Тезисы о тимиологии и тимиологических оценках[13]

Известно, что все основные элементы Универсума осваиваются человеческим сознанием через соотнесение с определенной (аксиологической) системой ценностей, обусловливающей их положительную или отрицательную оценки, которые получают множественную интерпретацию по нравственно-этическим («добро / благо – зло»), эстетическим («прекрасное – безобразное») и утилитарно-прагматическим критериям.

1.0. Существует, однако, и иная система ценностей и оценок, которые оказываются по сю сторону «Добра и Зла». Переводя аксиологическую ось, традиционно трактуемую языком и сознанием в пространственных координатах как вертикаль («Добро / Верх – Зло / Низ»), в ранговую горизонталь, они объединяют на этом – новом верхнем – уровне все то, что важно, значительно, серьезно; чем нельзя пренебречь; мимо чего нельзя проходить; о чем нельзя не думать и не говорить и о чем нельзя думать легко и говорить шутя, т. е. все то, что, по слову Плотина о философии, можно назвать to timiotaton – ‘самое важное, ценное и значительное’.

2.0. Этому timiotaton – на этом новом нижнем уровне – противопоставлено все то, что неважно, несущественно, несерьезно; чему не следует придавать значения; мимо чего можно пройти; на что не нужно обращать внимание; о чем можно не думать и не говорить или не следует думать и говорить, т. е. все то, о чем можно сказать – пустое (пустяк, пустяки), мелочь (мелочи), безделка, ерунда, чепуха, вздор.

3.0. Таким образом, нам открывается если и не универсальный, то, во всяком случае, не уступающий аксиологическому по объему, широте охвата и значимости, – тимиологический принцип членения, ранжирования, или стратификации, элементов мира. Именно такое членение отражено в поговорке Делу время – потехе час, где Дело, которому Время, и Время, которое для Дела, принадлежат верхнему уровню (Т-рангу), тогда как потеха, которой час, и час, который отдан потехе, – элементы нижнего уровня (т-ранга).

3.1. Тимиологическое ранжирование элементов мира, как и аксиологическое их членение, представляет собой совокупность традиционных, сложившихся (хотя и исторически развивающихся и изменяющихся), закрепленных в национальном и общественном сознании, национальной культуре и психологии ценностных установок, предпочтений и оценок, получающих отражение и выражение в языке.

3.2. Так, по языковым (именно языковым!) свидетельствам, для русского национального сознания фундаментальная т– / Т-ранговая тимиологическая оппозиция «несущественного, незначительного, неважного, несерьезного», «пренебрежимого» – «Существенно важному, значительному, серьезному» оказывается интегралом, который охватывает открытое множество таких частных оппозиций, как «явление – Сущность», «внешнее – Внутреннее», «форма – Содержание», «случайное – Закономерное», «преходящее – Вечное», «временное – Постоянное», «ирреальное – Реальное», «искусственное – Подлинное», «частное – Общее», «единичное – Массовое», «второстепенное – Основное», «количественно малое (quantit? n?gligeable) – Количественно значительное» и мн. др. За каждым из таких двучленов стоит большее или меньшее количество языковых единиц – носителей соответствующих значений, а все вместе они охватывают значительную часть русской лексики, объединяющую слова, принадлежащие к различным лексическим и тематическим группам, к различным семантическим полям и представляющие все основные части речи.

Выделение из этого лексического массива т-слов нижнего тимиологического ранга и признание их особой категориальной группой основывается на том, что объединяющая их и входящая в структуру их значений тимиологическая составляющая может получать в определенных текстовых условиях и в определенных типах высказываний материальное воплощение. Эту эксплицирующую функцию обычно выполняет местоименное по происхождению слово так (иногда с осложнением: просто так / так просто, только так / так только), являющееся специализированным знаком – универсальным маркером т-ранговой принадлежности и т-оценки. Ср.: А кто он? Так, пылинка, исторический «фон»; То, что он написал, это не отчет, а так, отписка; Ну какой я писатель! Это так, проба пера; Это и не мультипликация, а киноаппликация. Так, простенькая; Ты бы ей платьишко купила какое. Так, дешевенькое; Вдруг, слышу, дверь тихонько скрып… да и отворилась… так, немножко… Один и серьезно говорит, а все кажется, что он это просто так, шутит; Не обращай внимания, он это так, притворяется; А был ли он там? Может, мне так, померещилось?; – А ты почему не идешь? – Почему? Так, не хочу; – А зачем тебе туда ехать? – Так, вздумалось…

