ГЛАВА IX. РОМАН ИЗ НАРОДНОЙ ЖИЗНИ. ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ РОМАН (Л. М. Лотман)
ГЛАВА IX. РОМАН ИЗ НАРОДНОЙ ЖИЗНИ. ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ РОМАН (Л. М. Лотман)
1
Вопрос о том, возможен ли роман, героем которого явится представитель трудового народа, и о том, каковы должны быть типологические признаки подобного произведения, встал перед деятелями русской литературы в конце 40–х годов XIX века и продолжал волновать их в 50–е годы. «Записки охотника» Тургенева, повести и романы Григоровича и других писателей из крестьянской жизни не только оказали влияние на литературу целого периода, но и поставили перед критикой во весь рост проблему народного романа.
Обсуждая эту проблему, оценивая сюжеты и ситуации из деревенского быта, могущие лечь в основу литературного произведения эпического рода, критики неизменно «отправлялись» от его первых конкретных образцов. Так, например, П. В. Анненков в статье «Романы и рассказы из простонародного быта в 1853 году» (1854), говоря о том, как трудно «развить в форме художественного романа жизнь до того не сложную, что первое слово каждого лица заключает в себе все остальные его речи»,[408] сам не сознавая того смотрел на жизненный материал, подлежащий освещению в народном романе, сквозь призму произведений Григоровича. Неподвижность, эпичность, «бессюжетность» деревенского быта были не столько неотъемлемой особенностью самой действительности, сколько отражением взгляда на жизнь народа этого писателя, утвердившего жанр крестьянского романа в русской литературе. Рисуя современные социальные конфликты (между старшим и младшим поколением крестьян или между крестьянами и помещиками), показывая сюжетное развитие этих конфликтов во времени («Рыбаки») и пространстве («Переселенцы»), Григорович оставался певцом эпического, извечно — неторопливого течения жизни. Сравнивая изображение крестьянской жизни, данное Григоровичем, с тем, как изображались трагические идейные искания и драматическая борьба с косным укладом общественного бытия в романе о передовой личности, Анненков склонялся не в пользу крестьянского романа. Кроме того, критик еще менее, чем Григорович, был склонен придавать значение общественным сдвигам, нарушающим неподвижность патриархального быта. Поэтому за эпическим повествованием и выраженной в романе «Рыбаки» симпатией автора к патриархальной цельности народных характеров Анненков не разглядел драматизма тех процессов, предвевавших большие общественные перемены, которые заметил и отразил Григорович.
Идеализация патриархально — общинных отношений в крестьянской среде была характерной чертой взглядов значительной части интеллигенте второй половины XIX столетия. Однако уже демократический подъем начала 60–х годов нанес удар по иллюзорному представлению патриархальной замкнутости деревни. В статье «Не начало ли перемены?» (1861) Чернышевский утверждал, что изменения, происшедшие в русском обществе, приведут к решительной демократизации литературы, и страстно призывал к изучению народной жизни, к отказу от абстрактного народолюбия. Статья эта, не ставившая непосредственно вопроса о народном романе, опровергала точку зрения Анненкова именно потому, что последний абсолютизировал патриархальность и неподвижность деревенского быта. Чернышевский прямо говорил, что жизнь крестьянства, нашедшая свое отражение в эпических произведениях, рисующих патриархальные отношения, отошла в прошлое. Он иронизировал поводу литературы, идеализировавшей «исконные» добродетели мужика. Однако его критика отношения к народу писателей 40–х годов задевала Григоровича менее, чем Анненкова, так как Григорович все же выразил в своем творчестве предчувствие исторических и социальных сдвигов и своими романами, воспроизводящими повседневное течение деревенской жизни, открыл путь для новых бытописателей народной среды. [Стремление демократии 60–х годов расширить круг своих знаний о народе, пересмотреть и подвергнуть критике все утвердившиеся в литературе взгляды на крестьянство, способствовало новому подъему очерковой литературы. Замечательно при этом, что освещение всех сторон современной социальной жизни пронизывалось в это время публицистической мыслью, а нередко и научным обобщением фактов. Именно эта позиция писателя — исследователя общественного быта, наблюдателя, для которого изучение действительности и борьба за улучшение ее неразделимы, предопределяла слияние очерков 60–х годов в циклы, превращение их в детали огромного эпического полотна. Лишенные единого сюжета, свободные от величественных, приподнятых над ежедневным бытом героев, некоторые очерковые циклы 60–х годов по единству мысли, стройности плана и размаху отраженных явлений действительности сближаются с романом («Записки из Мертвого дома» Ф. М. Достоевского, 1860–1862; «Нравы Растеряевой улицы», 1866, и «Разоренье», 1869–1871, Глеба Успенского, и др.).
