1.2 Развитие ориентальных мотивов в английской литературе от истоков до конца XIX века

Следует признать, что наряду с политикой и культурой ориентализм оставил заметный след и в литературе. Как пишет Г. Чхартишвили, «отличительная черта ориентализма как литературного направления и художественного приема – любовь к Востоку издалека, часто любовь к Востоку вымышленному, идеализированному. Она предстает как метафора, как зеркало, с помощью которого Запад пытается разглядеть дефекты и несимпатичности собственной физиономии. Не раз Восток служил для западной литературы аргументом, доказывающим неправильность Запада. При этом сохранялась эмоциональная дистанция, отчужденность, даже если автор искренне симпатизировал Востоку и неплохо его знал» [159, с. 255].

Можно согласиться, что писатели-ориенталисты всегда были людьми оксидентальными, т.е. западными, и их ориентализм – свойство приобретенное, а не врожденное. Даже те литераторы, которые родились или провели детство в восточном окружении (например, А. Бен или Р. Киплинг), создавали свои произведения как люди западные, хотя и с глубоким сочувствием к людям восточным.

Ориентализм, повторим еще раз, сам по себе предполагает наличие западного мышления, западной точки зрения, пусть и выраженной имплицитно. «…нет ведь стран или людей экзотических самих по себе, а есть только наше восприятие иноземного и непонятного» [157, с. 77].

И если европейский писатель сживется с Востоком настолько, что перестанет замечать его экзотику, к чему призывает художник А.С. Чуйков, то он сможет создать реалистическое, но отнюдь не ориенталистское произведение. В таком произведении не будет главного – западного взгляда на Восток. Основное правило, которым должен руководствоваться писатель, обратившийся к восточной теме, сформулировал еще А.С. Пушкин: «Европеец и в упоении восточной роскоши должен сохранить вкус и взор европейца <…>» [111, с. 129].

Здесь необходимо отметить, что мы различаем понятия «ориентальный» и «ориенталистский» по отношению к художественному произведению, и данное различие принципиально важно для настоящего исследования. Под «ориентальным» произведением подразумеваются, с одной стороны, тексты о Востоке, созданные восточными авторами, с другой, произведения авторов-европейцев, перенимающие стиль форму, тематику и идейное содержание восточной литературы. Говоря об «ориенталистских» художественных текстах, мы имеем в виду произведения о Востоке, созданные западным писателем и сохраняющие на себе печать западного мышления и идеологии. В данном случае стиль, форма и тематика могут быть также заимствованы из восточной литературы, но идейное наполнение остается оксидентальным (западным). Понятие «восточный» не отражает указанное различие и используется в качестве синонима слова «ориентальный».

Для понятия «мотив» данное различие также значимо. Под «ориентальными» (восточными) мотивами мы понимаем мотивы, заимствованные из восточной литературы и прижившиеся в европейском художественном сознании. Понятие «ориенталистские мотивы» можно применять к литературе, в которой появилась колониальная тематика. Это мотивы, выражающие специфику взаимодействия западной и восточной цивилизаций, их культурное различие или восприятие западным человеком природы и быта Востока.

К середине XIX в. ориенталистские произведения вытеснили из европейской литературы произведения ориентальные. Причина этому кроется в изменившихся взглядах на Восток, что было показано выше.

Вообще проблема эволюции ориентальных мотивов в литературе Западной Европы значима не только тем, что образ Востока с его неизменными «экзотическими» атрибутами составил весомую часть литературного наследия западной цивилизации. Современная наука убедительно доказывает, что «колыбелью мировой литературы была древневосточная, особенно шумерская, литература» [99, с. 11].

Литературоведческая наука не решила вопрос, с какого периода в истории английской культуры следует вести отсчет интересу к восточной тематике. Но бесспорным является тот факт, что на протяжении XVIII-XIX вв. ориентализм стал неотъемлемой частью английской литературы. Конечно, восточные мотивы не всегда занимали одинаковое по значимости место в литературе Великобритании. Можно отметить три периода особой активизации темы Востока: эпоха Просвещения, романтизм и последняя четверть XIX в.

Появившись, тема Востока никогда не уходила бесследно из английской литературы, ее поддерживал мощный политический фактор – колониальные захваты Великобритании. К началу XX в. Британская империя большей частью состояла из восточных владений. В связи с этим понятен огромный интерес к Востоку у английских писателей XIX в. Однако традиции обращения к восточной тематике уходят корнями в более ранние века.

