4

4

Разговор непонятным образом раскачал ее и взвинтил. Сидеть она больше не могла: апатия разом сменилась жаждой деятельности. Она пометалась по квартире, не зная, чем себя занять; попыталась мыть посуду, подумала, не сготовить ли чего… от мыслей о еде тут же замутило. Потом она вдруг вспомнила, что нужно разобраться с вещами. Сработал стереотип поведения: когда человек уезжает в больницу, его собирают. Мать уезжала вовсе не в больницу, но дочь словно забыла об этом: главное было — занять руки.

Она перебралась в среднюю комнату. (Большую и среднюю занимала мать, в дальней жила дочь.) Кровать, кресло с высокой спинкой, платяной шкаф, секретер с книгами, музыкальный центр… Она выгребла из платяного шкафа всякую всячину. Нашла чулки, платье, комбинацию поприличнее. Жаль, некому было ей сказать, что никакие вещи сейчас не нужны, что их придется везти в морг потом, и вещи потребуются новые, неношеные. Впрочем, подобранный наряд все-таки показался Машеньке не вполне приличным. Она вспомнила, как однажды в маршрутке пожилая женщина рассказывала другой пассажирке, мол, у нее уже заготовлен «гробовой комплект», чтобы родственникам поменьше хлопот было. Может ли у матери быть «гробовой комплект»? Она принялась искать по новой, думая о том, что в пятьдесят лет люди еще не готовят себе «гробовые» вещи… да и в семьдесят, наверное, далеко не все готовят… и неожиданно поняла, что роется в тряпках вовсе не в поисках одежды.

Она искала деньги.

Была ли у матери заначка, спрятанная втайне от дочери? И если была, то где искать? Машенька наскоро распихала вытащенное барахло обратно по полкам и опустилась в кресло. Поднимать матрас? Рыться в книгах, вытаскивать и переворачивать ящички?.. Фу, как пошло.

Болезненное возбуждение исчезало, растворяясь в разъедающей душу обиде.

Обида осторожно ходила вокруг Машеньки все эти страшные часы, но теперь, осмелев, села к ней на колени, обняла и посмотрела женщине в глаза… Проблема была именно в деньгах. Конечно, смириться с уходом родного человека — да просто осознать это! — непросто. Но когда личное горе осложняется чисто финансовыми потерями — пиши пропало…

«Как же вы могли так со мной поступить, уважаемая Неонила Иванна? — закипало в голове у дочери. — Не следили за своим здоровьем, отмахивалась от всего, что вам говорили. Собиралась жить вечно молодой — и вечно хороводить с кавалерами разной степени резвости, среди которых, справедливости ради, попадались чуть ли не моего возраста…» Нечестно это. Мать не уставала повторять, что на свете есть только два человека, достойных ее любви: доченька и она сама. Вообще, о любви она много рассуждала: в том смысле, что эта напасть — удел слабых и зависимых, то есть НЕ-личностей. Сама же — о-о! — была личностью… И что показал сегодняшний день? Даже себя она не любила, не говоря уж о своем ребенке. «Прости, мамуля, но относилась ты к себе наплевательски», — подытожила Машенька.

И что теперь прикажете делать?

«Не думай о деньгах», — обмолвился тут Женатик. Да как же можно о них, проклятых, не думать…

Обучение в университете оплачивала мать. Между прочим, 75 тысяч рублей в семестр. Плюс платежи за еще несуществующую квартиру, которую строили на Юго-западе по договору долевого участия. Шикарная будет квартира — большущая, в хорошем районе… будет ли? Не рухнет ли эта мечта — вместе со всем остальным?

Вступить в наследство можно не ранее, чем через полгода. Завещания нет, значит, придется ждать: вдруг объявятся другие наследники. Таков закон. А платить надо сейчас. Станут ли в университете ждать шесть месяцев, пока студентка получит право снять деньги с банковского счета матери? Сомнительно. Но если с универом еще есть шанс побарахтаться, попытаться договориться, то фирма-застройщик попросту вычеркнет Машеньку из списка дольщиков, — достаточно два раза просрочить платеж. Так что — ау, новая квартира…

Жизнь развалилась.

Обида обжигала, как кислота.

А еще (представим на миг), что у матери где-то на стороне есть-таки другой ребенок — от одного из предыдущих мужей. Оставила в чужой семье и упорхнула. И вот он (она) является — сводный братик или сестренка. На юридическом языке — наследник с равными правами. И начинает резать обе квартиры, а заодно раскладывать акции на две кучки. Кошмар…

— Нет!!!

Машенька, застонав от стыда, ударила лбом в мягкий подлокотник. «Не сходи с ума, только не сходи с ума…» Разумеется, мать не могла так поступить. Точка. Не будем умножать зло — даже мысленно.

Хотя, оскорбительное предположение насчет второго ребенка — не так уж нелепо. А что, с Неонилы Ивановны станется! Начудила она в жизни изрядно, — и половины, небось, не рассказала. Взять те же акции, с которых их маленькая семья все последние пятнадцать лет кормилась, причем, неплохо кормилась. Мать всю жизнь проработала в Питере, не бывала ни в каком Салехарде или, Боже упаси, Уренгое. Откуда у нее, спрашивается, пакет акций Газпрома? Да, она в начале девяностых работала в дочернем предприятии этого гиганта, однако мало ли кто где работал в те смутные времена? Как известно, «голубые фишки» выставили на обмен в самые последние дни, то есть исключительно для своих, когда простая публика от ваучеров уже освободилась. Получается, мать была «своей»? Очевидно, кто-то ей помог. Может, кто-то из мужей… Хотя, вряд ли это был отец Машеньки.

Короче, темная история… или светлая, с какой стороны посмотреть…

Грохот, раздавшийся в большой комнате, сорвал ее с нагретого сиденья.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.