Однако был и другой путь сближения очерка с романом — путь «беллетризации» очерка. Именно на этом пути возник «этнографический очерк» Ф. М. Решетникова «Подлиповцы» (1864), представляющий собой, по сути дела, повесть и сыгравший заметную роль в формировании художественного стиля Решетникова — романиста. Когда Решетников назвал «Подлиповцев» «очерком», он исходил прежде всего из той задачи, которую он ставил перед собой, создавая это произведение. Знакомство читателя с бытом населения отдаленного края — Пермской губернии, информация о положении пореформенной разоренной деревни, опровержение ложных представлений о толпах ищущих заработка рабочих, и прежде всего о бурлаках, как дикой, порочной орде — вот замысел писателя, говорящий об «очерковом» задании его произведения. Характерно, что Решетников сознательно полемизировал в «Подлиповцах» с этнографическими и экономическими статьями, претендовавшими на научность.[409] Однако, несмотря на очерковые черты, произведение было воспринято читателями как повесть и оценено как новая и плодотворная попытка решения проблемы народного романа. Этому способствовало прежде всего то обстоятельство, что писатель ставил в своем произведении коренные вопросы бытия народа, передавал дух современного исторического этапа жизни русского общества в целом.
Если Григорович в своих произведениях рисовал быт крестьян с его светлыми и темными сторонами как уклад, «отстоявшийся» веками, то Решетников, изображая предельно патриархальную, почти дикую языческую деревню, показал, что население ее не может больше жить, как прежде, что старые формы существования подлиповцев изжили себя. Происходившие в пореформенную эпоху глубокие перемены в жизни общества, ломавшие вековые отношения и вовлекающие самые широкие массы в непосредственное, хотя не всегда сознательное, участие в историческом действии, нашли свое отражение в «Подлиповцах», и это придало произведению современное звучание. Живые образы повести, через которые писатель выразил эту современную мысль, глубоко волновали читателя своей «истинностью» и очерковой простотой. Безыскусственность описаний и характеристик, данных Решетниковым, производила огромное впечатление прежде всего потому, что читатель, жаждавший узнать правду о народе, свободную от иллюзий и художественных украшений, верил этому суровому повествователю, сообщающему горькую правду о нищенской жизни крестьянства.
Решетников отказывается от принципа семейного романа и от объединения всего действия вокруг одного героя. Сюжет повести, развертываясь, захватывает большое количество лиц, объединяя их в одном общем действии, и воссоздает трагическую картину массового социального бедствия. Жители деревни, вырванные из ужасной, но привычной обстановки и гонимые угрозой голодной смерти, идут навстречу новым неизведанным испытаниям, подчас мучительным и грозящим гибелью, но несущим в конечном счете надежды на «улучшение быта» (выражение Чернышевского).
«Голодный Сысойка» представлялся В. И. Ленину воплощением разоренной пореформенной деревни.[410] Такое восприятие этого образа вытекает из самой его природы. Несмотря на то, что Решетников изобразил не русскую, а коми — пермяцкую деревню и что жители ее являлись государственными, а не крепостными крестьянами, образ Подлипной вошел в сознание читателей как олицетворение всей пореформенной деревни, а отдельные герои повествования — как типические представители темной и забитой массы.
Единое движение массы разоренных крестьян показано в повести Решетникова в его истоке; поиски умирающими от голода бедняками работы, хлеба и «богачества» выступают здесь как значительное событие народной жизни, развертывающееся в своем трагическом аспекте в судьбе отдельного человека и даже в судьбах поколения, но несущее в конечном счете освобождение от вековых форм гнета и новые надежды народу в целом. Образ коллективного героя «Подлиповцев» складывается из множества лиц, составляющих население деревни и затем «ватагу» бурлаков. Писатель уверен в значительности, важности судьбы каждого отдельного человека в этой толпе. Краткие, изложенные подчас «протокольным» стилем, истории отдельных людей глубоко волнуют писателя и вызывают ответное чувство у читателя, который начинает внимательно следить за лицом, выхваченным рассказчиком из толпы, сочувственно прислушиваясь к его нехитрым речам, радуясь его скромным удачам, с ужасом наблюдая эпизоды бессмысленной гибели бедняков, так и не нашедших выхода из беспросветной нужды. Писатель рисует историческую трагедию разоренной деревни как трагедию страдания и погибели людей и как величайшую драму бессознательности, темноты народа. Хотя борьба за существование составляет главный двигатель всех действий героев его повести, итогом ее является не смерть Пилы и Сысойки, так и не сумевших достичь материального благополучия (трагический исход основной сюжетной линии), и не благополучный конец скитаний детей Пилы, сумевших найти более осмысленный труд и более человеческие условия жизни, а размышления Ивана и Павла: «Один богато живет, а другой бедно… один сыт, а другой кору ест. А пошто же не все богаты?».
Либеральная критика 50–х годов считала главным препятствием к созданию народного романа «бесконфликтность» деревенской жизни, которую она представляла себе исключительно как патриархальную. Решетников же сделал основой конфликта своей повести крушение патриархального уклада жизни, стихийное пробуждение народной инициативы, а героями романа — самых обездоленных и забитых представителей крестьянства. Заставляя их в стереотипных и наивных выражениях высказывать свои чувства, впечатления и мысли, он показывает серьезность тех сдвигов сознания, которые стоят за этими немногими словами. Писатель уверен в том, что самые передовые умы времени и самые забитые, впервые размышляющие крестьяне составляют звенья единой цепи, что вопиющее бесправие вымирающих крестьян лишь крайнее выражение социальной несправедливости, царящей в обществе, а движение крестьянской массы, покидающей насиженные, веками привычные места, — фактор, которому суждено оказать влияние на жизнь страны в целом.