И.В. Вершинин и М.Б. Ладыгин [27] в статье «Эстетический идеал и проблема ориентализма в английской литературе XVIII в.» приводят следующие точки зрения зарубежных и русских исследователей на вопрос о времени возникновения интереса к Востоку.

По мнению Л. Мелвилла, первыми в Англии ориентальную форму применили писатели и журналисты С. Джонсон и Дж. Аддисон. К XVIII в. относит появление интереса к Востоку и Е.И. Клименко: «Интерес к Востоку возник в английской литературе, начиная с перевода на английский язык “Арабских сказок” в 1704 году, а семнадцать лет спустя “Персидских писем” Ш. Монтескье. К концу XVIII в. этот интерес заметно усилился. Восток увлекал англичан фантастикой своих легенд и богатством материалов для роскошных мизансцен» [67, с. 41]. Как важный этап в развитии интереса к Востоку в английской литературе перевод «Арабских ночей» рассматривает и В. Кросс, но добавляет, что этот перевод лишь усилил восточную тематику, уже существовавшую в английской литературе. С этими учеными согласна А.А. Елистратова: «Интерес к Востоку зародился в Англии уже с XVIII в. В 1704-1717 гг. в Англии вышел первый перевод, с французского издания Галлана, знаменитых арабских сказок “Тысяча и одна ночь”. За ним последовал целый поток то переводных, то – чаще всего – подражательных “турецких”, “персидских”, “китайских”, “монгольских”, “татарских” и даже “перувианских” сказок» [55, с. 604].

Есть и другая точка зрения. И.М. Катарский в статье «Восточные мотивы в английской литературе XIX в.» упоминает пьесы «Антоний и Клеопатра» У. Шекспира и «Тамерлан Великий» К. Марлоу. «Но еще до появления этих трагедий некоторые азиатские страны в полусказочном виде были предметом английской словесности (например, англо-саксонский перевод XI в. рыцарского романа об Александре Македонском – “О чудесах Востока”)» [65, с. 95]. Но И.В. Вершинин и М.Б. Ладыгин считают, что «подобная точка зрения грешит искусственностью. Элементы восточной экзотики действительно проникали в европейскую литературу на разных стадиях ее развития (такие элементы встречались и в античном романе). Но собственно обращение к восточной культуре, первые попытки отразить эту культуру относятся к более позднему времени» [27, с. 17].

Нельзя спорить с тем фактом, что восточные образы и мотивы появились в английской литературе еще в Средневековье. «Реальный» Восток был «занесен» в Западную Европу во время крестовых походов, и основное ядро восточных мотивов в европейской словесности составляли арабо-персидские мотивы.

Как пишет И.С. Брагинский в книге «Двенадцать миниатюр», «уже с XI в. прелесть поэзии на фарси начинает вдохновлять и обогащать литературы христианского Востока – Грузии и Армении». Примером может служить творчество великого средневекового поэта Грузии Шота Руставели. «Генуэзские связи с Востоком, – продолжает И.С. Брагинский, – доносят отзвуки иранской музы в Европу, и мы ощущаем их в гениальных трехстишиях Данте» [16, с. 297]. В первой части дантовской «Божественной комедии» встречаются имена исламских культурных деятелей. Так, в девятом рве восьмого круга казнятся Магомет и его зять Али. Ученые Аверроэс и Авиценна, а также султан Саладин помещены Данте в первый круг Ада.

«До XV в., еще во времена крестовых походов, по дорогам войны, а затем и по караванным торговым путям проникают образы иранской поэзии на запад и север, например, предположительно, как прототипы Тристана и Изольды и, наверняка, – Еруслана Лазаревича. С XVI в. иранская поэзия все больше проникает в западные литературы с помощью переводов на универсальный язык Запада – латынь» [16, с. 298].

Восточные отголоски мы находим в «Песне о Роланде» и в «Песне о моем Сиде» (битва с сарацинами и маврами), в рыцарском романе. «…ориентальная струя явственно прослеживается в средневековой поэзии Европы. В аллегорическом “Романе о Розе”, также как в лирике немецких миннезингеров, совсем по-восточному перекликаются Роза и Соловей. Восточная образность и символика обнаруживаются и в любовных песнях вагантов, и в так называемом “новом сладостном стиле” итальянской лирики» [61, с. 20].

Фольклорные произведения Средневековья характеризуют Восток поразному: «тирания и деспотизм, захватническая политика восточных империй – с одной стороны, а с другой – своеобразная и богатая культура, красочная и экзотическая природа, народная мудрость и невозмутимый душевный мир простого труженика <…>» [99, с. 12].