Приведенным только что случаям с приглагольным так, используемым, как и в приименном употреблении, со специфической интонацией, паузировкой и акцентным выделением маркируемого глагола (так || померещилось; так || вздумалось), который называет т-действие (шутить, притворяться, померещиться, вздуматься, не хотеть [!]), противопоставлены случаи другого рода, где неакцентированиый глагол называет т-нейтральное действие и где не отделяемое паузой так не эксплицирует, а вносит т-оценочное значение, поскольку берет на себя функцию т-мотиватора и, характеризуя действие как не имеющее достаточно серьезного причинно-целевого обоснования, низводит его в т-ранг: «– Нет, нет, ничего… Это я так спросил…» (М. В. Авдеев) – так спросил ‘спросил, не подумав, без всякой причины, цели и намерения, без всякой задней мысли, и вы, пожалуйста, не сердитесь, не обижайтесь, не придавайте этому серьезного значения’. Ср. еще: «Крылова я видел всего один раз – на вечере у одного чиновного, но слабого петербургского литератора. Он просидел часа три с лишком неподвижно между двумя окнами – и хоть бы слово промолвил! <…> Нельзя было понять: что он, слушает ли и на ус себе мотает, или просто так сидит и “существует”…» (И. С. Тургенев. – Курсив Тургенева!) – просто так сидит ‘сидит в отчуждении от происходящего, пренебрегая им, не придавая значения тому, что говорится’. Ср. показательные противительные обороты типа не ради какой-то цели, а так, чтобы развлечься; не почему-нибудь, а так, по привычке, откуда следует, что развлечение – это т-цель, т. е. цель, которая недостаточно серьезна, чтобы считать ее целью, как и привычка – это т-причина, т. е. причина, которая недостаточно серьезна, чтобы считать ее причиной. Это, в свою очередь, значит, что причина и цель на самом деле единицы Т-ранга, т. е. Причина и Цель, и притом непереводимые на нижний т-уровень. Ср. повод, который так, повод. Ср.: «Бублицын кликнул Ивана Афанасьича по имени так, без всякой причины, от избытка внутреннего довольства…» (И. С. Тургенев); «– Что с тобой, Алексей Дмитриевич, российский Гамлет? Огорчил кто тебя? Или так – без причины – взгрустнулось?…» (И. С. Тургенев); «…Если б я узнала, что он любит другую женщину, я бы скорее примирилась с этим, но видеть, что он бросает меня так, без всякой причины, – вот что ужасно!..» (А. Н. Апухтин). Ср. еще: «Вспомнился мне мой знакомый, человек очень смышленый, который, обладая весьма некрасивой, неумной и небогатой женой и будучи очень несчастлив в супружестве, на сделанный ему вопрос: почему же он женился? Вероятно, по любви? – отвечал: “Вовсе не по любви! А так!” А тут Теглев любит страстно девушку и не женится. Что ж и это тоже – так?!» (И. С. Тургенев).