Эти аспекты изображения жизни в повести «Подлиповцы», а также новые, исторически чрезвычайно существенные, общественные процессы, которые стали непосредственно сюжетной основой произведения, новый подход к герою — «сниженному» до уровня самой темной и обездоленной части крестьянства и возвышенному до ранга участника исторически значительных событий народной жизни, оригинальное сочетание эпического и драматического начала, публицистики и беллетристики, негодующего авторского голоса и наивно размышляющих голосов его персонажей — все это дает основание говорить о том, что здесь были заложены основы того типа народного романа, который был позднее создан Решетниковым. Переход от «Подлиповцев» к более зрелым опытам в области народного романа был в творчестве Решетникова органическим. Сам писатель рассматривал свои новые замыслы как продолжение линии «Подлиповцев». Показав в своей повести процесс превращения разоренных крестьян в рабочих, Решетников в романе стремится охватить еще более широкие социально — исторические явления. Писатель задумывает отразить судьбы рабочего класса на разных исторических этапах его существования. Характерно при этом, что героя своего народного романа он мыслит не как крестьянина, а как рабочего. Конечно, крестьянская тема ни в какой степени не утеряла к этому времени значения в жизни общества и в литературе, но, обращаясь к изображению жизни рабочего класса, Решетников проявил подлинное историческое чутье.
Форма народного романа Решетникова определяется прежде всего своеобразием метода характеристики героев. Решетников создает собирательный образ среды, рисуя множество лиц, которые связаны общностью классовой судьбы, образа жизни и мыслей. Поэтому его роману всегда грозила опасность «перенаселенности», перегруженности характеристиками и эпизодами. Принципиально утверждая равную значимость всех людей как объекта изображения и стремясь с документальной точ ностью передать черты своеобразия отдельных героев и особенность коллектива, который они составляют, писатель присоединял к образу образ, к биографии одного лица биографию другого. Единство устремлений и исторических судеб его героев помогло ему избежать дробности, мозаичности повествования.
Намечая план своего будущего романа, писатель задумывается не над жизнью одного или нескольких героев, а над историческими судьбами рабочего класса в целом: «В первой части заключаются крепостные горнозаводские и завязка романа, во второй — казенные, в последней — вольные».[411] Романы «Горнорабочие» (1866) и «Глумовы» (1866–1867) Решетникова явились попытками писателя осуществить этот замысел, однако оба они были не до конца напечатаны по цензурным причинам и сохранились лишь в незаконченном виде. Несмотря на это, оба произведения дают богатый материал для суждений о том, в каком плане разрабатывал Решетников на этом этапе своего творчества жанр народного романа.
Подобно тому как в «Подлиповцах», Решетников показал историю населения целой деревни, которое и выступило в его повести в качестве коллективного героя, в романах «Горнорабочие» и «Глумовы» фактическим героем произведения является рабочий люд целого завода. Однако в обоих этих романах писатель пытается объединить действие, следуя обычному до него приему авторов произведений из народного быта. Он делает основой сюжета изображение истории одной семьи.
Очерки описательного, этнографического типа, прямые характеристики условий существования рабочих перемежаются в романе с развернутыми биографиями отдельных жителей поселка, рассказами, каждый из которых представляет собой страшный обвинительный документ.
Единый сюжет обнимает большое количество действующих лиц. Многие из них, появляясь как фигуры «второго плана», становятся затем центральными героями того или другого эпизода. Писатель легко отвлекается от главной сюжетной линии, вводя в роман новые очерки — описания, биографии, и это не разрушает замысла его произведения, так как история поселка и его населения в большей мере соответствует идее романа и стилю письма автора, чем рассказ об одной семье.
Рисуя массу рабочих завода, писатель глядит на их жизнь как бы их собственными глазами. Именно с позиций рабочего человека оценивает он своих многочисленных героев, их положение, характеры и поступки. Мнения рабочих он постоянно сообщает после каждого события, которое им описывается. Глазами рабочих писатель глядит и на горнозаводское начальство. Индивидуальные характеры, моральные столкновения, случаи частной жизни в силу такой позиции писателя осмысляются как классовые.
Писатель как бы вслушивается в мнения рабочих, которые при всей своей простоте представлялись ему глубокими и обоснованными. Если в «Подлиповцах», рисуя превращение крестьян в рабочих, он показывал, как возникают у них простейшие, элементарные обобщения под влиянием нового опыта, то в «Горнорабочих» и «Глумовых» писатель рисует «отстоявшийся» быт дореформенного, крепостного завода и передает прочно вошедшие в сознание рабочих представления. Главным из таких представлений, сложившихся в рабочей среде на основе коллективного опыта и укреплявшихся от поколения к поколению, являлась ненависть к хозяевам. Циничная откровенность, с которой заводчики осуществляли свою неограниченную власть над рабочими, с детства открывала людям труда глаза на существо отношений в современном обществе.
В произведениях Решетникова впервые появляется простой человек как «учитель жизни», разъясняющий суть современных социальных отношений выходцу из эксплуататорской среды, который стремится к правде. Именно так складываются отношения сына мастера, столоначальника в конторе Плотникова («Горнорабочие») и учителя Мокро- носова («Глумовы») с рабочими. Впоследствии эта ситуация — изображение пролетария, трезво и правильно глядящего на жизнь и объясняющего существо современных отношений человеку, воспитанному в обеспеченной среде, — была повторена и разработана в романе «Свой хлеб» (1870). В романах «Горнорабочие» и «Глумовы» мнения рабочих выражены еще подчас в наивно прямолинейной форме, но значителен тот факт, что писатель увидел стихийное классовое чутье забитых, темных рабочих уже на ранних, первоначальных этапах их борьбы с предпринимателями.