Литература Возрождения в лице Дж. Чосера (ок. 1343-1400), К. Марлоу (1564-1593), У. Шекспира (1564-1616), Д. Мильтона (1608-1674), А. Бен (1640-1689) также широко разрабатывала мотивы, сюжеты и образы восточной литературы, фольклора, философии и религии. До XVII в. восточные мотивы имели полусказочный, полуфантастический характер. Английские писатели использовали их с различными целями.

Во-первых, ориентальные темы и образы могли входить непосредственно в художественную структуру произведения для создания восточного колорита, обрисовки «восточных» персонажей. Во-вторых, писатели могли использовать структуру восточных сказок, легенд и повестей, например, излюбленную арабскими и индийскими писателями рамочную конструкцию (Дж. Чосер «Кентерберийские рассказы», 1380-е; подобным образом построены книги Дж. Боккаччо «Декамерон», 1350-1353, и Маргариты Наваррской «Гептамерон», 1558), как и восточную стилистику (пышный, витиеватый, цветистый слог). И, в-третьих, восточная тематика могла быть использована как внешняя оболочка для передачи некого актуального «западного» содержания. Одним из первых к этому обратился английский драматург, младший современник Шекспира Ф. Мэссинджер (1583-1640). Его трагедия «Верьте, если хотите» (1631), содержащая, по словам А.А. Елистратовой, «опасные суждения по части англо-испанских отношений» [55, с. 129], была запрещена и получила разрешение к постановке только после того, как автор переложил ее на «азиатские» нравы.

Эпоха Возрождения положила начало колониализму, породившему свою апологетическую литературу. А в противовес ей один из столпов французского Ренессанса М. Монтень (1533-1592) выдвинул идею «благородного дикаря».

«С конца XVI – начала XVII в. в европейской литературе сформировалось филоориенталистское течение. Писатели рисуют благородных индийцев, сиамцев, благоразумных турок, арабов, абиссинцев, используя их воображаемый нравственный облик для гуманистической проповеди. <…> Но изображаемые в романах того времени восточные персонажи обычно были восточными лишь по внешнему обличию и одеждам. Автор вкладывал в уста героев свои мысли, чаще всего мысли передового западного человека, критикующего феодальный режим» [16, с. 298-299].

Раннее Просвещение продолжило использовать ориентальные мотивы в качестве оболочки, но наполнило ее своим содержанием. Восточные элементы придавали экзотический колорит философско-аллегорическим притчам и повестям «универсального» типа, иллюстрировали определенные философские теории и категории, служили как средство сатирической «маскировки» политических идей, расходящихся с господствующими. Такова, например, Япония в третьей части «Путешествий Лемюэля Гулливера» Дж. Свифта (1726).

Вслед за сборником «Арабские сказки» (1704-1711), представлявшим собой переложение одной четверти подлинника с добавлением других персидских и турецких новелл и сказок, появились переводы Пети де ля Круа «История персидской султанши и ее визирей. Турецкие сказки» и «Тысяча и один день. Персидские сказки». Переводились философские и литературно-художественные памятники народов Востока: поэзия Фирдоуси, Низами, Хайяма, Хафиза, «Шакунтала» Калидасы.

Уже в эпоху классицизма стали издаваться первые востоковедческие научные работы, восточные энциклопедии. Все это не могло не отразиться на литературном творчестве европейских, в том числе английских, писателей.

Английские просветители охотно использовали увлечение восточной «экзотикой» в своих целях. Дж. Аддисон, Р. Стиль, а за ними С. Джонсон, О. Голдсмит и другие обращаются к жанру «восточной повести». В пятидесятом номере журнала «Зритель» (1712) Р. Стиль (1672-1729) печатает забавные отрывки из воображаемого дневника индийских царей, путешествующих по Англии; а его аллегорическое «Видение Мирзы» – прообраз философской повести. В 1713 г. в журнале «Опекун» появляется «Сантон Барсиса», эссе Дж. Аддисона (1672-1719), в просветительской манере повествующее о падении и преступлениях магометанского отшельника.

После перевода «Персидских писем» Ш. Монтескье у английских просветителей появился образец формы, наиболее соответствующий просветительскому взгляду на мир. «С одной стороны, восточные мотивы для Монтескье – своего рода камуфляж, наводящий на ложный след королевскую и церковную цензуру <…>. С другой стороны, в “Персидских письмах”, а в еще большей степени – в философских повестях Вольтера просветительские философские жанры используют восточную тему как средство “остранения” философской идеи» [94, с. 89-90].