Круг целевых и причинных наречий и наречных сочетаний, употребляемых в русском языке рядом с так, чрезвычайно широк (ср. для виду, для видимости, для блезиру, для галочки, для забавы, для красного словца, для мебели, для отвлечения, для отвода глаз, для памяти, для подначки, для проформы, для смеху, для шика, для шутки, на [всякий пожарный] случай, от нечего делать…), и многие из них представляют исключительный интерес, поскольку могут способствовать хотя бы частичному проникновению в тайны народного миропонимания и загадочной «русской души». Ср. особенно: так, для души (не *для духа!); так, для красы (не *для красоты!); так, для порядка; так, для себя, так, для страха ‘для острастки’; так, для удовольствия (не *для радости!); так, для очистки совести; так, от скуки (не *от тоски!); так, ни с того ни с сего и т. д., которые, с «русской точки зрения», все – т-цели и т-причины, т. е. «недоцели» и «недопричины» и поэтому стоят и должны приниматься в расчет не больше, чем какие-нибудь для потехи и от нечего делать. Ср.: «Она не постигала <…>, как человек образованный и молодой может придерживаться такой застарелой рутины! – Впрочем, – прибавила она, – я уверена, что вы это говорите только так, для красного словца!..» (И. С. Тургенев).

4.0. Легко показать, что так-маркирование, поскольку оно отражает представления носителей языка о ранговом положении элементов мира в их соотнесении с тимиологической ценностной шкалой, может осуществляться преимущественно в условиях диалога, когда обнаруживаются расхождения собеседников в представлениях и оценках и возникает потребность в приведении их к единству. Поэтому так в качестве т-маркера обычно используется в репликах-ответах и лишь в отдельных случаях – с целью предвосхищающей коррекции ожидаемой реакции собеседника – в прямом слове субъекта речи. Обращение говорящим так-высказываний к самому себе при внутреннем диалоге используется в целях самоопровергающей коррекции, для самоуспокоения, легко приводящего к самообману, или в малодушном порыве самоумаления, которое может обернуться самоуничижением. Ср.: «…он находил забавным себя же опровергать: все это так, пустяки, тени пустяков» (В. Набоков); «– Фу, как я расходился! – сказал он сам себе. – Ведь все еще, может быть, ничего, и я просто ее не понял, и это все только так, случайность…» (Ю. Жадовская); «– Я иногда принимался с важностью древнего мудреца взвешивать достоинства князя; иногда утешал себя надеждою, что это только так, что Лиза опомнится, что ее любовь <к князю> – ненастоящая любовь…» (И. С. Тургенев); «Ах, мне ли упрекать ее!.. И кто я ей, собственно говоря? Так, случайный знакомый…» (В. Голубев). Ср. аналогичные примеры, где маркирующее и подчеркивающее так отсутствует, но легко может быть вставлено по показаниям целостного контекста: «Сидевший возле нее <Марианны> Калломейцев начал было обращаться к ней с разными любезностями <…>, но она не слушала его; да и он произносил эти любезности вяло, для очистки совести: он сознавал, что между молодою девушкой и им существовало нечто недоступное» (И. С. Тургенев) – …так, для очистки совести.

В обычном диалоге так-маркирование, представляя предмет обсуждения незначительным, мелким, ничего не стоящим (ничего – частый спутник так: – Это так, ничего; Ничего, это так…) и не заслуживающим внимания, позволяет говорящему: 1) замять нежелательный разговор и уйти от ответа на неприятный для него вопрос: «– Ты что задумался? – Нет, ничего… Это я так…» (В. Слепцов); «– Скажи, пожалуйста, братец, – говорил я<…> одному из моих приятелей – живому адрес-календарю Петербурга, – что это за высокий, красивый господин с усами? – Это?… это какой-то иностранец, довольно загадочное существо… А что? – Так!..» (И. С. Тургенев); «– О чем вы, Егор Иванович, вздохнули? – Так… – Так никогда не бывает: вы вспомнили кого-нибудь…» (Н. Г. Помяловский); 2) мягко отвести адресованные ему похвалы, проявляя действительную или кокетливо-показную скромность: «– Мсье Пьер, пожалуйста, покажите ему ваш фокус! – Ах, стоит ли… Это так, пустое… – заскромничал он» (В. Набоков); 3) снять обоснованные или необоснованные подозрения, обвинения и упреки на свой или чей-нибудь счет: «– Господи! Да ничего он мне не говорил… Мы и виделись-то так, мельком» (М. Ганина); 4) рассеять тревоги и опасения собеседника и успокоить его: «– Нет, ведь это так… – сказала она кротко и нежно, – женщины плачут легко, чему тут огорчаться» (Ю. Жадовская) и др.