В «Глумовых» впервые в творчестве Решетникова начинает явственно звучать «личная тема». Писатель пытается показать любовь простых рабочих людей, т. е. касается темы, разработка которой менее всего удавалась его предшественнику по народному роману — Григоровичу и навлекла на того наибольшее число нареканий критики и читателей.
Решетников не пытается «приблизить» формы проявления чувства простого, темного человека к утонченным, изощренным страстям дворянских героев. Однако отсутствие аффектации, скромность, а подчас и бессознательность чувства стесненных нуждой и постоянно занятых непосильным трудом людей не делает его прозаичным. Явно полемичен в романе Решетникова эпизод, рисующий высокомерное презрение к чувствам «прислуги» пошлых хозяев Прасковьи Глумовой, не способных понять тонкие душевные движения, побудившие ее отказаться от замужества с любящим ее, сравнительно хорошо обеспеченным рабочим Корчагиным. Однако сам образ Прасковьи Глумовой (как и Корчагина) остался в романе не до конца раскрытым. Многие типы и ситуации, лишь бегло намеченные писателем в его ранних произведениях, получили свою полную и углубленную разработку в романе «Где лучше?» (1868) — наиболее законченном и зрелом труде Решетникова.
В этом романе изображается жизнь рабочих после реформы. Герои его — простые люди, рядовые огромной армии наемных рабочих, кочующих в поисках заработков. Необычайно широко место действия, где разыгрывается драма жпзни многочисленных персонажей произведения. Это фактически вся Россия — со старыми уральскими заводами, соляными разработками, золотыми приисками, лихорадочно строящимися новыми железными дорогами, петербургскими промышленными предприятиями и провинциальными мастерскими, водными магистралями и грязными проселочными дорогами.
«Хождение по мукам» от города к городу, от завода к заводу, от предприятия к предприятию совершают огромные толпы продающих свои рабочие руки обездоленных бедняков, ищущих «лучшей жизни» и «богачества» на просторах родной земли и наивно полагающих, что им удастся найти такое предприятие, гдё заработок дал бы им возможность существовать и где хозяева «не обижали» бы рабочих.
Последствия реформы, произведенной в интересах помещиков и капиталистов, охарактеризованы в начале романа в кратких, но выразительных рассказах о судьбах героев до реформы и во время ее проведения. Эта часть романа близка к многим картинам «Глумовых». Попытки рабочих протестовать против полного ограбления, которому их подвергали по «положению», привели их в острог. После реформы крепостные рабочие лишились последнего, что связывало их с землей (покосов, зачастую и домов). Решетников передает динамику исторических процессов, охвативших широкие народные массы. Пролетаризация прокатывается по стране как вихрь, захватывая людей и срывая их с насиженных веками мест. Герои Решетникова появляются на страницах романа не в виде семьи и даже не в виде населения поселка или рабочих завода, а как группа бездомных, свободных от всяких связей и всякой собственности пролетариев. Семейные связи разрушены, попеки работы разлучают близких людей. То, что в крепостническую эпоху выступало как величайшее варварство (продажа помещиками крестьян по одиночке), повсеместно «на добровольных началах» творится в пореформенной России. Наем на работу не случайно обозначается термином «продаваться». Многие эпизоды романа рисуют полное бесправие рабочих, которые на приисках, заводах, дорогах и улицах города Постоянно становятся жертвой произвола предпринимателей, полиции и даже любого дворника. Наемное рабство выступает в романе как новое варварство, охватившее общество. Решетников рисует панораму всей страны, глядя на нее глазами бездомных рабочих и по — новому оценивая многие явления, которых касались до него другие писатели. Природа, например, выступает в его романе не как мир гармонии и свободы и даже не как источник всех благ жизни людей, мудрости крестьянина, а как совокупность условий, определяющих характер и специфику труда (горные или соляные прииски, лес или река и т. д.). Природа у Решетникова — это не только земля, дающая хлеб, но и недра, судоходные реки. Рабочие поселки, прииски, города — вот что прежде всего видят пролетарии, ищущие возможности «продать» и приложить к труду свои руки. Так в романе Решетникова возникает новый образ родины — промышленной державы, взрытой рудниками, закопченной заводами, пересекаемой железными дорогами. Писатель создает также свой образ Петербурга: он смотрит на этот город сквозь окна ночлежных домов и полицейских участков, с барж, плывущих по рекам и каналам, из подвалов, где ютятся бездомные. Это придает своеобразный ракурс его изображению.
Писатель как бы игнорирует тот привычный облик города, который возникает в сознании людей, имеющих квартиру, не рискующих на каждом шагу быть задержанными полицией за бродяжничество пли по подозрению в воровстве. Мир выступает в его романе именно таким, каким он предстает перед бесправным рабочим человеком. Это и есть подлинный облик современного общества, как бы говорит писатель, выражая через бесчисленные эпизоды, рисующие возмутительный произвол и зверскую эксплуатацию пролетариев, гуманную мысль, что экономическое и правовое положение широких народных масс должно быть главным мерилом благосостояния общества.
