От слова к образу

Прежде чем анализировать стихи, договоримся о понятиях, которыми будем пользоваться. Когда мы говорим о слове, то имеем в виду прежде всего то значение, которое получают слова и выражения в произведении, то есть их семантику. А образ– это то, что поэт создал из слов.

Однако слова уже содержат в себе определенное значение, они называют предмет и его признаки, сообщают о действиях и состояниях, о пространстве и времени, о взаимоотношении явлений. Благодаря содержащимся в словах значениям мы воображаем созданные словами картины. Например, слово «парус» позволяет читателю зрительно представить себе этот предмет. Лермонтов создает в стихотворении художественный образ, и это слово наполняется новым, более значимым и неожиданным смыслом, и читателю становится близко и понятно состояние души человека, неудовлетворенного собой, устремленного к чему-то новому, неизведанному и прекрасному.

Что же такое художественный образ? Во-первых, образ – результат творчества. Во-вторых, конкретная картина жизни, которая возникает в воображении в связи с буквальным значением слов. И в-третьих, когда слова, переплавленные в «творческой мастерской» поэта, приобретают более широкое и глубокое значение, то в произведении обязательно проступает эстетический идеал автора, его отношение к истине, добру и красоте. Поэтому образ – это всегда открытие нового.

В лирическом произведении создается особый тип художественного образа – образ-переживание, который передает целостное и конкретное состояние человека, лирического героя. Здесь иные, чем в эпических и драматических произведениях, и слово-образ, и образ-картина, и образ пространства и времени – все они создают образ-переживание.[1]

А. С. Пушкин

Евгений Онегин (Отрывок).

Зимний вечер. Осень (Отрывки)

Используя несколько фрагментов из произведений А. С. Пушкина, рассмотрим, как преображается слово, становясь поэтическим средством, когда значимыми делаются все его признаки: звучание, состав слова, стилистическая и эмоциональная окраска. Давайте пристальнее вглядимся в отдельные свойства поэтического текста, когда же вы приобретете достаточный опыт анализа произведения, то научитесь понимать значение выразительных средств языка прямо в процессе чтения.

Во-первых, слово звучит, и его звуковой составво взаимодействии с другими особенностями поэтического языка приобретает своеобразие и значимость. Тогда возникают звуковые средства художественной изобразительности (аллитерация, ассонанс и другие виды звукописи). Вот отрывок из романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин» (гл. V, строфа XLII). Здесь образ создан, прежде всего, благодаря семантике звукового состава слова:

Mазурка раздалась. Бывало,

Когда гремел мазурки гром,

В огромной зале все дрожало,

Паркет трещал под каблуком,

Тряслися, дребезжали рамы;

Теперь не то: и мы, как дамы,

Скользим по лаковым доскам.

Читая отрывок, вы легко представите себе и то, как танцевали мазурку раньше, и то, как танцуют ее «теперь», и отношение поэта к этим переменам. Картина возникает в значительной степени благодаря тому, что в первых пяти строках слышны гремящие звуки зр – гр – др – рк – тр – р. Именно звуки способны вызывать определенные ассоциации. Что это – изображение мазурки, грохот каблуков, топот? Скорее, эмоции, общее впечатление от громкой музыки и быстрых резких движений. А в двух последних строках повторяются звуки м – д – с – з – л. И снова это не столько изображение, сколько ощущение медленного, плавного движения. Главное же в отрывке – антитеза, противопоставление двух мазурок, прежде и теперь, в котором выразилось изменение нравов общества. Эта мысль и передана посредством повторения сочетаний звуков.

Так вы увидели, что слова несут и более яркую художественную информацию, когда целенаправленно используется их звуковой состав.

Вообще звуковые повторы – аллитерации и ассонансы – и другие виды звуковой организации текста имеют разные значения. Например, они помогают воспроизвести картину происходящего: «По корням упругим топор застучал» (здесь явно слышен стук топора), – но далеко не всегда играют изобразительную роль. Звуковые повторы могут выделять главное слово: «Две другие другк дружке ближе» (звуки главного слова друг повторяются во всех словах). Повторение гласных главного эмоционального слова может усилить эмоцию: «Скучно нам слушать осеннюювьюгу…» (Но это не значит, что звук у всегда передает печальное настроение, он может производить и другое впечатление в зависимости от значения слова.) Высокая степень звуковой организованности текста может создавать ощущение красоты, гармоничности, как в стихотворении А. С. Пушкина «На холмах Грузии лежит ночная мгла…». Определенное эмоциональное значение может иметь и отсутствие какого-либо звука, например отсутствие звука р в стихотворении Г. Р. Державина «Соловей во сне»: «Я на холме спал высоком, / Слышал глас твой, соловей, / Даже в самом сне глубоком / Внятен был душе моей: / То звучал, то отдавался, / То стенал, то усмехался / В слухе издалече он…» Встречаясь с разными видами звуковой организации текста, важно понимать, что значение имеют не столько сами звуки, сколько их соотношение со значением слова, звуки могут усиливать это значение, обращать внимание читателя на дополнительные смысловые оттенки, которые имеются или возникают в словах благодаря звуковой перекличке.[2]

Читая две строфы стихотворения А. С. Пушкина «Зимний вечер», вы почувствуете, как звучание слов помогает создать картину:

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя;

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя,

То по кровле обветшалой

Вдруг соломой зашумит,

То, как путник запоздалый,

К нам в окошко застучит.