Книга Ш. Монтескье вызвала множество подражаний, например, «Письма перса из Англии к друзьям в Исфагани» (1735) Дж. Литтлтона, анонимные «Письма армянина из Ирландии к друзьям в Трапезунде» (1757), «Письмо Ксо-Хо, китайского философа в Лондоне, к своему другу Лянь Чи в Пекин» (1775) Г. Уолпола.

В 1759 г. читатели знакомятся с повестью С. Джонсона (1709-1784) «Расселас, принц абиссинский». Этой повестью завершается целый цикл эссе Джонсона («Гамет и Рашид», «Купец Нирэдин», «Сегеда, властитель Эфиопии, и его стремление к счастью» и др.), в которых решались общефилософские проблемы на материале «восточных повестей». «Расселас» раскрывает идею суетности человеческих желаний: принц Расселас отправляется из «Счастливой долины» странствовать по свету в поисках смысла жизни и пути к счастью, но снова возвращается к покою и бездействию родной долины.

В 1760-1762 гг. выходит книга О. Голдсмита (?1730-1774) «Гражданин мира, или Письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на Востоке», где английская жизнь показывается глазами жителя Востока, свободного от иллюзий европейцев. Философ Лиен Чи, объездивший много стран, постиг относительность всех обычаев, и ему смешны безрассудство, невежество и порок в Англии. Книга содержит китайские истории, притчи и сказки, в которых также высмеивается английская жизнь.

В форме условно-экзотических мемуаров написана книга Т. Смоллетта (1721-1771) «История и приключения атома» (1769), где под видом «японских» порядков писатель жестоко высмеивает английскую политическую жизнь.

Английские поэты уделяли Востоку значительно меньше внимания, чем прозаики. В самом начале XVIII в. к восточной тематике обращались такие поэты, как У. Кинг (1663-1712) («Индийская ода»), И. Уоттс (1674-1748) («Индийский философ»), У. Сомервиль (1675-1742) («Магомет Али Бег, верный министр»). Значительной вехой в английской ориенталистской поэзии стали «Персидские эклоги» (1742) У. Коллинза (1721-1759), в предисловии к которым сообщается, что истинным автором поэтических текстов является некий Абдалах из Тауриса и что в руки Коллинза они попали от одного персидского купца. Восточная тематика в четырех эклогах выполняет условно-декоративную функцию. Первая эклога «Селим, или Пастушья мораль» представляет собой назидание девушкам о добродетелях, без которых невозможна любовь, и есть лишь единственное указание на Восток – действие происходит в долине под Багдадом. Во второй эклоге «Хасан, или Погонщик верблюдов» описание опасностей перехода через пустыню нужно автору для дидактических рассуждений о преимуществе бедности перед богатством и тщеславием. Третья эклога «Абра, или Грузинская султанша» рассказывает о том, как добродетельная пастушка становится женой всесильного султана Аббы.

Действие эклоги «Ажиб и Секандер, или Беглецы» происходит на фоне лишенных конкретности кавказских гор, а пастухи в эклоге рассуждают как англичане.

Все вышеперечисленные произведения точнее будет назвать не ориентальными, а псевдоориентальными, так как собственно Восток занимает в них очень мало места. Эти произведения – яркие образцы просветительской литературы. Развивая идею «естественного человека», писатели и философы ищут свой идеал не только на арабском Востоке, но и среди «дикарей», живущих по своей первобытной морали и не ведающих пороков и соблазнов цивилизации, и здесь просветители вступают в спор с официальной церковью, тоже обратившей взгляд на «детей природы».

Французский исследователь М. Дюше пишет: «…миссионеры выдумывают “добрых дикарей”, расхваливая их добродетели и трогательную простоту, так отличавшуюся от безобразной развращенности европейцев. <…> И наоборот, гуманисты и свободолюбцы видят в этих народах, живущих в неведении и счастье, без законов, без священников, без “твоего и моего”, доказательство превосходства естественной морали, основанной на инстинктах и разуме. <…> Но в основном волнует умы не их реальное существование, а их мифическая, выдуманная жизнь, в которой мечтания о первобытном Эдеме и Золотом веке облекаются в плоть и кровь» [47, с. 254-255].

