1 Отечественная и зарубежная литература в российской школе середины XIX-начала XX веков
1
Отечественная и зарубежная литература в российской школе середины XIX-начала XX веков
В методике преподавания литературы уже с середины XIX века заметно стремление выработать определенную систему ознакомления учащихся с произведениями зарубежных писателей. Отнюдь не претендуя на сколько-нибудь полный обзор деятельности методистов в этом направлении, нельзя тем не менее не упомянуть имен Ф.И. Буслаева, В.Я. Стоюнина, В.П. Острогорского, уделивших в своих пособиях и программных требованиях значительное место принципам изучения зарубежной классики.
Ф.И. Буслаев в работе «О преподавании отечественного языка» (1848) указывал, что важнейшим фактором воспитания подрастающего поколения является «изучение языков и литературы, которое всего короче и дружнее сближает учащихся с миром духовного, возводя их от конкретного к отвлеченному и открывая им необозримое поле для деятельности всех нравственных сил их»[1]. Изучение литературного текста, чтение «есть основа теоретическому и практическому умению»[2]. Однако, будучи в науке последовательным сторонником сравнительно-исторического метода изучения явлений искусства (что должно интересовать нас в первую очередь), Буслаев в своих методических посылках ратует за «отечественную» словесность и предлагает ограничиться «подробным изучением классиков» и древней литературы. С зарубежной литературой учащиеся, по его мнению, должны знакомиться в малых дозах: «Если уж необходимо, чтобы учитель гимназии познакомил учеников с иностранными писателями, то пусть ограничится с самого начала номенклатурою собственных имен и оглавлений и сочинителей с самыми краткими характеристиками»[3]. В работе «О преподавании отечественного языка», осознавая возможности воспитательного и образовательного плана при изучении языка и литературы, методист предполагает пассивное восприятие учащимися излагаемого материала, апелляцию к их памяти, а не к творческому воображению и осознанию.
Одними из первых выступили за включение произведений зарубежной классики в курс словесности руководители закрытых учебных заведений России: военных гимназий, кадетских корпусов, юнкерских училищ. Уже в 1835 г. начальник Штаба военно-учебных заведений России Я.И. Ростовцев остро ставил вопрос о необходимости широкого литературного образования для будущих офицеров. Именно с приобщением к образцам мировой художественной классики он связывал умственное развитие и нравственное становление воспитанников военных училищ, выработки у них художественного вкуса и привычки к самостоятельному чтению, склонности к глубоким размышлениям и потребности в высказывании собственных суждений[4].
В 50-е годы XIX века заслуженной популярностью пользовался «Конспект русского языка и словесности для руководства в военно-учебных заведениях», составленный А. Галаховым и Ф. Буслаевым. Здесь в качестве основного метода изучения литературы рекомендуется историко-литературный. Отсюда неизбежно и большее внимание к произведениям западноевропейской классики. «Конспект» предлагал подробное изучение эволюции различных родов поэзии, что тоже требовало обращения к иностранному поэтическому материалу. Так закрепляются в программе имена Гомера, Платона, Аристотеля, Вергилия, Данте, Сервантеса, Гёте, Лессинга, Шиллера, братьев Гримм, Байрона, Вальтера Скотта, Диккенса. Элементы академизма, сократический метод обучения свидетельствуют о серьезности этого нового шага в развитии методики преподавания литературы, хотя нельзя не отметить и декларативности «Конспекта», нередко игнорирующего реальные возможности учебного заведения. Что же касается связей между отечественной и зарубежной литературами, то можно говорить лишь о сосуществовании двух параллелей в изучении их.
Содержание «Программы по русскому языку и словесности для кадетских корпусов» (1915) свидетельствует о том, что художественно-эстетическому воспитанию офицеров в России уделялось самое пристальное внимание. С приобщением к мировой художественной классике связывалось духовное развитие не только отдельной личности, но и нации в целом, потому что чтение художественной литературы способствует развитию творческого воображения, логического мышления, наблюдательности, утонченности чувств учащихся – качеств, считавшихся необходимыми для будущего офицера: «Литературная начитанность, при условии разумного выбора материала, всегда развивает в человеке высшие духовные потребности и укрепляет его мыслительные способности»[5].