Примечательной особенностью романа «Где лучше?» является то, что Решетников, остро ощущая характерные для современности процессы и подчеркивая их повсеместность, как бы пересматривает традиционные представления об этнографической «особности» быта разных районов страны. Рабочие, крестьяне и ремесленники самых разных губерний, национальностей и районов сливаются в единую массу; отдельные люди постепенно отказываются от обычаев, к которым привыкли с детства и которые потеряли свой смысл вместе с падением всего привычного уклада жизни. Они приобретают новые навыки и привычки, соответствующие их новому положению.
Многообразие действительности сначала «оглушает» читателя романа Решетникова, как и героев этого произведения. Видя страдания людей, их разобщенность, потерянность в огромном и жестоком мире, читатель, как и бедняки, герои романа, воспринимающие власть хозяев как некую фатальную силу, недоступную никакому воздействию, вначале не находит носителей и виновников зла.
Однако, проведя своих героев через тяжелейшие испытания и бесконечные мытарства, Решетников показывает, как в разнородной и разобщенной рабочей массе вместо старых разрушенных связей (семьи, землячества) возникают новые прочные отношения, которые помогают людям сообща искать выход из беспросветной темноты их положения. Тема первоначального осмысления жизни, своеобразных идейных исканий простых и темных людей с новой силой звучит в романе «Где лучше?». Герои этого романа в гораздо большей степени, чем нодлиповцы, способны оценить свое положение и разобраться в его причинах. Поиски сытой жизни, попытки найти место, где лучше живется трудящемуся человеку, предстают в романе как процесс наблюдения и осмысления окружающего. Героиня романа — темная, забитая женщина Пелагея Мокроносова — смотрит на мир по — детски, широко открытыми глазами, пытаясь разобраться в смысле всех явлений, с которыми она сталкивается. Пелагея Мокроносова познает окружающий мир по мере того, как «умнеет» вся масса рабочих, судьбу которых она разделяет. Подобно остальным пролетариям, своим товарищам по труду и скитаниям, которые приходят к выводу: «Черт с ним, и с богатством. Не надо мне его. Вот так бы жить, чтобы и работа была, и деньги водились, и нужды бы не знать. Но вот этого?то и трудно, почти невозможно добиться. Но неужели невозможно?», — она задумывается: «Неужели же эту жизнь нельзя сделать получше».[412]
Таким образом, Решетников отмечает, что попытки обрести личное благополучие перерастают в народной массе, по мере разочарования рабочих в возможности найти справедливость и довольство, в стремление сделать жизнь лучше. Изображение коллективного опыта народа, просвещения темных рабочих в совместном труде, странствиях и общей борьбе — важнейшая тема «Где лучше?».
Положительными героями Решетникова в романе «Где лучше?» являются рабочие Петров и Короваев, которые известны товарищам по заводу как толковые, способные мастера, знающие свое дело, и смелые инициаторы борьбы против хозяев. Петров призывает рабочих отстаивать свои права, не бояться увольнения, голода, сговора хозяев завода с лавочниками и владельцами других предприятий, он организует борьбу рабочих против попытки предпринимателей снизить заработную плату, пытается сплотить рабочих на забастовку. То обстоятельство, что результатом его организаторской деятельности является увольнение его самого с завода, не обескураживает Петрова, не заставляет его отказаться от борьбы. Напротив, Петров приходит к выводу, что рабочие должны проявлять больше единства и организованности в борьбе и тогда хозяевам будет труднее подавлять их выступления. Таким образом, Решетников показывает, как рядовые, «дюжинные» люди из народа по мере пробуждения всей массы рабочих становятся активными, ищут путей изменения жизни. К концу романа Короваев, Петров, Мокроносова и другие освобождаются от ряда иллюзий и заблуждений.
Важнейшим пунктом споров, которые возникли в демократической критике после появления «Где лучше?», был вопрос о том, может ли произведение Решетникова считаться романом. В статье «Разбитые иллюзии» (1868) П. Н. Ткачев утверждал, что невежественные представители толпы, которых изображает Решетников, менее всего могут быть героями романа; критик не замечал показанный писателем прогресс сознания героев и, проходя мимо главной для Решетникова мысли о творческих силах народа, который мучительно и «на ощупь» приходит к участию в общественной жизни, отказывался видеть в произведении писателя роман, рассматривая его как сборник эпизодов и рассказов. Ткачев подчеркивал необходимость внесения передовых идей в народную массу, но недооценивал стихийный процесс пробуждения классового самосознания в этой среде. Поэтому он игнорировал авторскую мысль, которая «цементировала» дробный и обильный материал романов Решетникова в единое произведение.
Роман Решетникова «Где лучше?» органически связан с «Горнорабочими» и «Глумовыми» — романами, изображавшими жизнь рабочих до реформы и во время ее проведения. Сам Решетников ощущал близость этих романов между собой. Подобно тому, как каждый из его романов представлял собой сложное объединение отдельных очерков и повестей о судьбах массы людей, так и романы эти в свою очередь тяготеют к циклизации, к слиянию, в результате которого создается единое полотно народной жизни. В противоположность таким писателям, как Н. Успенский и А. Левитов, творчество которых представляет собой россыпь рассказов, Решетников совокупностью своих романов создает как бы одно произведение о жизни народа в 60–е годы, и прежде всего о жизни рабочего класса.