«…Европа как бы заново открывает для себя Восток, и не только как нечто экзотическое, но и как мир большой и своеобразной духовной культуры, у которой есть чему поучиться» [99, с. 13]. У африканских дикарей учились простоте нравов, у азиатов – созерцательности, философскому отношению к жизни. Но образ восточного человека в произведениях просветителей был двойствен: с одной стороны, он был носителем разума и мудрости (Задиг у Вольтера или Лиен Чи у О. Голдсмита), с другой – тираном и насильником (Магомет Вольтера или Сантон Барсиса Дж. Аддисона).

Восточные образы продолжают выступать в качестве декорации, оставаясь одним из приемов эстетики Просвещения, преследующим сатирические или аллегорические цели. Из всех восточных тем и мотивов берутся лишь те, что необходимы для подтверждения или отрицания определенного философского положения, что приводило к сознательной идеализации Востока.

И.В. Вершинин и М.Б. Ладыгин предлагают разделить ориентальные произведения с восточной тематикой, созданные в XVIII в., на четыре группы. Первая – переводы оригинальных восточных произведений. Вторая – переводные ориенталистские произведения, особенно французских просветителей. Третья – собственно английские произведения с ориентальной тематикой, для которых характерно формальное использование восточной атрибутики. Четвертая группа охватывает предромантические произведения.

В конце XVIII в., в эпоху предромантизма, начинается собственно эстетическое освоение Востока, его культуры и литературы. Именно в это время закрепился канонический комплекс восточных мотивов, который оформлялся в творчестве Дж. Чосера, Д. Мандевилля (XVI в.), У. Шекспира, Д. Драйдена (1631-1700), А. Поупа (1688-1744) и нашел свое великолепное выражение в произведениях Дж. Г. Байрона. «В Европе можно было говорить о восточной личности, восточной атмосфере, восточной сказке, восточном деспотизме, восточном способе производства и быть понятым»19 [221, с. 31-32]. Обращение предромантиков к Востоку объясняется их стремлением ко всему чудесному, таинственному, необычайному, стремлением выйти за рамки действительности.

В 1786 г. была создана повесть английского писателя-предромантика У. Бекфорда (1759-1844) «Ватек», где действие разворачивается на Востоке, где есть «восточные» герои и атрибутика восточной жизни. И.В. Вершинин назвал это произведение «вершиной и, пожалуй, единственным образцом подлинно ориентального произведения в английской литературе XVIII в.» [26, с. 97].

Исследователи (Д. Варма [229], М. Конант [180], Д. Тимбс [227]) постоянно подчеркивают своеобразие повести «Ватек» и ее совершенно особое место в английской литературе. Хотя произведение сохраняет известную связь с просветительским литературно-философским жанром, она, несомненно, новый шаг в развитии ориентальной поэтики. И.М. Катарский [65] считает, что восточная атмосфера «Ватека» служит для выражения изменившегося взгляда на мир, на человека, вставшего в тупик перед загадками бытия, которые остались недоступными рационалистской логике просветителей. Для Бекфорда восточная атрибутика ценна сама по себе, а не как художественный прием. «Бекфорд стремился создать истинно восточный колорит, приобщить читателя к культуре Востока, а не накинуть ориентальный покров на современную ему Англию <…>» [27, с. 24]. Тщательно, с наслаждением и истинным мастерством писатель прорисовывает все экзотические детали восточного быта и нравов, тонко и последовательно стилизует повесть в духе любимых им арабских сказок, что было отмечено В. Жирмунским и Н. Сигал: «Знание арабских первоисточников позволило Бекфорду воссоздать [фантастический, сказочный] мир как бы изнутри; на фоне идеализированного быта арабских сказок он широко использовал мусульманскую мифологию, легенды и народные суеверия, с которыми ознакомил его английский перевод Корана и словарь д?Эрбело, послуживший основой его научной осведомленности» [53, с. 281]. Например, описание мудрости и роскоши «девятого халифа из рода Абассидов», «сына Мотассема и внука Гарун-аль-Рашида» ничуть не уступает описаниям в сказках «Тысячи и одной ночи»: «Были взяты все чудные ткани Масулипатана, и, чтобы приукрасить Бабабалука и других черных евнухов, потребовалось столько муслина, что во всем вавилонском Ираке не осталось его ни единого локтя» [10, с. 42]. У. Бекфорду также удалось передать особый слог восточной речи.

Но было бы ошибочно видеть в повести только внешнюю декоративность и причудливость формы, расценивать ее как фантастическую арабеску, затейливую и изящную, но без всякого серьезного философского наполнения. В замысле повести «Ватек» скрыт философский подтекст, сходный с философской концепцией повести «Расселас» С. Джонсона.