Наша ветхая лачужка

И печальна и темна.

Что же ты, моя старушка,

Приумолкла у окна?

Или бури завываньем

Ты, мой друг, утомлена,

Или дремлешь под жужжаньем

Своего веретена?

Вы, конечно, услышали вой ветра в повторяющихся звуках слов: буря – вихри – зверь – завоет. Услышали шуршание соломы на крыше: обветшалой – зашумит. Повторяющиеся бу – ви – ве – во помогают почувствовать как общую картину – метель за окном, так и конкретные детали: сменяющие друг друга вой, плач, шум, стук, шуршание. Благодаря фонетическим повторам в стихотворении возникает поэтический образ бури – грозной, страшной, живой.

Не меньшее значение в поэтическом слове имеет его состав – морфемика. Обратите внимание на повторение приставки «за»: завоет – заплачет – зашумит – застучит. В чем разница: воет – завоет, плачет – заплачет? Вы чувствуете, что благодаря приставке возникают все новые звуки, а буря предстает в движении, становится живым существом. Так повтор усиливает значение слов, не только называющих звуки, но и несущих в себе эмоцию – тревожную и печальную.

Какой хрупкой кажется ветхая лачужка рядом с могучей бурей! И вместе с тем это существительное и еще окошко — слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами – передают ощущение тепла, уюта в печальной и темной избе. И другие слова с тем же значением суффиксов – старушка, подружка — помогают почувствовать атмосферу покоя и любви, противостоящей буре за окном.

Значима и приставка в слове приумолкла. Сравните: умолкла – приумолкла. Старушка на время умолкла, утомленная непогодой за окном, – как ласково, как внимательно относится поэт к своей доброй подружке, как явно в этих словах проявляется тепло человеческих отношений. И печаль, тревога, чувство беспомощности человека перед грозной силой стихии отступают, потому что есть любовь, есть дружеское расположение – недаром стихотворение заканчивается словами: «Сердцу будет веселей».

На этих примерах вы видели, как углубляется и расширяется значение слов благодаря тому, что становится значимым их состав.

Особенно значимы в поэтическом языке его лексические возможности, и прежде всего, стилистическая и эмоциональная окраска слов. Убедимся в этом, читая первую строфу стихотворения А. С. Пушкина «Осень».

Октябрь уж наступил – уж роща отряхает

Последние листы с нагих своих ветвей;

Дохнул осенний хлад – дорога промерзает.

Журча, еще бежит за мельницу ручей,

Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает

В отъезжие поля с охотою своей,

И страждут озими от бешеной забавы,

И будит лай собак уснувшие дубравы.

Какую картину вы представляете, читая стихотворение? Голая роща, холодно, промерзшая дорога, бегущий ручей и замерзший пруд, начинается псовая охота на отъезжих (отдаленных от усадьбы) полях. Казалось бы, поэт просто фиксирует происходящие в природе процессы. Но это лирическое произведение, а в нем важно то переживание, которое возникает при виде картины. И вот мы видим, чувствуем, что этот скучный вроде бы пейзаж вызывает у поэта настроение высокое и торжественное, наступление осени предстает как прекрасное состояние природы, как нечто чрезвычайно значительное. Почему создается такое впечатление?

Может быть, потому что это стихи? Шестистопный ямб, медленный размер, использовался в героической поэме М. В. Ломоносова «Петр Великий», в торжественных строфах державинского «Памятника» и других произведениях «высокого штиля». Да, то, что это стихи, – очень важно, ведь именно поэзия помогает превратить слова, организованные в предложения, в явление искусства слова. Но размер стиха только предоставляет возможность создать высокое эмоциональное настроение, ведь тот же шестистопный ямб широко использовался и в стихах «низкого штиля» – в сатире А. П. Сумарокова «О благородстве», героико-комической поэме В. И. Майкова «Елисей, или Раздраженный Вакх», в баснях.

Потому что главное – стилистическая и эмоциональная окраска лексики. Именно это определяет смысл высказывания. Какова же окраска слов в приведенной строфе? Прежде всего заметим, что лексика – книжная. Вот слово отряхает — устаревшая форма (ныне принято – отряхивает), устаревшим является и слово листы (листья). Архаизмы придают речи торжественную интонацию. Ту же роль играют церковнославянизмы: хлад, страждут. И слова дубравы, нагих, ветвей — тоже поэтические, высокие. Чтобы выразить определенные чувства, достаточно нескольких эмоционально окрашенных слов, и здесь они очень заметны.

