя со старшим братом, известным и популярным философом Владимиром Соловьевым, Гиппиус обсуждает творчество Соловьевой с оглядкой на это обстоятельство. В последние годы творчество Соловьевой заинтересовало исследователей: первая монография о ней вышла в 2002 году[3].

Данные о Людмиле Николаевне Вилькиной (1873–1920) как о поэте и прозаике довольно скудные. В истории литературы ее имя встречается прежде всего в связи с мужем Николаем Минским. Вместе они создали литературный салон в Петербурге. Также она упоминается как любовница известных поэтов и деятелей Серебряного века (Бальмонта, Брюсова, Мережковского, Розанова, Рафаловича, Сомова). Вследствие этого Вилькина приобретает репутацию некой femme fatale. Ее стихи печатались в символистских изданиях начиная со второй половины 90-х годов XIX века. Ее единственная книга «Мой сад», включившая сонеты и рассказы, вышла в 1906 году. После публикации книги (и резкой оценки в критике) Вилькина переехала во Францию, где жила постоянно с 1910 года до смерти. В этот период она мало публиковалась. Интерес исследователей к творчеству Вилькиной был и является низким. Чаще всего ее имя упоминают в связи с кем-либо из «крупных» имен.

Подобно Вилькиной, Нина Ивановна Петровская (1879–1928)[4] известна своими любовными связями с деятелями символизма. Подобно Вилькиной, она является автором лишь одной книги. Имя Петровской осталось в истории литературы как синоним имени Ренаты — героини романа В. Брюсова «Огненный Ангел» (1909). Сюжет романа воспроизводит любовные отношения Петровской сначала с Андреем Белым, а затем с самим Брюсовым. Рассказы Петровской печатались в журналах и газетах, в том числе в символистских. Петровская также была активным литературным критиком. Ее единственный сборник рассказов «Sanctus amor» вышел в 1908 году в издательстве «Гриф». После выхода романа Брюсова «Огненный Ангел» Петровская уехала из России. Она жила в трудных условиях в разных странах Европы и покончила с собой в Париже в 1928 году.

Поэт, прозаик и критик Зинаида Николаевна Гиппиус (1869–1945) была заметной фигурой в символистских кругах. В отличие от остальных героинь данного исследования она занимает видное место в истории литературы. Общепризнано, что ее поэзия знаменовала собой обновление поэтического языка и поэтической формы. В отличие от основного течения «женской поэзии» того времени в творчестве Гиппиус встречаются религиозные и философские темы. Ее активность в социальной сфере (салоны, религиозно-философские собрания, журналы, полемики и т. д.) во многом задавала тон развитию модернистской культуры в России. В отличие от других рассматриваемых мною авторов-женщин она жила и работала в близком сотрудничестве с мужем, Д. Мережковским, но никогда не выступала в роли музы (как все другие рассматриваемые авторы). Общим местом в характеристике Гиппиус является ее исключительность, которая практически связана с тем, что она была активной и творческой женщиной. Она использовала маскулинный лирический субъект в своей поэзии и различные маскулинные авторские маски. В литературной критике она использовала мужские псевдонимы. Ее женский пол был проблемой не только для нее, но также для критиков и историков литературы, которые пытались оценивать ее творчество. Характерным для восприятия Гиппиус является высказывание Святополка-Мирского: утверждая, что Гиппиус является более значительным автором, чем ее супруг, а также почти равной с ним в творческой активности и многосторонности, Мирский говорит, что

[с]амые выдающиеся черты творчества Гиппиус — редкие в женщине сила ума и остроумие. Вообще, за исключением некоторой переутонченности и своенравия блестящей и избалованной кокетки, в ней мало женского.

(Святополк-Мирский 2005, 739).

Исключительность поэтического дара Гиппиус вызывала сомнения: может ли такая творческая сила «происходить» из нормального женского тела — слухи о гермафродитизме поэта до сих пор не исчезли (показательно, например, исследование: Presto 1999). Эти сомнения свидетельствуют также о том, что Гиппиус в истории литературы нередко воспринимается не столько в аспекте авторском, сколько в аспекте ее (не)женской телесности.

Литературно-историческое восприятие Гиппиус, Вилькиной, Соловьевой, Петровской и Зиновьевой-Аннибал показывает, что часто их оценивают с андроцентричной точки зрения. Нередко такая оценка обусловлена сомнениями в том, что женщины в состоянии создавать качественные произведения. В основном их рассматривали не как самостоятельных деятелей культуры, а в роли супруги, любовницы и музы. В данной работе предлагается изменить точку зрения: авторы-женщины рассматриваются в контексте раннего модернизма, точнее — символизма, но не в тех позициях, куда их ставит символистская эстетика, а как субъекты творчества. В оценке любого автора следует осознавать влияние выбранной точки зрения. В данном случае является очевидным, что рассмотрение авторов-женщин как производное от изучения «крупных» авторов, их мужей и любовников, автоматически предлагает писательницам второстепенные роли (роль музы). Но если рассматривать их как самостоятельных авторов, можно увидеть, что они далеко не всегда являются эпигонами, а принадлежат — как я покажу в данной работе — к авангарду своего литературного периода.