Значение этого произведения для последующей английской литературы трудно переоценить. Как пишет А. Геласимов, «Бекфорду удалось сконцентрировать в своей книге такой объем совершенно нового для европейской литературы образного материала, что “Ватек” на долгое время стал источником конкретной образности для многих английских литераторов» [34, с. 71-72].

Завершая разговор о литературе XVIII в., следует отметить, что к концу века наметились те особенности в трактовке образа Востока, которые в дальнейшем найдут свое развитие в романтической литературе. Во-первых, неразрывная внутренняя связь человека и природы. Во-вторых, стремление к созданию атмосферы таинственного, необычного, фантастического. И в-третьих, художественное освоение ориентальных мотивов повлекло за собой изменение жанровой структуры произведений. «Принципиально новое осмысление ориентальной темы в свете предромантического идеала, когда она из некоего фона стала нести собственно эстетическую нагрузку, оказавшись конечным (а не промежуточным, как то было у просветителей) объектом художественного осмысления, повлекло разрушение старой формы, которая была уже не адекватна новому содержанию» [27, с. 34-35].

Вторую волну интереса к странам Востока Европа пережила в эпоху романтизма. По отношению к английской литературе это можно объяснить историческими факторами. Британия постепенно вытесняла Испанию, Португалию и Голландию из их колониальных владений в Африке и Ост-Индии; английские купцы активно осваивали богатства Индии, а затем и Китая; Англия вела дипломатические интриги и на Ближнем Востоке. В XVIII в. возникает своеобразная мода на путешествия в Азию. В начале XIX в. газеты и журналы очень редко не печатали отзывы и записки путешественников на Восток. Помимо этого, обращение к экзотике Востока позволяло писателям насыщать поэзию и прозу эротикой.

Поначалу романтики осваивали Восток через книжную традицию и памятники культуры. В этом им помогали в первую очередь труды В. Джонса (1746-1794), знатока истории и культуры Ближнего и Среднего Востока. Одна из его первых работ – перевод иранской рукописи «Жизнь Надир-шаха, царя персидского» (1768). Переводу был предпослан трактат «Описание Азии», а заключительная часть книги содержала «Эссе о жизни восточных народов» и очерк истории персидского языка, где в подстрочном переводе даны примеры из поэзии Фирдоуси и Хафиза. Джонс полагал, что «усвоение великих культурных ценностей восточной поэзии вольет свежие силы в уже исчерпавшую себя европейскую литературу» [65, с. 98]. Ему принадлежат переводы сборника «Муаллакат», «Шакунталы» Калидасы, «Хитопадеши».

Благодаря усилиям В. Джонса появляются труды и сборники, специально посвященные исследованию культуры, языка и быта восточных народов: «Азиатское обозрение», «Азиатский альманах», «Восточные коллекции», «Персидский альманах» и другие. Большой вклад в английскую ориенталистику внесли работы по изучению санскрита Г.Т. Коулбрука и Ф.М. Мюллера, перевод и комментарии к Корану Д. Сейла, персидско-арабско-английский словарь Д. Ричардсона, «Индийские древности» Т. Мориса.

В 1788-1789 гг. на английском языке появилось продолжение «Арабских ночей», переведенное с французского издания писателя Ж. Казота и сирийского священника Д.Д. Шависа. В XIX в. делаются переводы, откорректированные и дополненные по арабскому оригиналу. Сказки «Тысячи и одной ночи» с их неповторимым, причудливым образом Востока не оставили равнодушными английских писателей. Дж. Г. Байрон прочел «Тысячу и одну ночь» в десятилетнем возрасте, этот сборник знали и читали В. Скотт и У. Вордсворт. А. Теннисону они навеяли стихотворение «Воспоминание о “Тысяче и одной ночи”».

Большую популярность обрел Коран, ссылки на который есть в примечаниях Дж. Г. Байрона к «Гяуру» и «Абидосской невесте», в поэме Т. Мура «Лалла Рук». Из переводов и переложений индийской литературы, помимо вышеупомянутых, следует отметить перевод поэмы Джаядевы «Гитаговинда» (В. Джонс), неполный текст персидской версии древнеиндийской книги «Рассказы попугая», «Ригведу» (Ф.М. Мюллер), сборник индийской поэзии и идиллии из «Махабхараты» (Э. Арнольд). Однако наибольшее количество переводов было сделано с фарси, например, «Бехар и Данеш, или Весна знания» Иноятулаха (Дж. Скотт), сборник обрамленных повестей «Четыре дервиша» Дихлеви (А. Доу). Большой популярностью пользовались персидские поэты X-XIV вв. Фирдоуси, Саади и Хафиз. Под влиянием Хафиза поэт Лендор создал «Стихи с арабского и персидского» (1800), долгое время мистифицируя, будто они написаны неким бедуином.