Обратим внимание и на то, что картина наступления осени создана посредством смены времен глаголов: наступил – отряхает; дохнул – промерзает; бежит – застыл. И жизнь природы предстает в движении, читатель будто наяву видит переход от лета к осени.

Но и этого мало. В стихотворении все явления природы оживают: осенний хлад — дышит, озими оказываются способными страдать, дубравы спят, их будит лай собак. Олицетворения также помогают созданию прекрасной и возвышенной картины.

Используя слова с высокой окраской и тропы – олицетворения, поэт рисует художественный образ-переживание, идею которого приблизительно можно определить так: несмотря на то что изображается осеннее умирание природы, она предстает как вечно живое, творческое начало, как торжество жизни. Дальше в стихотворении эта

мысль станет главной, читатель осознает единство вечных сил природы и человека, проникается ощущением бессмертия высокого творческого духа.

Вы заметили, что слово становится образом благодаря его стилистической и эмоциональной окраске.

А теперь рассмотрим иную испостась слова – его употребление в прямом или переносном смысле. Как это используется в поэтическом творчестве?

С. А. Есенин

«Нивы сжаты, рощи голы…»

Это стихотворение С. А. Есенина вам наверняка известно. В нем, как и во многих лирических произведениях, изображается картина природы. Но ведь это не просто осенний этюд. Поэт написал стихотворение, чтобы открыть нам свои сокровенные мысли. Как постичь их? Сам текст подскажет нам путь анализа.

Перечитайте стихи и постарайтесь почувствовать настроение поэта.

Нивы сжаты, рощи голы,

От воды туман и сырость.

Колесом за сини горы

Солнце тихое скатилось.

Дремлет взрытая дорога.

Ей сегодня примечталось,

Что совсем-совсем немного

Ждать зимы седой осталось.

Ах, и сам я в чаще звонкой

Увидал вчера в тумане:

Рыжий месяц жеребенком

Запрягался в наши сани.

Обратите внимание на две первые строки. Представили нарисованную поэтом картину поздней осени? Какое настроение вызывает она? Вы скажете: унылое, грустное, тоскливое. При этом вы, конечно, вспомнили собственные ощущения, когда оказывались в осеннем лесу, в поле.

И если вы умелый читатель, то, читая эти строки, обязательно заметите, что все существительные здесь употреблены в прямом значении, поэт просто перечисляет то,

что видит: нивы, рощи, река, туман, сырость, и все эти слова общеупотребительные, непоэтичные. Два простых нераспространенных предложения, построенных одинаково, – в первой строке и неполное – во второй строке вместе с непоэтичными словами создают приземленную интонацию. И вы, следуя за автором, чувствуете то же, что и он, – все вокруг буднично, серо и уныло.

Но вот в третьей и четвертой строках появляется сравнение, выраженное творительным падежом существительного, – солнце уподобляется колесу, которое скатилось за горы, возникают эпитеты: горы – сини, солнце – тихое. И синтаксис стал иным: предложение становится распространенным и разворачивается на две строки. Это создает другую интонацию – более спокойную, плавную. К тому же картина обретает краски, вы видите синие горы и красное солнце – в осеннем пейзаже проступает своеобразная красота, и настроение начинает меняться.

Читаем вторую строфу. Дорога живая, она дремлет, ей примечталось — на явление природы переносятся чувства, свойственные человеку, а вы, конечно, знаете, что этот художественный прием называется олицетворением. Природа испытывает те же чувства, что и мы: ей грустно, она мечтает о приходе седой зимы (эпитет метафорический, основанный на сходстве белого снега и седины, создающий зрительный и эмоционально окрашенный образ), а значит, жизнь не стоит на месте, и создается предощущение близких перемен, о которых мы мечтаем вместе с природой. Меняется и синтаксис: второе предложение соединено с первым последовательной связью (а не перечислительной параллельной, как в первой строфе) и занимает уже три строки, от этого интонация становится более плавной. И состояние унылой безнадежности отступает, уходит…

А дальше картина волшебным образом меняется. Уже не только будущее сулит перемены, само настоящее становится другим. Отметим синонимы: были рощи голы — стала чаща звонкая. Почувствуем, как те же самые предметы – черные деревья, сбросившие листву, – приобрели совсем иную эмоциональную окрашенность. Было – унылые туман и сырость, стало – просто в тумане, но какой волшебной тайной окуталась теперь чаща! В таком тумане может привидеться вообще нечто фантастическое: будто

«рыжий месяц жеребенком запрягался в наши сани». Тут и неожиданный эпитет, и сравнение, и олицетворение – и вы чувствуете, какой близкой, прямо-таки родной вам стала природа: рыжий месяц похож на знакомого рыжего жеребенка — это уже не что-то чуждое, далекое, а свое, привычное для деревенского быта. К тому же картина воспринимается как единое целое благодаря построению предложения – оно заняло теперь всю строфу. И конец стихотворения рождает совсем другие эмоции, чем его начало.