Отдельные эпизоды романов Решетникова спаяны единством мысли писателя, ощутимой связью жизни каждого героя с историческими судьбами класса, общим смыслом истории каждой единичной личности, составляющей часть великой, наиболее значимой силы общества — народа. Активная роль содержания, оказывающего непосредственное воздействие на стиль и жанр произведения, сказалась особенно явственно в романах Решетникова. Виднейшие представители революционной демократии признавали общественное и литературное значение романов Решетникова, хотя отдавали себе отчет в слабых сторонах его произведений. Это относится прежде всего к М. Е. Салтыкову — Щедрину, который в качестве члена редакции «Отечественных записок» много работал над произведениями Решетникова, устраняя в них длинноты, добиваясь улучшения их композиции и стиля. Салтыков признавал, что Решетников не может подчас справиться с обилием и богатством жизненного материала, которым располагает, что в произведениях его дает себя знать «недостаток знакомства с беллетристическими образцами». Вместе с тем он утверждал, что автор романа «Где лучше?» вывел изображение народной жизни из узких рамок частных явлений, отдельных случаев, описаний судеб одного или нескольких представителей крестьянства и окончательно продемонстрировал несостоятельность позиции критиков, утверждавших, что народная жизнь не moжеt составить основы романа. Изображение драматической борьбы народа за существование в «рабочих» романах Решетникова дает писателю, по мнению Салтыкова, возможность показать «все разнообразие простонародной жизни».[413] Характерную особенность романов Решетникова сатирик усматривал в том, что, охватывая большое количество людей рабочей среды, каждый из которых «имеет свой личный роман»,[414] автор показывает единство их устремлений и интересов, так что здесь «главным действующим лицом и главным типом является целая народная среда».[415] Эту «толпу неизвестных» объединяет общность исторических судеб. Каждый скромный представитель массы значителен, ибо его личная драма отражает общую драму народа, к которому он принадлежит. И Салтыков, и революционно — демократический критик Н. В. Шелгунов отмечали, что Решетников правдиво рисует рабочую массу, еще не дозревшую до политической борьбы и отстаивающую пока еще лишь сбои экономические интересы. Шелгунов предостерегал от попыток измерять романы Решетникова предвзятым «идеальным» масштабом тех или иных жанровых признаков. Произведения его воспринимаются как романы прежде всего в силу размаха изображенных исторических явлений, богатства заключенного в них материала. Герой Решетникова — рабочий люд, народ; драматизм его романа определяется драматизмом судеб этой среды. Шелгунов утверждал, что Решетников выделяет из массы рабочих того или другого «персонального героя» только по «композиционным соображениям», понимая, что нельзя рассказать историю всех людей, которые проходят «поодиночке и толпами» перед взором читателя. Шелгунов отмечал, что впечатление от романов усиливается тем, что автор «подавляет массой и нескончаемой монотонностью» картин.[416] Вместе с тем Шелгунов, так же как и Салтыков, считал, что перенасыщенность романов Решетникова сырым материалом зачастую свидетельствует о неумении писателя ограничить сферу своих наблюдений, подчинить единому замыслу все собранные им жизненные факты.
Неразрывными узами с главными произведениями Решетникова связан и последний его роман «Свой хлеб» (1870). Несмотря на то что писатель уделяет в этом романе много места изображению чиновничьего быта и избирает героиню не из среды крестьян и рабочих, несмотря на то что главной проблемой, которую ставит писатель, является вопрос о положении женщины в обществе, Решетников продолжает и здесь разработку жанра народного романа, развивает мысли и настроения, выразившиеся в его «рабочих» романах.
Рисуя судьбу Дарьи Андреевны Яковлевой, стремящейся к истинной независимости и к честной жизни, Решетников показывает, что женский вопрос тесно связан с проблемой положения трудового народа вообще. Героиня романа Дарья Андреевна, подобно Катерине Островского, не желает, несмотря на всю свою видимую слабость, покоряться законам темного царства. Но она ищет выхода в самостоятельной трудовой деятельности, порывает с эксплуататорской средой и становится работницей. Решетников изображает мир эксплуататоров и мир эксплуатируемых как два враждебных лагеря. Среда, в которой воспитывается героиня, с которой она вступает в непримиримый конфликт, — мир провинциального чиновничества — рисуется в романе в соответствии с традицией, идущей от литературы 40–х годов («Кто виноват?» Герцена, «Семейство Тальниковых» А. Панаевой). Явственно сказывается также и непосредственное влияние на Решетникова романа «Что делать?» Чернышевского. Решетников не скрывает своей ненависти к устоям и законам изображаемого в романе мира чиновничества, своей солидарности с героиней. Он показывает, что честную, трудовую, творческую жизнь Дарья Андреевна находит только в среде рабочих. Вместе с тем, отказавшись от своего привилегированного положения, сделавшись человеком труда, героиня романа становится объектом беспощадной эксплуатации, вынуждена терпеть нужду, голод, всевозможные лишения, ощутить полную бесправность рабочих.