* * *

Настоящая работа представляет Гиппиус, Вилькину, Соловьеву, Петровскую и Зиновьеву-Аннибал как интересных авторов, чьи тексты действительно достойны читательского и исследовательского внимания. Эти авторы были предшественницами той волны женской литературы и женской поэзии, которая возникла в первое десятилетие XX века и ассоциируется с именами М. Цветаевой и А. Ахматовой. История русской культуры многое может потерять, если историки литературы откажутся от изучения вклада авторов-женщин в литературу. Данное исследование не ограничивается рассмотрением творчества этих авторов-женщин, а также выявляет ту оценочную систему, на основе которой выстроен литературный канон. Тем самым данная работа призывает историков литературы пересмотреть положение этих авторов и описать их творчество с точки зрения их собственного творчества. Некритическое следование определенному канону (или «рангам»), на самом деле, вытекает из андроцентричного миропонимания, которое препятствует рассматриванию авторов-женщин как самостоятельных и самоценных деятелей в авангарде литературного процесса.

Сказанное выше не означает, что все, что до сих пор написано в исследовательской литературе о героинях данного исследования, принадлежит группе «андроцентричного письма», наоборот, ниже будет показано, что появлялось много ценных исследований иного рода. Особенно в течение последних 20 лет точка зрения радикально меняется. Публикуются исследования по отдельным авторам, переиздаются их произведения. Появились также истории женской литературы, которые предлагают материалы о таких деятелях русской культуры, которые либо забыты, либо фигурируют в качестве маргиналов в истории мужского письма. Освобождение исследования культуры Серебряного века в России (после перестройки) от идеологического диктата принесло с собой появление многих материалов, посвященных авторам-женщинам. Признавая общую ценность этих работ, приходится, однако, обратить внимание на одну черту, характерную для многих исследований женской (и не только) литературы: важнейшей темой в них является сексуальность авторов или персонажей произведений, иногда они даже отождествляются друг с другом[5]. Особенно занимательным вопросом становится тема однополой любви и вопрос о (возможном) лесбиянстве автора (см., например, Burgin 1993, 1996, Бургин 2004, Zhuk 1994). Признавая новаторство, занимательность и заслуги такого подхода, нужно вместе с тем констатировать: иногда исследования, посвященные изучению сексуальности, страдают от того, от чего страдают и более традиционные истории литературы: они отождествляют женщину с сексуальностью и редуцируют ее до тела. В данной работе субъектность рассматривается с той точки зрения, как она выражается и реализуется в сфере художественного творчества. Вопросу сексуальности и сексуальной ориентации отдельных авторов уделяется мало внимания еще и потому, что исследование этого вопроса чаще всего остается на уровне гипотезы и догадки: ведь на сей счет часто не имеется достоверных источников информации.

В данной работе я предлагаю несколько иной подход к изучению авторов-женщин как субъектов своего творчества. Я исхожу из того, что конструирование творческой субъектности — авторства — можно исследовать на основе (художественного) творчества. Я утверждаю, что вопрос авторства можно исследовать с помощью литературоведческих методов. Мой подход (более подробно он описан в следующей главе) способствует активизации теоретических размышлений об авторстве в целом и о женском авторстве в отдельности как о литературоведческой проблеме, и — что главное — такой способ анализа позволяет не рассматривать авторов-женщин в объектной роли музы, жены, любовницы или сестры и не отождествлять их с (женским) телом.

* * *

Эта работа, изначально докторская диссертация, подготовленная и защищенная в Университете Тампере (Финляндия), стала результатом многолетнего процесса, в котором кроме автора участвовало множество коллег и друзей. Во-первых, хочется выразить благодарность научному руководителю Арье Розензхольм и рецензентам работы Н. Грякаловой и О. Хейсти (Olga Hasty). Последняя была также оппонентом диссертации. В процессе работы над этим исследованием у меня была возможность общаться с различными специалистами по раннему модернизму и женской литературе. Отдельные слова благодарности я должна адресовать Н. Башмаковой, Н. Богомолову, Л. Бюклинг, Э. Витт-Браттстрем, М. Кёнёнен, К. Мелкас, М. Михайловой, Г. Обатнину, В. Паренте-Чапковой, П. Песонену, М. Рютконен, И. Савкиной, С. Салменниеми, Л. Трофимовой, С. Турома, В. Успенской и У. Хаканен. Подготовка и написание этого исследования стали возможными благодаря Академии наук Финляндии, фонду Тамперского университета, а также моему мужу Марку Эконену. Славянская библиотека Финской национальной библиотеки предоставила идеальные условия для работы. За правку языка работы хочу поблагодарить О. Кульбакину.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.