Возвращение в Россию

Сергей Есенин вернулся в Россию из заграничного свадебного путешествия с большими впечатлениями, но поездка его утомила, а любовный союз с Айседорой, который длился полтора года, нанес ему много эмоциональных ран. Он вернулся на родину совершенно сломленным и издерганным. Внешне он выглядел словно европейский денди, менял костюмы по несколько раз в день, но это был уже другой человек. «Какая-то непроницаемая тьма, – писал Мариенгоф, – окутывала его слабое сознание». Да и Россия уже была другой со своей новой революционной идеологией. Большого успеха на Западе у Есенина не было. Несколько сборников, которые были изданы в Париже и Берлине, нимало его не радовали. Стало быть, в творческом, да и в ином плане, время было упущено, и надо было восстанавливать и подтверждать свою роль первого поэта России.

После разрыва брачных отношений с Дункан Есенину негде было жить. Хлопоты по поводу получения собственного жилья оказались безрезультатными. Поэт съехал с Пречистенки и поселился у Бениславской. Галя стала его гражданской женой, нянькой, секретарем, хранительницей его архива. Все без исключения мемуаристы пишут о преданности и жертвенности Бениславской по отношению к Есенину, но этого редкого и единственного настоящего друга Есенин недостаточно ценил.

Вопрос с поездкой в Персию временно отошел на второй план, но Есенин не терял его из виду. А пока надо было решать более важные дела: восстановить связи с друзьями – поэтами, любителями поэзии и литературными критиками. Он поделился с Яковым Блюмкиным идеей создания собственного журнала, куда он собирался привлечь группу крестьянских поэтов. Блюмкину это понравилось, и он по собственной инициативе организовал встречу Сергея Есенина с Львом Троцким, надеясь тем самым привлечь поэта к решению политических задач, стоящих перед большевиками. Эта встреча заинтересовала и Есенина, который тоже искал связи с властью, надеясь на признание его первым поэтом России и на получение разрешения на поездку в Персию.

И вот через две недели после приезда из-за границы Есенин был приглашен в Кремль для беседы с Троцким по поводу издания альманаха крестьянских писателей. К тому времени Троцкий уже знал о заграничных скандалах поэта и о его пренебрежительном высказывании: «Не поеду в Россию, пока там правит Лейба Бронштейн» (таковы настоящие имя и фамилия Льва Троцкого. – В.С.). Но Троцкий понимал, что Есенин – один из ведущих поэтов в России, и очень важно узнать его взгляды на политическую ситуацию. Для Есенина эта встреча тоже была важна. В своем стремлении стать первым поэтом России он во многом рассчитывал на поддержку Льва Троцкого.

Встреча прошла в теплой и доброжелательной обстановке. Лев Давидович с большим вниманием отнесся к строптивому поэту, а Есенин получил предложение издавать журнал «Россиянин» под его политическую и финансовую ответственность. Однако Есенин подумал, поблагодарил наркома и отказался. Брать на себя такую ответственность он не захотел, ссылаясь на то, что не силен в финансовых делах и не хочет «зарабатывать себе на спину бубнового туза».

Почему Есенин отказался от такого предложения? Дело не в финансовых вопросах. Он чувствовал, что ему не будет предоставлена полная свобода действий – печатать все, что он захочет. Однако в письме к Дункан 29 августа 1923 года в Кисловодск, где проходили её гастроли, поэт сообщает о своем успехе: «Был у Троцкого. Он отнесся ко мне изумительно. Благодаря его помощи мне дают сейчас большие средства на издательство».