Не так широко были представлены литературы Дальнего Востока. Издавались лишь переводы отдельных китайских драм, например, трагедии Ма Чжи-юаня «Печаль в Ханьском дворце» (XIII в.), или китайского бытового романа XVII в. «Счастливый брак».

Почву для романтического освоения Востока подготовили И.Г. Гердер (1744-1803) и И. – В. Гете (1749-1832). И.Г. Гердер обобщил то, что было передового в восточной культуре и представляло идейно-эстетическую ценность для Запада, и в своих философских статьях, в сборнике «Голоса народов в песнях» он посеял первые семена западно-восточного синтеза. Творческое соединение двух культур – Востока и Запада – произошло в блестящем поэтическом наследии И. – В. Гете («Западно-восточный диван», 1819), достижениями которого воспользовались европейские романтики.

Интерес к Востоку у писателей-романтиков закономерен. Для романтизма было характерно обращение к национальным культурам, к поиску специфических черт национального характера, к языку и фольклору народа как выражению общественных идеалов. Типичное для писателей романтического направления бегство от пошлой действительности в экзотическую страну отразилось и в созданном ими образе восточного мира. Иногда это было любованием экзотическими красками Востока, поиском «национальной и психологической характерности, местного колорита, “роскошных мизансцен”» [94, с. 90]. Романтизм открыл Восток «во всей его живописности, красочности и “сладостности”, как некий источник новых мотивов, новых ритмов, неведомого доселе колорита – иными словами, источник новых эстетических переживаний» [120, с. 144]. «…привлекала экзотика, обостренная романтика чувств будила воображение, порождала фантастику, сказочность литературных образов» [30, с. 74]. Такое отношение к Востоку мы находим у С. Кольриджа и Т. Мура. Но большей частью Восток у романтиков был тесно связан с поисками идеала, поэтому в некоторых произведениях он показан в иллюзорно-идеалистическом плане. «Восточный стиль стал для них стилем свободы» [121, с. 15].

В романтических произведениях Восток проявляет себя по-разному. Это могут быть вставные «восточные» повести, новеллы в составе более крупного художественного произведения; часто восточные мотивы служат иллюстрацией определенной идеи писателя. Самую большую группу составляют собственно «восточные» произведения романтиков.

К произведениям первого типа относится роман Ч.Р. Метьюрина (1782-1824) «Мельмот Скиталец» (1820). В построении романа автор использовал прием рамочного повествования, заимствованный из восточной литературы. Непосредственно восточные мотивы отразились в одной из вставных повестей – «Повести об индийских островитянах» и следующих за ней главах о встрече Мельмота с Иммали.

В «Повести об индийских островитянах» рисуется идиллический мир, тропическая природа безлюдного острова в Индийском океане. «…на скалах пестрели цветы всем великолепием красок, ими любит украшать себя флора Востока. Среди них была та яркая великолепная лилия, что и ныне еще утверждает превосходство свое над царем Соломоном, ибо тот во всей славе своей не одевался так, как всякая из них. Была роза, раскрывающая свои “райские” лепестки, и багровый бомбекс <…>» [93, с. 271]. Писатель не ограничивается описанием природы острова, он повествует о кровавых ритуалах в честь черной богини Шивы, о жертвах в виде бумажных корабликов с цветами богу любви Камдео. Краски для описания природы, подробностей жизни бенгальцев, индуистской мифологии Метьюрин, по его собственному указанию, заимствовал из «Индийских древностей» Т. Мориса, считавшихся в его время авторитетным справочником по вопросам религии, мифологии, культуры, государственных учреждений Индии.

Поэтическим источником «Повести об индийских островитянах» были восточные поэмы Р. Саути, в особенности поэма «Проклятие Кехамы» (1810), и ученое предисловие к ней, где приведено «Краткое описание мифологических имен». Опираясь на эти источники, Ч.Р. Метьюрин создает прекрасную лирическую песню-жалобу молодого индуса. Писатель сумел передать атмосферу жизни индийских островитян, наполненную благоуханием «цветущих тамариндов, какаовых деревьев и пальм», и это стало значительным достижением английской ориентальной литературы.