Так Есенин помогает увидеть красоту в неприглядной картине поздней осени. Волшебной силой искусства слова он преобразил унылые голые рощи в прекрасные звонкие чащи, неприятные туман и сырость – в таинственную дымку. Вы будто посмотрели ввысь и сквозь туман увидели светлый рыжий месяц и почувствовали, что мир полон чудес, что природа близка вам, что вы с нею связаны кровным родством, у нее те же мечты, те же радости и печали.

И каждый, читая это стихотворение и замечая переход от слов в прямом их значении к тропам, а также изменения характера синтаксиса, ощутит красоту и гармонию мира, в котором все обращено к человеку, малой частичке этой великой и прекрасной Природы. Более того, мы почувствуем, что человек не просто ее частичка, а нечто особое, что он наделен духовностью – стремлением к идеалу и творческому осмыслению явлений. Мы осознаем, что слово способно не только запечатлевать, но и преобразовывать действительность.

Собственно, об этом и говорит вся лирическая поэзия, она помогает нам в обыкновенном увидеть прекрасное и полюбить его, всей душой воспринять его. И мы осознаем, что не зря живем на свете, что в нас есть дух творчества, что мы способны осуществить свое высокое назначение – очеловечивать, совершенствовать самих себя и окружающий нас мир.

М. Ю. Лермонтов

Бородино

Не будем приводить текст хорошо известного всем стихотворения. Предлагаем вам фрагмент из книги Д. Е. Максимова «Поэзия Лермонтова», который может стать примером того, как исследование даже одного свойства языка —

стилистической окраски – позволяет ученому раскрыть образ рассказчика и идею произведения, оценить то новое, что привнес Лермонтов в литературу.

«В стихотворении «Бородино» впервые в русской литературе Лермонтов сделал героем и двигателем истории, вершителем судеб России и Европы – простого человека и вместе с тем глазами этого человека взглянул на историю…

…В «Бородине» рассказчик показан именно как солдат, ярко и определенно, – и вместе с тем не настолько ярко и индивидуализированно, чтобы привлечь к нему все внимание читателей, заслонить им события, о которых он рассказывает. Чтобы сохранить должные пропорции образа, чтобы дать читателю возможность сквозь этот образ, не задерживаясь на нем больше, чем нужно, разглядеть глазами простого человека батальные картины и понять их исторический смысл, Лермонтов отказывается от прямого изображения своего героя. Материалом для реализации образа поэт избирает не только мысли и чувства старого ветерана в их логическом выражении и конечно уж не его пластический облик, а наименее «плотную» и наиболее «прозрачную» среду: его речевую манеру, фразеологию, лексику…

Язык «Бородина» отличается очень тонким и органическим сочетанием разговорного строя с лексической и фразеологической патетикой. Сочетание это можно обнаружить в большинстве строф. Начало их часто организуется средствами разговорного стиля, который к концу переходит в пафос, реализуемый большей частью «книжной речью».

Начало:

Забил заряд я в пушку туго

И думал: угощу я друга!

Конец:

Уж постоим мы головою

За родину свою…

Начало:

Два дня мы были в перестрелке.

Что толку в этакой безделке?

Конец:

И вот на поле грозной сечи

Ночная пала тень.

Языковая патетика «Бородина» местами основывается на формулах высокого стиля – «грозной сечи», «сражен булатом», «клятву верности», «сверкнув очами», «носились знамена, как тени», «земля тряслась, как наши груди»… Лермонтовский рассказчик… образ собирательный, монументальный – не только «я» какой-либо частной, хотя бы и типизированной личности, сколько «мы» русского народа… Для характеристики героя, образ которого поднимается над узко эмпирической «правдой факта» до широчайшего монументального обобщения, формулы высокого стиля оказываются вполне уместными и, более того, необходимыми».[3]

Итак, Д. Е. Максимов, рассмотрев стилистическую окраску языка рассказчика, сумел раскрыть смысл стихотворения. Сочетание в речи героя высокого «книжного» и разговорного начал, утверждает ученый, позволило поэту создать образ простого человека, участника Бородинской битвы, глубоко осознающего ее значение, и поднять его фигуру до обобщенного «мы» русского народа, передать искреннее патриотическое чувство поэта, его мысли о величии народного подвига.

Но исчерпывается ли этим содержание стихотворения? Нет, конечно. Если обратить внимание на другие стороны художественной формы, то понимание замысла произведения значительно расширится. Так, можно заметить, что в стихотворении часто используется метонимия – употребление слова в переносном значении на основе связи, существующей между явлениями.[4] Вдумайтесь в значение фраз:

«Недаром помнит вся Россия

Про день Бородина!»

«…Не смеют что ли командиры

Чужие изорвать мундиры

О русские штыки?»

И вот на поле грозной сечи

Ночная пала тень.

И слышно было до рассвета,

Как ликовал француз.

…сражен булатом,

Он спит в земле сырой.