Мечтая стать на путь труда и бороться за сохранение своего человеческого достоинства, за свою независимость от обычаев среды и домашней тирании, Дарья Андреевна после первого более близкого знакомства с рабочими убеждается, что мужчины рабочие размышляют над теми же вопросами, которые волнуют ее, но ставят эти вопросы в более общей форме. Друг Дарьи Андреевны — столяр Василий Миронович Иванов задумывается над проблемой социального неравенства и ищет разрешения ее в книгах: «… ему хотелось найти такую книгу, в которой бы ясно было сказано, почему мещане должны платить подати, а чиновники нет».[417] Он стремится к такому просвещению, которое помогло бы ему найти путь к социальному освобождению. Знания, которых он страстно жаждет, — это прежде всего знание того, на чем основана общественная несправедливость и возможна ли борьба с ней. С этой точки зрения Иванов пытается осмыслить и факты окружающей его действительности. «Когда же вышло освобождение крестьян из крепостной зависимости, он узнал, что есть какая?то сила, которая держит народ в отмеренных пределах, выход из которых возможен только богатому и плуту. Недаром же в Ильинске часто слышались толки об арестах каких?то бунтовщиков и экзекуциях в деревнях».[418] Он пытается организовать мастеровых, научить их сопротивляться произволу богачей и местной администрации.
По иному, «мирному» пути идет Дарья Андреевна. Она надеется добиться независимости «в одиночку», трудясь и трудом добывая себе хлеб. Однако и она скоро убеждается, что труд ее обогащает хозяев. Сбросив домашнее рабство, она подпадает под еще более страшное ярмо — ярмо капиталистической эксплуатации. Такое решение вопроса о положении женщины в современном обществе было безусловно достижением Решетникова. Шелгунов отмечал, что «Свой хлеб», несмотря на свою органическую связь с народными романами Решетникова, представляет собой попытку писателя создать произведение в новом для него роде. Решетников сближается здесь с демократической беллетристикой, изображающей духовные искания демократической интеллигенции. Шелгунов придавал большое значение этой попытке писателя, усматривая в ней начало нового пути творчества, который, может быть, открывался Решетникову, но на котором он так и не успел сделать решительных шагов. Однако для Решетникова типично, что и в этом своем романе он занят судьбами массы, духовными и идейными исканиями рядовых представителей народа, не поднятых над толпой, исканиями людей, стоящих на уровне среднеразвитого рабочего. Вводя свою героиню — интеллигентную девушку в пролетарскую среду, Решетников показывает, насколько понятия и представления рабочих правильнее и глубже, чем воззрения, принятые за истину в кругах средней интеллигенции и мещанства. В последнем своем романе Решетников не изменяет своей позиции певца и защитника рабочей массы и по существу не меняет своей творческой манеры.
Решетников вошел в историю русской литературы как писатель — демократ, создавший народные романы, героями которых стали крестьянство и пролетариат России. Несмотря на некоторую аморфность формы своих произведений, Решетников занимает прочное место в истории русского романа. Он показал, что народная среда может дать достаточное содержание для романа, что драматизм исторических судеб целой народной среды и жизнь отдельных ее представителей могут глубоко волновать читателя, будить в его сознании важные мысли, воспитывать и просвещать его.
2
Общественный подъем, вынудивший правительство пойти на отмену крепостного права, расшатавший многие институты бюрократического государственного аппарата, явился, как известно, мощным толчком для развития русской жизни. Демократическая среда, выдвинувшая идеологов крестьянской революции, философов — материалистов, политических мысли телей и деятелей, дала России также великих ученых в области естественных наук, замечательных филологов и историков. Целые отрасли общественных наук, возникшие и расцветшие в 60–х годах в России, питались демократическими идеями. Широкая волна общественного сопротивления произволу и мракобесию реакционного правительства уже в середине 50–х годов создала предпосылки для изучения явлений и процессов жизни, обсуждение которых было до того запретным или же находилось под подозрением властей. К числу таких явлений принадлежал быт широких масс трудового населения России, интерес к изучению которого проявляли передовые деятели литературы и науки уже в 30–х годах. На пути этнографии, «народознания» правительственные чиновники воздвигали непреоборимые препятствия. Наука эта, тесно связанная с изучением экономического и правового положения трудящихся масс, требующая от ученого проникновения в помыслы и чаяния народа и непосредственного общения с ним, воспринималась в высших правительственных сферах как опасная вольнодумная затея.
Известно, что уже в 20–х годах Пушкин возбуждал подозрительность местных духовных и светских властей, беседуя на ярмарке с крестьянами и записывая песни. П. В. Киреевский не мог добиться опубликования собранных им песен в течение долгих лет. Убедительные аргументы собирателя, доказывавшего, что нельзя подвергать запрету произведения, которые поет весь народ, не подействовали на «бдительных» чиновников. Киреевскому было отказано в разрешении издать все записи песен, кроме духовных стихов. Когда Даль, собравший ценнейший материал для словаря русского языка, обратился в Академию наук с предложением передать туда свой труд, ему также было отказано. Даль сумел издать свой словарь лишь в 60–х годах.