Особый интерес представляют те, достаточно часто складывающиеся, ситуации, когда говорящий обнаруживает, что собственной силы маркера так недостаточно, чтобы помочь собеседнику (или заставить его) увидеть вещи в их истинном, как он это себе представляет, т-масштабе и осознать их действительную, как он ее понимает, т-ценность. Тогда, чтобы утвердить т-истину, которой он, по его убеждению, владеет, он использует – в качестве инструмента логического давления на чужое заблуждающееся сознание – открытое Т – т-ранговое противопоставление: Это не преступление, а так, мелкий проступок.

Если же броня противостоящего сознания не уступает и этому, то в дело вводятся силы ближнего боя: категорические констатации (Это не стоит / не заслуживает внимания), непререкаемые «учительные» рекомендации (Этому не следует придавать значение), апробированные заключения народной мудрости (Все этояйца выеденного не стоит), прямые обращения-императивы (Не обращайте внимания!; Пропускайте мимо ушей!; Смотрите на это сквозь пальцы!; Не бepите в голову!) и их антифразисные и иные экспрессивные иронически окрашенные варианты (Есть о чем думать!; Было бы о чем думать!; Нашел о чем говорить!) и др. Ироническая экспрессия этого эскорта распространяется и на центр так-высказывания, пробуждая в рациональной структуре логического противопоставления дремлющую энергию древней фигуры контраста, которая, возрождаясь, обрастает разнообразными дополнительными средствами эмоционально-экспрессивного варьирования. Т-слово собеседника подхватывается, повторяется, переспрашивается, вновь повторяется с иронической или саркастической интонацией, «обвешивается» частицами и вопросительными словами: – Он что, твой жених? – Жених? Жених! Да что он за жених?! Какой он (там / к черту / к чертям) жених! Тоже жених! Тоже мне жених! Тоже еще жених! Видали мы таких женихов! Нашла жениха! Жених!.. Он не жених, а так, просто знакомый! Да и знакомый-то так, два раза его видела… Эмоционально-экспрессивное напряжение, владеющее субъектом речи и пронизывающее такого рода контексты, приводит к тому, что сражающийся за установление Т-истины говорящий утрачивает контроль над силой своего воздействия на сознание собеседника и, девальвируя чужое Т, чтобы «опустить его с небес на землю», сам же и промахивается, проваливаясь ниже запланированного т-уровня. Понятно, что чем большей и чем менее оправданной была высота Т, тем большей оказывается сила реактивного давления и тем ниже т-уровень. Так действует механизм «преувеличенного умаления». Ср.: «– Мне говорили, что там прекрасный лес, вековой бор, а я приехал и нашел так, жалкий лесишко…» (Ф. Крюков), где представлен сходный эффект «обманутого ожидания».

5.0. Так происходит расщепление т-Т-уровней на подуровни (Т₁ и Т₂ – _T1 и т₂), которые представляют переходы от Верхнего к Высокому и от нижнего к низкому. Уровни с индексом (1) – результат рациональных, имеющих логические основания операций ранжирующего – взвешивающего – распределения. Для элементов т₁-уровня – это ментальная операция, называемая глаголами пренебречь2 – «оставить без внимания что-л. как незначащее, несущественное» [MAC: III, 380] и игнорировать – «не принять (не принимать) во внимание что-л…» [MAC: I, 627]. Уровни с индексом (2) – результат осложнения тимиологии аксиологией. Так, для элементов т₂-уровня характерно соединение рационального взвешивания с эмоционально-экспрессивной отрицательной оценкой, которая легко захватывает господствующее положение в семантической структуре слова. Тимиологическое умаление-понижение превращается в принижение и унижение. Это как раз и выражается в глаголе пренебречь₁ – «отнестись к кому-, чему-л. с презрением, высокомерно, без уважения» и производном пренебрежение₁ – «презрительно-высокомерное, неуважительное отношение к кому-, чему-л.» [MAC: III, 380, 379]. Так в борьбе за тимиологическую истину, как это обычно и бывает, истину как раз и теряют. Мера в высокомерии – ложна. Поразительно, что именно ‘высокомерие’ и ‘презрение’ выдвинулись на передний план в семантике пренебрежения и исторически вторичное значение заняло первое место, еще раз подтверждая древнюю мудрость: «низшее сильнее высшего».