В программу курса словесности был включен сложный материал по теории литературы. В качестве иллюстрации к теоретико-литературным понятиям предлагалось использовать произведения Гомера, Эсхила, Софокла, Еврипида, Шекспира, Мольера. Для расширения знаний в области эстетики рекомендовались искусствоведческие статьи Лессинга, Шиллера. Понятие об эпосе закреплялось в ходе изучения «Илиады», «Одиссеи», «Энеиды», «Шахнамэ», «Песни о Роланде», «Песни о Нибелунгах». В старших классах изучению всемирной литературы уделялась примерно половина времени, отведенного на уроки словесности. В списки для внеклассного чтения входило незначительное количество произведений зарубежных авторов: большая часть произведений иностранной классики изучалась непосредственно на уроках.
В помощь преподавателям военных училищ был учрежден журнал «Педагогический сборник», в котором также публиковались методические рекомендации к проведению уроков словесности по произведениям как отечественных, так и зарубежных писателей. Материалы журнала свидетельствуют о том, что воспитанников военных училищ России обучали самому тщательному стилистическому анализу художественных произведений, давали глубокие знания по теории жанров.
Подбор произведений для чтения в военных училищах России осуществлялся так, чтобы уводить от острых социальных проблем, не затрагивать устоев религии (не потому ли «Фауст» Гёте дан только в списках для самостоятельного чтения?) и раскрывать, в основном, вопросы теории жанров[6].
В отличие от военных учебных заведений, гимназический курс литературы в целом, и в том числе эпизодический – зарубежной литературы, был на практике часто скромнее. И официальные методические установки многим уступали буслаевскому «Конспекту». Это делается очевидным при обращении к «Плану распределения преподавания наук в высших народных училищах, гимназиях и прогимназиях, состоящих в ведомстве министерства народного просвещения», где рекомендовалось: «Изучение истории иностранной словесности древних и живых народов, по своей обширности, не может и не должно входить в курс гимназический. Довольно ограничиться в этом отношении немногими данными, выведенными из чтения тех немногих писателей, которые указаны выше и которые находятся в переводе на русском языке. Лучше ограничиться немногим, чтобы достигнуть успеха, нежели задать себе многосложную задачу, решение которой неудобопос-тижимо»[7].
Все, казалось бы, разумно. Но дело, однако, в целях изучения иноязычных литератур. И оказывается, что ограниченность материала «иностранной словесности», привлекаемого для изучения, есть прямое следствие узости задач, которые формулирует программа. Далее читаем: «И этого немногого достаточно, чтобы развить в учащихся природный дар слова до умения владеть им свободно и образовать в них вкус к изящному, что и составляет задачу гимназического учения русскому языку и словесности»[8].
Такое понимание задачи охватывает лишь часть общих образовательно-воспитательных устремлений. С этой точки зрения авторы программы определяют предельно минимальный набор произведений зарубежной классики. Это «Антигона» Софокла, «Король Лир» Шекспира, «Орлеанская дева» Шиллера. Кроме того, в программе упомянуты Кальдерон и Камоэнс, Расин и Корнель.
Обстоятельность и фундаментальность обращения к немногому действительно, как правило, предпочтительнее обзорных сообщений и многообразных сведений литературоведческого плана, почерпнутых из учебника. И в принципе «остается единственно верным и надежным путем при изучении словесности – чтение первоклассных писателей с разбором…»[9]. Но при этом программа ограничивает основную задачу только «развитием природного дара слова и образованием эстетического вкуса в учащихся»[10].
Эта программа объединяла в себе курс языка и литературы (1-я часть – «Русский язык», 2-я часть – «Теория и история словесности»). Упомянутые иностранные авторы привлекались в рамках изучения «теории словесности» для иллюстрации понятия о «драматической поэзии» – «древней классической» и «трагедии новых времен».
В 60-е годы в программу (в связи с частичной демократизацией общего образования как следствия отмены крепостного права) вошли многие имена иностранных писателей: Гомер, Эсхил, Софокл, Аристофан, Гораций, Данте, Шекспир, Сервантес, Корнель, Мольер, Андре Шенье, Беранже, Вальтер Скотт, Байрон, Шиллер, Гёте, Мицкевич. Характерно, что для изучения рекомендуются статьи Белинского, вошедшие с этого момента в школьную литературу. Все эти положения были закреплены и книгой В.Я. Стоюнина «О преподавании русской литературы» (1864).