Подозрительное и враждебное отношение правительственной верхушки к этнографическим занятиям и к ученым, посвятившим себя этому предмету, не могло погасить интереса к этнографии. Стремление лучших людей общества проникнуть во все «тайны» жизни народных масс и освободиться от всевозможных иллюзий неизбежно вело к попыткам исследовать современный народный быт. В середине 50–х годов правительство сделало попытку взять в свои руки этнографию, подчинить ее своим/ «предначертаниям». В 1856 году Морским министерством, под непосредственным руководством великого князя Константина Николаевича, была организована широкая этнографическая экспедиция в разные концы России для изучения быта населения, живущего по берегам рек и морей.
Писатели охотно откликнулись на приглашение министерства участвовать в экспедиции. А. Н. Островский, М. Л. Михайлов, А. А. Поте- хин, С. В. Максимов и другие собрали обширный материал, имеющий огромное значение для статистики, географии, истории, этнографии, филологии и других наук. Однако устроители экспедиции были весьма озабочены тем широким научным и общественным размахом, который приобрело организованное ими мероприятие. Работа экспедиции была поспешно свернута. Участникам экспедиции было указано, что их задача лишь дать сведения, непосредственно относящиеся к судоходству и рыбному промыслу. Опубликованию других материалов, собранных писателями и представлявших огромный научный интерес, чинились всевозможные препятствия.
Развитие этнографии шло не в том русле, которое было бы желательно для правительства, но остановить его было невозможно. В 60–х годах были изданы многочисленные исторрщеские, этнографические и фольклорные материалы.!
Появились и художественные произведения, в которых силен был этнографический элемент. Уже в 40–х годах проникший в произведения очеркового рода, он в 60–е годы стал ощутим не только в очерках и рассказах, но и в повестях и даже романах.
Литературная критика революционной демократии выступала против консервативных идей в этнографии, против отрыва фольклористики от передовых социальных идей, выражающих стремление к подлинному улучшению жизни народа. Демократическая беллетристика 60–х годов была пронизана этнографическими элементами.[419] Этнографическая проблематика привлекала Слепцова и Левитова, которые посвятили многие страницы своих произведений характеристике общественного быта отдельных областей и районов России. Решетников назвал свою повесть «Подлиповцы» «этнографическим очерком». Этнографический элемент действительно занимал значительное место в этой повести и в социальных романах Решетникова, хотя и не составлял ядро их проблематики.
Этнограф и будущий автор исторических романов Г. П. Данилевский сделал одну из первых попыток положить в основу романа материал по этнографии края. Новороссия, жизнь ее населения, особенность нравов, социальных и бытовых условий существования обитателей этого отдаленного края России стали содержанием его романа «Беглые в Новороссии» (1862), отчасти— «Воля» (1863) и «Новые места» (1867).
Понимание предмета этнографии, обнаруженное Данилевским в его романах, во многих отношениях приближается к требованиям, выдвинутым демократической публицистикой. Писателя интересовали не столько остатки старины, осколки первобытного «мифологического» мышления в фольклоре, в обрядах и обычаях, сколько отражение в быту и сознании людей исторически сложившихся особенностей жизни областей, куда крепостное право пришло в то время, когда в остальной России оно уже находилось в состоянии кризиса.
В романах Данилевского герои выступают прежде всего как представители одной этнической группы — населения Новороссии (колонисты или «беглые», как их называет писатель). Судьба их, так же как и судьба всего края, бурное заселение и широкая разработка богатств которого начались только в XIX веке, связана с ростом противоречий крепостнического строя. Массовое бегство крестьян, разоренных и замученных помещичьим произволом, попытки обедневших и проживших родовые поместья дворян найти возможности для восстановления своего благосостояния, появление предприимчивых буржуазных дельцов, ищущих выгодного помещения капиталов, — все это способствовало быстрому заселению и экономическому развитию пустынных, но плодородных, близких к морским и речным портам земель.
В единой исторической «функции» — в общем участии в этом процессе колонизации края Данилевский усматривает единство судеб всех своих героев. Однако в романах его нашли отражение и противоречия между крестьянами и помещиками. «Бродячая Русь», как он называет беглых крестьян, ищущих «обетованных», свободных от крепостнического гнета краев, и на новых землях сталкивается со своим исконным врагом — помещиком, явившимся сюда, чтобы утвердить и здесь существующий в России повсеместно крепостнический порядок. Данилевский показывает продолжение этого векового конфликта в новых условиях.
Подобно Григоровичу рисуя крестьянство и дворянство как два враждебных лагеря, Данилевский следовал за своим предшественником в области разработки «народной темы» в романе. Тяжелые обстоятельства жизни крестьян, безвыходность положения крепостного, столкнувшегося с произволом помещика, отчаянное сопротивление кроткого по своей на туре человека этому произволу, власть природы над крестьянами и любовь хлебопашца к земле и труду — вот сюжеты и ситуации, при помощи которых Данилевский, как и Григорович, характеризует крестьян и их положение. Писатель широко использует некоторые излюбленные Григоровичем приемы. Он избирает одного — двух героев из крестьянской среды, детально рассказывает их историю, очерчивает портрет, а затем набрасывает новые портреты, рассказывает истории новых и новых лиц, по мере столкновения с ними своих героев. Таким образом, главные герои романа оказываются на всех этапах сюжетного движения окруженными лицами с родственной им судьбой.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.