Дельвиг А

Где ты, беспечный друг? где ты, о Дельвиг мой,

Товарищ радостей минувших,

Товарищ ясных дней, недавно надо мной

Мечтой веселою мелькнувших?..

Эти строчки из послания Баратынского 1820 года перекликаются с пушкинскими:

И мнится, очередь за мной,

Зовет меня мой Дельвиг милый,

Товарищ юности живой,

Товарищ юности унылой,

Товарищ песен молодых… —

написанными в 1831 году, когда Дельвига уже не было на земле.

Дельвиг сделался для русской литературы неким символом чего-то безвозвратно ушедшего, того яркого и ясного мира, который был и которого вдруг не стало, и время разделилось на золотое вчера и пасмурное сегодня, и стена между ними непреодолима на этом свете. Недаром Андрей Белый в «Петербурге» делает эти строки Пушкина лейтмотивом всего романа, повторяя их с печальной настойчивостью, когда говорит о поколениях отцов и детей.

Но мне больше по сердцу Дельвиг другой, живой, который снимет телефонную трубку и позовет тебя, по-юношески картавя:

Друг Пушкин, хочешь ли отведать

Дурного масла, яйц гнилых, —

Так приходи со мной обедать

Сегодня у своих родных.