Само преподавание все более осознается передовыми педагогами как область интеллектуального, нравственно-эстетического воспитания учащихся. «Каждое истинно эстетическое произведение отражает в себе жизнь, действительность, с которой связывается много нравственных, общественных и других вопросов. Разбирая такое произведение, мы необходимо должны подробно обсудить его содержание, без чего невозможна даже и одна эстетическая оценка… Основательный обзор содержания с указанием идеальной и действительной стороны дает возможность сделать и правильную эстетическую оценку относительно формы, которая в истинном поэтическом произведении всегда зависит от содержания. Таким образом, здесь соединяются развитие и умственное, и нравственное, и эстетическое»[11]. Стоюнин исповедовал «общечеловеческие» идеалы, его путеводной звездой была «постепенность» исторического процесса, ведущего ко всеобщему благоденствию, книга его способствовала демократизации литературного образования и послужила осознанию общности мирового историко-литературного процесса.
70—90-е годы XIX века характеризуются в области образования наступлением реакции. Это не могло не отразиться и на трудах выдающегося педагога В.П. Острогорского, чьи «Беседы о преподавании словесности» (1885) стали важнейшей рабочей книгой века в этой области. Утверждая необходимость историко-сравнительного подхода к изучению литературы, Острогорский ратовал в преподавании и за обращение к зарубежной классике, но в целом он делал акцент на отвлеченном «этико-эстетическом», порой просто внесоциальном изучении мировой литературы.
В течение 90-х – начале 900-х годов собираются учительские съезды, разрабатываются проекты программ преподавания литературы в средних учебных заведениях, наконец, предлагается программа (1905), достаточно умеренная по содержанию и принципам изучения, которая тем не менее не была утверждена. Из необязательных широко использовалась тогда программа, составленная К.П. Петровым, который стал также автором учебного пособия и хрестоматии по литературе гимназического курса. Его «Программа словесности (с приложениями)» (СПб., 1905) по сравнению с программой 1860-го поражает обилием имен и произведений иностранной литературы: около сорока писателей и названий крупнейших произведений! Но вся программа состоит из двух разделов: А. Теория словесности, построенная на материале зарубежной и отечественной литератур; Б. История русской словесности, от («Словесности русской» до «Литературы 40-х годов» включительно).
Не характеризуя программу в целом, отметим, что выведенная в раздел «Теория словесности» иностранная литература, по сути дела, перестала быть объектом изучения. Подход по жанрам («Поэзия лирическая», «Произведения, написанные прозой», «Произведения, написанные стихами», «Лирика литературная», «Поэзия драматическая») исказил, сделал невозможным представление о мировом литературном процессе хотя бы в его историко-хронологическом понимании. Социальная суть, общественная направленность классической зарубежной литературы оказалась сведенной к нулю, а анализ взаимодействия, соответствия в развитии русской и зарубежной литератур (произведения упоминаются рядом по признаку жанровой близости) исключался. Программа 1905 года доказательно проиллюстрировала, что дело вовсе не в том, чтобы предложить учащимся наибольшее число имен и произведений зарубежной классики.
В начале 900-х годов некоторое время «по требованию учебных планов Министерства Народного просвещения история русской словесности в гимназиях и реальных училищах изучается не систематически, не по учебнику, а преподавание ее состоит в чтении образцов с историческими объяснениями». Исходя из этих требований, К.П. Петров определил цель «Курса истории русской литературы» (1905) следующим образом: «помочь тем ученикам, которые хотели бы сгруппировать и сохранить в некоторой системе неизбежно отрывочные объяснения преподавателя и, кроме того, восполнить случайные пробелы в своем знании»[12].
В «Курс истории русской литературы» входил специальный раздел, посвященный переводной литературе «последнего десятилетия» (1894–1904), напоминающий более всего журнальный критико-библиографический обзор. Наряду с третьестепенными именами писателей в истории литературы автор называет произведения и имена тех, чье место в художественном развитии человечества действительно велико. В разделе дается краткий пересказ содержания и характеристика основных мыслей книги, оценивается и качество перевода. Учащийся, таким образом, знакомится заново с творчеством писателей, прочно занявших место в искусстве художественного слова. Характерно, что обзор этот дополнен новыми именами и фактами сравнительно с предыдущим (1904 г.) изданием. Однако в разделе отсутствует сколько-нибудь серьезная попытка охарактеризовать социально-эстетическое значение шедевров мировой классики, позиция автора при отборе имен эклектична (Октав Мирбо и его рассказы, «Фауст» Гёте в переводе П.И. Вейнберга, драмы Гауптмана, Сельма Лагерлеф, Генрих Ибсен и Герберт Уэллс).