Ориентализму отдали дань поэты «озерной школы» С.Т. Кольридж и Р. Саути, а также близкий к У. Вордсворту Д. Вильсон. Д. Вильсон (1785-1854) издал в 1812 г. свой первый поэтический сборник «Остров пальм и другие стихи». Главная поэма сборника так и называлась – «Остров пальм». Несмотря на воспроизводимую здесь тропическую природу, поэма по сути дела является «озерной идиллией» в стиле Вордсворта.

С.Т. Кольриджем (1772-1834), одним из главных представителей «озерной школы», в 1797/98 г. была написана поэма «Кубла Хан, или Видение во сне». Это незаконченный фрагмент, содержащий подробное описание фантастического «восточного» пейзажа, окружающего строящийся сказочный дворец властительного деспота Кубла Хана. Создание ханского дворца в поэме – не вымысел автора. Сходный эпизод можно найти в летописях. Сам поэт в предисловии отмечал: «…он [автор] уснул в креслах как раз в тот момент, когда читал следующую фразу (или слова того же содержания) в “Путешествии Пэрчаса”: «Здесь Кубла Хан повелел выстроить дворец и насадить при нем величественный сад <…>» [70, с. 193]. Хотя поэма основана на реальных событиях, поданы они как «видение во сне», поэтому восточный колорит здесь достаточно условен.

Значительное место восточная тема занимает в творчестве другого лейкиста – Р. Саути (1774-1843). Поэт никогда не бывал в восточных странах, но благодаря изучению различных свидетельств и собственной фантазии ему удалось создать прекрасные «восточные» произведения. Речь идет о поэмах «Талаба-разрушитель» (1801) и «Проклятие Кехамы» (1810). В первой повествуется об арабском витязе Талабе, опекаемом сверхъестественными «благими» силами. Талаба сражается против мирового зла, воплощенного в злых волшебниках. Вторая поэма также построена на вере в высшие силы. Благодаря этой вере благочестивый и набожный Ладурлад побеждает колдуна-раджу Кехаму. Обе поэмы представляют собой часть замысла Саути переложить в рифмованные строки некоторые мифы восточных народов.

Поэма Т. Мура (1779-1852) «Лалла Рук» (1817) стала исключительным явлением в английской литературе того времени. Подобно Р. Саути, Т. Мур опирался только на книжные источники, но некоторые критики не могли поверить, что поэма «Лалла Рук» написана человеком, никогда не бывавшим ни в Индии, ни в Персии. Дж. Г. Байрон в письме Т. Муру от 10 июля 1817 г. отметил, что поэт «в совершенстве передал восточный колорит» [6, с. 148]. Эта поэма – размышления об английской современности, вставленные в причудливую рамку восточной повести о встрече принца Фераморза и индийской принцессы Лалла Рук. Устами Фераморза рассказаны четыре сказки – «Хорасанский пророк под покрывалом», «Огнепоклонники», «Рай и Пери» и «Светоч Гарема». Первые две посвящены теме восстания, в них Мур изображает фанатическое мужество масс и их жертвенную решимость погибнуть в борьбе за свободу. В сказке «Рай и Пери» подчеркнута религиозно-примирительная идея. В «Светоче Гарема» царит атмосфера эротики, подчиняющая себе все чувства и помыслы Селима и Нурмахаль. Язык поэмы стилизован под язык арабских сказок «Тысячи и одной ночи» и пестрит сложными сравнениями, именами и названиями, заимствованными из литературы Средней Азии.

К теме Востока также обращался П.Б. Шелли (1792-1822). Но в отличие от Т. Мура, в его творчестве восточные образы играют более декоративную и эпизодическую роль. В поэме «Аластор» (1815) герой, не найдя химерического счастья, погибает где-то в Кавказских горах. В этом произведении реальность и сон переплетены так тесно, что образы Востока, проступающие сквозь канву поэмы то в виде танцующей эротические танцы девушки, то в виде покинутой арабской возлюбленной, кажутся нереальными. Полностью служебную функцию выполняет Восток в другой поэме – «Восстание Ислама, революция в Золотом городе, или Видение XIX столетия» (1818). Главная тема поэмы – осмысление освободительной борьбы народов Европы, переданной с помощью восточной декоративности. Наиболее «восточным», пожалуй, представляется стихотворение Шелли «К Нилу» (1818). Поэт рисует реку от истоков до устья, но в последних двух стихах раскрывается, что образ Нила нужен ему как аллегория Мудрости.