Звучал булат, картечь визжала,

Рука бойцов колоть устала…

О чем говорит выражение: Чужие изорвать мундиры / О русские штыки? Значит «дать бой». В рукопашном бою конечно же будут изорваны мундиры – именно эта подробность помогает читателю зрительно представить картину боя. Таково же значение метонимических выражений: затрещали барабаны (знак окончания битвы); тогда считать мы стали раны (потери) – в них тоже мысль выражена через часть от целого. Так видит событие его непосредственный участник, простой солдат. Но рассказчик прекрасно понимает величие события, в котором ему довелось участвовать. И показать в этом образе мысли и чувства всего русского народа тоже помогает метонимия.

Слова вся Россия употреблены вместо «все люди, живущие в России», потому что между этими явлениями есть связь. День Бородина — это «битва около села Бородино». Сражен булатом — значит «убит», а кроме того, назван материал вместо предмета, который из него сделан, – сабли или снаряда. Ночная пала тень — значит «наступила ночь». Но зачем поэт прибегает к метонимии вместо прямого называния явления? А что, по-вашему, более поэтично: те метонимии, которые использованы в стихотворении, или «перевод» их на язык логики? Сражен булатом или «убит в бою саблей (снарядом)»? Ночная пала тень или «наступила ночь»? Разумеется, метонимия звучит несравненно более возвышенно, торжественно. Переносное значение – меткое, яркое, выразительное, благодаря ему поэт создает художественный образ-переживание, окрашенный высокой эмоцией.

Рассказчик по-простонародному называет противника брат мусью, с иронией говорит: ликовал француз, – и единственное число, которое содержит значение обобщения «все французы», усиливает смысл слов. Ведь в этой битве противостояли целые народы, а русский народ проявил свое достоинство, великий дух: богатыри – не вы. И себя солдат – вместе с ним поэт – ощущает частичкой великого русского народа и гордится этим. Так в стихотворении благодаря использованию различных средств языка, и в том числе метонимии, достигается максимальная художественная выразительность.

От композиции к смыслу

Наблюдения над композицией нередко способствуют пониманию смысла произведения. Когда мы говорим о композиции, то замечаем, как автор сопоставляет образы, как благодаря этому развивается художественная мысль. В стихах, где речь членится на соизмеримые отрезки, сопоставляются друг с другом строки, а поскольку слово в стихах как бы укрупнено, сопоставляются даже отдельные слова. Объединенные в строку, слова взаимодействуют – усиливается их общее значение, они придают друг другу новое значение, подчеркивают оттенки смысла. Перекликаются и слова в разных строках, и мы можем заметить словесные ряды,[5] то есть слова или выражения (не обязательно расположенные рядом в тексте), сходные или противопоставленные по значению, по их стилистической и эмоциональной окраске, по сходству использованного в них языкового средства, по их общей роли в композиции стихотворения.

Такое взаимодействие слов отчетливо проявляется в следующем произведении.

И. С. Никитин

Утро

Звезды меркнут и гаснут. В огне облака.

Белый пар по лугам расстилается.

По зеркальной воде, по кудрям лозняка

От зари алый свет разливается.

Дремлет чуткий камыш. Тишь – безлюдье вокруг.

Чуть приметна тропинка росистая.

Куст заденешь плечом – на лицо тебе вдруг

С листьев брызнет роса серебристая.

Потянул ветерок, воду морщит-рябит.

Пронеслись утки с шумом и скрылися.

Далеко-далеко колокольчик звенит.

Рыбаки в шалаше пробудилися,

Сняли сети с шестов, весла к лодкам несут…

А восток все горит-разгорается.

Птички солнышка ждут, птички песни поют,

И стоит себе лес, улыбается.

Вот и солнце встает, из-за пашен блестит;

За морями ночлег свой покинуло,

На поля, на луга, на макушки ракит

Золотыми потоками хлынуло.

Едет пахарь с сохой, едет – песню поет,

По плечу молодцу все тяжелое…

Не боли ты, душа! отдохни от забот!

Здравствуй, солнце да утро веселое!

Перечитайте начало стихотворения – шесть первых строк – и представьте себе картину, изображенную здесь. Вы почувствуете медленную интонацию, создаваемую четырехстопным анапестом, и заметите, что в первой строке «уместились» два предложения, во второй – одно, а дальше предложение занимает уже две строки. А ведь это одно из средств, благодаря которому вы смогли увидеть, как уходит ночь и постепенно наступает утро, начинает просыпаться природа.

Вы видите, как светлеет небо, как звезды, совсем недавно ярко сиявшие в черноте неба, сначала померкли, а потом и вовсе исчезли, как на горизонте появляются золотисто-розовые облака – там рождается утренняя заря. Тихо: ни звука, ни ветерка. Еще не рассвело, но все озеро —

и темная спокойная вода, и густые ивовые кусты, и заросли камыша – становится алым. Вот и на земле посветлело, уже видны луг, узкая тропинка и белая роса на траве.