«Русская историческая хрестоматия с приложением вышедших образцов иностранной литературы» того же автора (СПб., 1904)[13] знакомит с примерами иностранной словесности очень широко (на характеристике переводов и купюр в тексте не останавливается). Здесь три больших раздела: «Поэзия древнего Востока», «Поэзия классического мира», «Поэзия новых народов». В двух первых, помимо извлечений из индийской и персидской поэзии, очень полно представлены поэтические образцы Греции и Рима. Эпос, лирика, драма Эллады почти соответствуют (по набору имен и произведений) сегодняшнему вузовскому курсу. В третьем разделе «Поэзия новых народов» собраны образцы литературы Франции, Италии, Испании, Англии, Германии, Скандинавии. Материал о творчестве каждого писателя предваряется небольшой справкой о его произведениях. Характеристика национальных литератур нового времени в целом отсутствует. Всего в разделе рассмотрено 50 имен зарубежных литераторов.
Последней предреволюционной программой по литературе стала программа 1915 года[14], которая включала в себя «эпизодический курс истории всеобщей литературы в связи и наряду с курсом истории русской литературы». Этот «эпизодический курс» приурочивался к VI–VII, последним классам гимназии. Образовательные задачи этого курса включают процесс обогащения языка учащихся, развитие навыков свободной, образной речи. Несмотря на огромные временные разрывы и важнейшие «национальные» пропуски, это все же была, пожалуй, первая попытка в русской средней школе дать сжатую, наглядную и доступную пониманию учащихся картину развития всеобщей литературы. Такой замысел просматривается и в рекомендательных списках для чтения: III класс: «Песнь о Роланде»; IV класс: Байрон «Шильонский узник», Гомер «Илиада» и «Одиссея» (отрывки); V класс: Шиллер «Орлеанская дева»; VI класс: Гораций Оды и сатиры; Софокл «Эдип-царь», «Антигона», «Электра» (одна трагедия по выбору); Корнель «Сид»; Мольер «Скупой», «Мизантроп»; Гёте. «Вертер», «Фауст» (в связи с прохождением творчества Жуковского); VII класс: Байрон «Чайльд-Гарольд» (отрывок), «Каин»; Мицкевич «Пан Тадеуш» (в связи с изучением творчества Пушкина).
Надо заметить, что если в подборе и принципе «соответствия» зарубежной и отечественной литератур программа 1915 г. делала известный шаг вперед, то установка на исключительно «эстетический» анализ рекомендованных произведений, «вневременной», «вечный» и, следовательно, внесоциальный подход к явлениям литературы ясно отражали позиции дореволюционной официальной педагогики.
Программа давала также и «Примерные списки литературных произведений для внеклассного чтения», куда вошли и книги иностранных писателей: IV класс: Сервантес «Дон Кихот»; Вальтер Скотт (один из романов); V класс: Диккенс «Давид Копперфилд», «Крошка Доррит», «Домби и сын» (один из романов); VI класс: Виктор Гюго «93-й год», «Собор Парижской богоматери», «Труженики моря» (один из трех романов); Бомарше «Женитьба Фигаро»; VII класс: Диккенс «Записки Пиквикского клуба»; Эврипид «Алкеста»; Лессинг «Лаокоон».
Опуская «рекомендации по изучению», процитируем строки, свидетельствующие о стремлении составить целостное представление о литературном процессе: «Желательно как выяснение художественной ценности изучаемых произведений, так и указания на те взаимоотношения, которые связывают явления мировой литературы с памятниками литературы русской»[15]. В итоге должны были быть достигнуты две цели: «ценить и уважать творения общечеловеческих гениев»; «уяснить… рост национальной литературы и показать, как творчество русских писателей… именно в XIX веке… стало оказывать влияние на литературы Западной Европы»[16].
В целом же, характеризуя школьные программы по литературе дооктябрьского периода в России, мы должны отметить, что «эстетический» и «филологический» подходы в реальном учебном процессе членили и дробили литературу на отдельные явления, сводили многообразие живого, действенного слова исключительно к эволюции и «накоплению» жанров. Опоры на осмысление историко-и теоретико-литературного характера «сопоставлений» элементов иностранной и русской литературной классики не существовало. И все же мысль о необходимости изучать отечественную и зарубежную литературы в известном соотношении и во взаимной связи не остается совершенно без внимания в теории и практике школьного литературного образования того периода.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.