И если рациональное пренебрежение (пренебрежение₂ в словаре; ср. также устар. небрежение₂) естественно оборачивается отстранением (ср. отстраняющее себе в случаях типа А я сижу себе и ничего не слышу и обычное в литературном языке начала – середины XIX в. так себе в значении т-маркирующего ‘так’ при новом так себе с оценочным значением ‘неважно’), то экспрессивное пренебрежение (пренебрежение ₁ в словаре; ср. также устар. небрежение₁) естественно находит себя в отчуждении. Ср.: «Он <Гоголь> принялся за Мольера только после строгого выговора, данного Пушкиным за небрежение к этому писателю» (П. В. Анненков). Не случайно, что в контексте так в подобных случаях появляется отчуждающее там (см. об этом последнем в работе [Пеньковский 1989] и в настоящем сборнике стр. 40–44).

Точно такое же раздвоение обнаруживает и презрение, которое может быть как рациональным пренебрежением (презрение₂, толкуемое в словаре как отношение: «пренебрежительное отношение к чему-л.» [MAC: III, 376] – презрение к смерти, к опасности, к болезни.…), так и пренебрежением экспрессивным (презрение₁, которое толкуется как чувство: «чувство полного пренебрежения, крайнего неуважения к кому-, чему-л.» [MAC]). Приводимое в качестве иллюстрации этого значения речение облить глубоким презрением кого-л. с обычным для русского языка метафорическим представлением сильной эмоции в образе жидкой, льющейся и кипящей субстанции, подтверждает справедливость такого толкования.

Понятно, что в отношении этого низшего уровня, уровня высокомерного пренебрежения и отчуждения, которые соединяются в целостном комплексе экспрессивного презрения, об истинности оценок вообще не может быть и речи. Истина добывается трезвым, спокойным умом и «умным» любящим сердцем, а не захлебывающимся от презрения и ненависти чувством.

6.0. В этой связи обращает на себя внимание поразительный параллелизм словообразовательного состава и семантической структуры глаголов презирать и ненавидеть (пре– ‘через, поверх’ = на– ‘сверху, поверх’ + ~зир~ = ~вид~ + – а-ть), и можно было бы высказать предположение, что общепризнанная этимология ненавидеть «испытывать чувство ненависти – сильнейшей вражды, неприязни» [MAC: II, 456] (<не + навидеть ‘охотно с радостью смотреть’ [Фасмер 1971: II, 63; Шанский 1975: 289]) одностороння и не учитывает возможности другого семантико-словообразовательного развития: с известной в славянских языках и, в частности, в русском, усилительной приставкой не– (см. о ней в работе [Толстой 1995: 341–346]) от на-вид-е-ть ‘смотреть поверх' 'не видеть’ ? ‘презирать’. Ср. разг. в упор не видеть ‘смотреть и не видеть = презирать’. Ср. еще: «…мало-помалу он <Гоголь> начинает выделять самого себя и мысль свою из современного развития, из насущных требований общества, из жизни. Он усиливается смотреть поверх голов, занятых обыденным делом времени» (П. В. Анненков).