Каким же чудом вам удалось вообразить все это? Просто вы вслушались в звучание стиха и внимательно вчитались в слова, отметив не только образные выражения: в огне, по кудрям, дремлет (метафоры), по зеркальной воде, чуткий камыш (метафорические эпитеты), но и самые обыкновенные слова в прямом значении: звезды, меркнут, гаснут, облака, белый пар, по лугам и др. Они и помогли воссоздать мгновения рождения утра. И вы представили не только то, что названо словами. Например, откуда стало известно, что нет ветра? Из слов: по зеркальной воде, дремлет чуткий камыш. А как узнали, что сначала посветлело небо, а потом стало светло на земле? Подумайте об этом.

Еще поэт особым образом построил предложения и расположил их в определенной последовательности, что тоже усилило впечатление, помогая читателю увидеть рождение утра на озере. Вот первое предложение – им служит заглавие стихотворения: Утро. Каждое следующее предложение прибавляет новую подробность в утреннем пейзаже. Вроде бы такое же перечисление, как в стихотворении Есенина. Но эмоциональная окраска слов другая: здесь говорится не об умирании природы, а о том, как рождается утро. И поэтому настроение не унылое, а бодрое, светлое. (Отсюда вывод: важно не само по себе строение предложений, а то, из каких слов они состоят, синтаксис приобретает особую роль в зависимости от значения слов и усиливает их выразительность.)

Читатель сначала будто поднимает взор – и видит небо, потом, по мере того, как светает, начинает видеть то, что происходит на земле – вблизи, а затем – вдали: картина становится объемной. Теперь уже не только взгляд читателя движется, в самой картине возникает движение – мир пробуждается: потянул ветерок, пронеслись утки, рыбаки пробудилися… Появились звуки: вдали колокольчик звенит, птички песни поют.

Воспринять картину помогает то, что в стихах все слова активно общаются, их значение усиливается от сопоставления или от противопоставления с другими словами.

Компетентный читатель замечает такие переклички – словесные ряды. Вот два ряда слов: звезды, облака – луга, вода, лозняк, камыш, тропинка, куст, листья, роса. В этих словах есть сходство – все они существительные, употребленные в прямом значении, называющие реальные предметы, в них есть и противопоставление: одни предметы вверху – на небе, другие внизу – на земле. Благодаря этому картина утра делается объемной.

Вот еще: меркнут и гаснут – в огне, белый, зари, алый свет. Слова этого ряда содержат значение «свет», в этом их сходство, но они еще и противопоставлены: первые говорят об угасании света, вторые – о его усилении, и мы видим, как тьма сменяется светом.

Можно выделить и другие ряды слов: в огне, белый, алый, серебристая– создают цвета, краски утра; дремлет, тишь – с шумом, звенит, поют, поет — говорят о том, что воспринимает ухо; дремлет – заденешь, вдруг брызнет — показывают, как покой сменяется движением. И картина становится прекрасной, в ней появляется объем, свет, краски, звуки, движение, мы видим это утро и любуемся тишиной и живым покоем пробуждающейся природы.

А если мы сопоставим выражения птички песни поют; лес улыбается; солнце… золотыми потоками хлынуло — и пахарь… песню поет; по плечу молодцу все тяжелое; здравствуй, солнце да утро веселое, то ощутим единство природы и человека.

Читая, вы, наверное, заметили, как усиливается движение, а с ним растет чувство радости. Об этом говорят открыто эмоциональные слова: с уменьшительно-ласкательными суффиксами – тропинка, ветерок, колокольчик, птички, солнышко, олицетворение – улыбается. Наконец, торжественно всходит солнце, оно золотыми потоками хлынуло на землю – возвышенный характер речи придает метафора. Стихотворение начиналось с подробного изображения начала утра, при этом эмоция была хотя и светлой, но сдержанной, а завершается оно открыто эмоциональным метафорическим эпитетом утро веселое — это чувство теперь, как и солнечные лучи, также хлынуло потоком.

Оказывается, что не только природа с нетерпением ждала утра, но и сам поэт радостно встречает его наступление: «Не боли ты, душа! отдохни от забот! / Здравствуй, солнце да утро веселое!» Его душа вместе с природой пробуждается к новой жизни. В этом и заключена идея произведения: поэт говорит о неразрывной связи человека и природы, восхищается красотой окружающего мира, ему дорога в нем каждая мельчайшая частичка природы. Автор делится с нами своими чувствами: красота освобождает его душу от боли, тревог, от повседневных забот. Он восторженно глядит на наступающее утро и дает нам возможность почувствовать, какое это счастье – быть человеком и жить в гармонии с природой. Вы, несомненно, это ощутили, заметив сопоставление и противопоставление слов.

Стихотворение Никитина, как и вообще вся лирика, заставляет читателя вообразить эмоционально окрашенную картину. А от этой конкретной картины мы, следуя за мыслью автора, поднимаемся к философским обобщениям: о том, что есть человек и каково его место в мире, о любви, добре, истине и красоте, о смысле жизни.

Н. А. Некрасов

Зеленый Шум[6]

Читая стихотворение Некрасова, вы заметите, что лирический герой здесь – «простой» человек, не похожий на поэта. Автор выступает, как актер, в роли персонажа. Но поэт стоит за таким героем и высказывает свое отношение к изображаемому, дает герою определенную оценку. Передавая чувства героя, поэт таким образом раскрывает собственный взгляд на мир, свои мысли.

Прочитаем это стихотворение.

Идет-гудет Зеленый Шум,

Зеленый Шум, весенний шум!

Играючи расходится

Вдруг ветер верховой:

Качнет кусты ольховые,

Подымет пыль цветочную,

Как облако: все зелено,

И воздух, и вода!

Идет-гудет Зеленый Шум,

Зеленый Шум, весенний шум!

Скромна моя хозяюшка

Наталья Патрикеевна,

Воды не замутит!

Да с ней беда случилася,

Как лето жил я в Питере…

Сама сказала, глупая,

Типун ей на язык!

В избе сам-друг с обманщицей

Зима нас заперла,

В мои глаза суровые

Глядит – молчит жена.

Молчу… а дума лютая

Покоя не дает:

Убить… так жаль сердечную!

Стерпеть – так силы нет!

А тут зима косматая

Ревет и день и ночь:

«Убей, убей изменницу!

Злодея изведи!

Не то весь век промаешься,

Ни днем, ни долгой ноченькой

Покоя не найдешь.

В глаза твои бесстыжие

Соседи наплюют!..»

Под песню-вьюгу зимнюю

Окрепла дума лютая —

Припас я вострый нож…

Да вдруг весна подкралася…

Идет-гудет Зеленый Шум,

Зеленый Шум, весенний шум!

Как молоком облитые,

Стоят сады вишневые,

Тихохонько шумят;

Пригреты теплым солнышком,

Шумят повеселелые

Сосновые леса;

А рядом новой зеленью

Лепечут песню новую

И липа бледнолистая,

И белая березонька

С зеленою косой!

Шумит тростинка малая,

Шумит высокий клен…

Шумят они по-новому,

По-новому, весеннему…

Идет-гудет Зеленый Шум,

Зеленый Шум, весенний шум!

Слабеет дума лютая,

Нож валится из рук,

И все мне песня слышится

Одна – в лесу, в лугу:

«Люби, покуда любится,

Терпи, покуда терпится,

Прощай, пока прощается,

И – Бог тебе судья!»

Дактилическая концовка, отсутствие рифмы характерны для народной поэзии – былин, песен. К тому же слова Зеленый Шум — народные, о чем поэт сообщает в примечании. Так особенности лексики и звучание стиха сближают некрасовское стихотворение с народной поэзией.

В стихотворении показано развитие переживания героя. Особую роль в нем играет двустишие, которым оно начинается и которое затем становится рефреном (повтором), отделяя части произведения друг от друга. Вслушаемся в эти две строки, они звучат, как песня: настойчивые повторы («Идет-гудет Зеленый Шум, / Зеленый Шум, весенний шум!») и восклицательная интонация создают ощущение торжественного неуклонного движения.

Но, заметьте, как по-разному мы воспринимаем эти строки в каждом из повторов. Вначале это будто просто сообщение о приходе весны. Во второй раз двустишие предваряет рассказ о душевной смуте героя, будто подчеркивая стихийную силу его чувства. Третье повторение знаменует перелом в состоянии и природы, и человека. И четвертое, возникающее после картины оживающей природы, – возвещает о торжестве добра и любви.

Картина весны в начале стихотворения воссоздана с большой точностью, вы будто ощущаете этот ветер: он начинается играючи, а потом подчиняет себе все, и у читателя создается ощущение неодолимости движения.

Следующий фрагмент и противостоит первой картине по теме (природа – душевная смута героя), и сходен с нею тем же ощущением стихии. Сначала отношение героя к измене жены противоречиво, в словах звучат любовь, жалость, боль, обида: «Скромна моя хозяюшка… / Воды не замутит!»; случившееся, в его восприятии, не преступление, а беда, муж сокрушается: «Сама сказала, глупая, / Типун ей на язык!»

Но дальше, как это часто бывает в жизни, особенно когда ничто не отвлекает от тяжелых мыслей («Зима нас заперла»), растет обида, уже не о жене, а о себе думает муж, и потому в нем зреет «дума лютая – / Припас я вострый нож». Жена теперь уже обманщица, изменница (хотя все еще любовь есть: ведь «жаль сердечную»). Да к тому же возникает опасение: что скажут соседи – ох уж эта оглядка на чужое мнение! С какой проницательностью показан внутренний мир человека, борьба любви и эгоизма, доброты и злобы! Некрасов знает жизнь, знает, что именно так чаще всего и случается преступление.

Но спасает природа. Они пробудились вместе – природа и человек. И картина теперь другая, ее увидел преодолевший злобу человек, она пронизана живым чувством. Теперь все радует глаз, для него и леса повеселели, и белая березонька кажется ему девушкой с зеленою косой. Заметьте словесные ряды: тихохонько, солнышком, березонька, тростинка … (слова с ласкательными суффиксами); пригреты, теплым, повеселелые, новой зеленью, лепечут песню новую, по-новому (слова с положительной эмоциональной окраской) – в речи героя зазвучала любовь. Эта эмоция усилена повторами – пять раз повторено слово шумят (шумит). Перекликаются звуки: лепечут, липа, бледнолистая, белая березонька. Переклички слов и звуков здесь способствуют упорядоченности текста и потому создают ощущение гармонии, красоты.