Веским аргументом в пользу этого предположения может служить обычное в литературном языке пушкинской эпохи, но не замеченное нашими словарями (их нет ни в БАС, ни в «Словаре языка Пушкина»!) употребление ненавидеть в значении ‘презирать’: «Императрица <… > изволила спросить обер-шталмейстера Нарышкина: “Отчего такой-то не любит живописи и ненавидит стихотворство до такой степени, что, по словам княгини Дашковой, он всех ни к чему годных людей своих называет живописцами и стихотворцами?”» (С. П. Жихарев. Дневник чиновника, 22 февраля 1807); «Надежду потеряв, забыв измены сладость, / Пылает близ нее задумчивая младость; / Любимцы счастия, наперсники судьбы / Смиренно ей несут влюбленные мольбы; / Но дева гордая их чувства ненавидит / И, очи опустив, не внемлет и не видит.…» (А. С. Пушкин. Дева, 1821); «Но жалок тот, кто всё предвидит, / Чья не кружится голова, / Кто все движенья, все слова /В их переводе ненавидит; / Чье сердце опыт остудил / И забываться запретил» (А. С. Пушкин. Евгений Онегин, 4, LI, 9 – 14); «Шум, хохот, беготня, поклоны, / Галоп, мазурка, вальс… Меж тем / Между двух теток, у колонны, / Не замечаема никем, / Татьяна смотрит и не видит; / Волненье света ненавидит; / Ей душно здесь…» (А. С. Пушкин. Евгений Онегин, 7, LIII, 1–7); «…вместо глупой, бестолковой работы, которой ничтожность я всегда ненавидел, занятия мои теперь составляют неизъяснимые для души удовольствия…» (Н. В. Гоголь – матери, 16 апреля 1831).

Ср. также возненавидеть – ‘презреть’: «Когда порой воспоминанье / Грызет мне сердце в тишине / И отдаленное страданье / Как тень опять бежит ко мне; / Когда, людей повсюду видя, / В пустыню скрыться я хочу, / Их слабый (славы?) глас возненавидя, / Тогда забывшись я лечу / Не в светлый край, где небо блещет / Неизъяснимой синевой…» (А. С. Пушкин. «Когда порой воспоминанье…», 1830); «И так я слишком долго видел / В тебе надежду юных дней / И целый мир возненавидел, / Чтобы тебя любить сильней…» (М. Ю. Лермонтов. К ***, 1832).

Однако для пренебрегаемых и презираемых по малости и ничтожности объектов т-уровня, которые можно не заметить и обойти, которые можно исключить из сознания, к которым можно повернуться спиной, ненависть – слишком сильное чувство. Более того, как и любовь, ненависть предполагает прямой, лицом к лицу, постоянный мысленный контакт субъекта ненависти с его объектом и такую концентрацию сознания на этом объекте, что от него – вопреки пониманию необходимости этого! – оказывается невозможным «отвернуться». И именно в этом состоит парадоксальная сущность отвращения! Тем самым естественно и неизбежно объект ненависти должен переместиться на противостоящий Т-уровень. И вот объяснение семантической эволюции всех слов этой группы: они полностью утратили значения ‘пренебрежения’ и ‘презрения’, память о которых сохраняется только в нередком – представляющемся вполне естественным для нашего сознания – соединении ненависти и презрения. Но не пренебрежения! Ср.: «К одной лишь московской партии, к славянофилам он всю жизнь относился враждебно: очень уж они шли вразрез всему тому что он любил и во что верил. Вообще Белинский умел ненавидеть – he was a good hater – и всей душой презирал достойное презрения» (И. С. Тургенев. Воспоминания о Белинском, 1868); «После популярного воинственного Тьера управление Францией принял на себя англоман по убеждениям Гизо, который в ненависти и презрении к самодеятельности народных масс и их вожаков совершенно сходился с королем…» (П. В. Анненков. Замечательное десятилетие, 1880).

Известно, что от великого до смешного – один шаг. Оказывается, что от малого до великого – два!

Литература

БАС – Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. М.; Л.: ИАН, 1950–1965.

MAC – Словарь русского языка. 2-е изд. М., 1981–1984. Т. 1–4.

Пеньковский 1989 – Пеньковский А. Б. О семантической категории «чуж-до ста» в русском языке//Проблемы структурной лингвистики. 1985–1987. М., 1989.

Толстой 1995 – Толстой Н. И. Не – не ‘не’ // Язык и культура: Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.

Фасмер 1971 – Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1971.

Шанский 1975 – Шанский Н. М. Школьный этимологический словарь русского языка. М., 1975.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.