Природа стала прекрасной, одухотворенной. И естественно, происходит разрешение внутреннего конфликта, торжествует любовь, человек примиряется с бедой, чувствует способность прощать. Не случайно стихотворение заканчивается словами: «И – Бог тебе судья!» Ведь умение прощать – одна из важнейших христианских заповедей, запечатленная в молитве: «И остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должникам нашим». Умение прощать – основа народной нравственности, которую утверждает Некрасов своим замечательным стихотворением. А народная нравственность зиждется на идеалах христианских, в том же духе складывались убеждения и поэтов-классиков.

Обратите внимание на то, как «прочно слеплено» последнее четверостишие параллелизмом в его построении: три строки с повторами – лексическим (покуда, покуда, пока), морфологическим (три глагола в повелительном наклонении в начале строк и три возвратных глагола в настоящем времени в конце строк) и синтаксическим (одинаковое строение трех предложений), а четвертая строка – итог, емкий фразеологизм. Благодаря этому финал гармонично завершает это глубоко народное произведение и звучит как народная песня, как голос самой природы, воплотившей мысль ее Творца, голос ее лесов и лугов, и конечно же это главная мысль самого поэта.

А. Н. Майков

«Осенние листья по ветру кружат…»

Читая стихотворение А. Н. Майкова, постарайтесь представить себе описанный поэтом пейзаж:

Осенние листья по ветру кружат,

Осенние листья в тревоге вопят:

«Все гибнет, все гибнет! ты черен и гол,

О лес наш родимый, конец твой пришел!»

Не слышит тревоги их царственный лес.

Под темной лазурью суровых небес

Его спеленали могучие сны,

И зреет в нем сила для новой весны.

Вы, конечно, вообразили осенний лес, желтые листья берез, красные широкие лапы кленов, бурые, скомканные листья орешника. Ветер срывает их с ветвей, и они падают на дорогу, вновь взмывают вверх, кружатся, носятся вихрем по лесу и даже кажутся живыми. И не случайно поэт наделил их чувством и речью, использовав олицетворение. Они ощущают тревогу, в панике им кажется, что все погибло.

Это ощущение катастрофы создается благодаря повторам, которые усиливают значение слов. Посмотрите, как построены первые две строки, и вы увидите, помимо фонетического повтора – рифмы, – еще и лексический – анафору (осенние листья), и синтаксический повторы (предложения построены одинаково: определение – подлежащее – обстоятельство – сказуемое). Повторы усиливают и чувство тревоги в словах самих листьев: «Все гибнет, все гибнет!» Не менее выразительно и то, что «речь» листьев эмоциональна, состоит из восклицательных предложений. Все это и создает интонацию предельно взволнованную, ощущение смятения.

И вот на смену этой трагической эмоции и напряженной, взволнованной интонации приходит совсем другое – спокойствие и величественность. А размер стиха – четырехстопный амфибрахий – объединяет обе строфы и создает единство целого, в котором есть и смятение гибнущих листьев, и торжественность засыпающего леса. Природа предстает во всем ее многообразии – в умирании и торжестве жизни.

Вторая строфа начинается с отрицания, причем глагол означает не действие, как глаголы первой строфы, а состояние: не слышит. Сравните эмоциональную окраску слов в этих строфах. Лес назван царственным, его сны – могучие, в то время как листьям он казался совсем другим: черен и гол. Состояние леса – сон, а не смерть. И потому стихотворение заканчивается жизнеутверждающими словами: «И зреет в нем сила для новой весны».

Почему же листья не видят этого? Потому что они сами гибнут, и собственная гибель представляется им крушением всего мира. Оттого так тревожна интонация первой строфы – в ней показано отношение к наступлению осени листьев, вовлеченных в это событие. И листья превращаются в символический образ, так же как и ветер, который мы воспринимаем как «ветер перемен», и осень – образ, традиционно в поэзии связанный семантически с умиранием. А если вспомнить, что стихотворение написано в 1864 году, в эпоху коренных преобразований в российской жизни, то эти образы могут быть истолкованы и в историко-социальном ключе.

Но этим содержание стихотворения не исчерпывается. В нем есть и другое значение, более общее. И это не аллегория, а символ[7] потому что здесь мысль отнюдь не отвлеченная, а передана через вполне конкретный многозначный образ.

Художественное богатство образа определяется его многозначностью, обилием его предметно-смысловых связей как внутри, так и за пределами текста. Тогда при чтении произведения человек размышляет о единстве человека и мира, об ограниченности человеческого разума, бессильного проникнуть в коренные свойства мира. А для приближения к истине ему необходимо особое чувство гармонии с миром Природы, умение видеть сущность происходящего.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.