После встречи с Троцким Есенин изменил свое отношение к нему. «Мне нравится гений этого человека», – искренне написал поэт. Вдохновленный встречей, он в один присест написал статью «Железный Миргород» об Америке для «Известий», а несколько дней спустя, 21 августа, состоялось публичное выступление Есенина в Политехническом музее, где он читал свои самые пронзительные стихи, вошедшие потом в книгу «Москва кабацкая». Несмотря на отрицательное отношение официальной советской критики, стихи эти сделали Есенина подлинно народным поэтом. Вышедшая в июле 1924 года небольшим тиражом «Москва кабацкая» быстро разошлась. Стихи эти – боль поэта, отзвук «Стойла Пегаса» и всего увиденного, услышанного и пережитого им за границей, за трагическую судьбу своих соотечественников, которые в силу разных причин оказались после революционного переворота на чужом эмигрантском берегу.

Замысел «Москвы кабацкой» зародился у Есенина весной 1923 года, и уже в том же году первые четыре стихотворения этого цикла вошли в берлинский сборник стихов под тем же названием. Работа над темой продолжалась после возвращения на родину, где стихи периодически публиковались в журнальном формате, а в конце 1923 года поэт вел переговоры об издании сборника «Москва кабацкая».

Героиня есенинских строк Шаганэ Тальян как-то в письме литературоведу В. Белоусову сообщила со слов Сергея Есенина, что книга «Москва кабацкая» была издана благодаря содействию А.В. Луначарского, который поставил перед Есениным условие: порвать свои отношения с группой имажинистов. Здесь Шаганэ что-то перепутала за давностью лет, или Есенин ей так преподнес, но сказанное ею наводит на мысль, что поэт, очевидно, обсуждал с Луначарским вопрос издания своей книги. И хотя на тот момент он фактически отошел от имажинизма, но на сделку с Луначарским не пошел. Средства на издание книги были получены от творческого вечера С. Есенина, проведенного в начале 1924 года в Петрограде, а книга печаталась в типографии Госиздата, хотя позиционировалась как авторский сборник и оплачивалась самим Есениным.

Однако некоторые творческие успехи не приносили удовлетворения поэту. Он искал новые пути и контакты. Есенин объединил вокруг себя старую группу крестьянских поэтов – Клычкова, Орешина, Ганина, но это не удовлетворяло его. Есенин стал часто напиваться. Возникали скандалы, драки, неприятности с окружающими его людьми, приводы в милицию, судебные дела. Но его популярность, тем не менее, росла. Ибо в этой непростой ситуации поэт находил, может быть тот единственный, но верный путь, который приводил его к успеху. Тут уместно вспомнить слова А. Воронского: «Есенин был дальновиден и умен. Он никогда не был таким наивным ни в вопросах политической борьбы, ни в вопросах художественной жизни, каким он представлялся иным простакам. Он умел ориентироваться, схватывать нужное, он умел обобщать и делать выводы. И он был сметлив и смотрел гораздо дальше своих поэтических сверстников. Он взвешивал и рассчитывал. Он легко добился успеха и признания не только благодаря своему мощному таланту, но и благодаря своему уму».

В этот период Сергей Есенин знакомится с артисткой Московского камерного театра Августой Миклашевской. Эта талантливая актриса первой половины двадцатого века стала одной из муз Сергея Есенина, которой поэт посвятил прекрасные поэтические строки – семь стихотворений цикла «Любовь хулигана» из сборника «Москва кабацкая».

Познакомила их жена его друга Мариенгофа, тоже актриса Камерного театра Анна Никритина. Встретились они на Тверском бульваре, где в присутствии Мариенгофа Никритина представила Августу Есенину. И очень символично то, что встреча эта состоялась на месте, где сейчас стоит памятник Сергею Есенину. Случайная ли была эта встреча или специально подстроенная друзьями, чтобы помочь Есенину выйти из тяжелого психологического кризиса, в который он попал – не столь важно. Главное – встреча состоялась, и Есенин нашел женщину, которая на тот момент ему была очень нужна. Можно считать это божественным даром или подарком судьбы для поэта, но через несколько дней уже появились первые поэтические строчки, посвященные Миклашевской:

Заметался пожар голубой,

Позабылись родимые дали,

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.

Мне бы только смотреть на тебя,

Видеть глаз злато-карий омут,

И чтоб, прошлое не любя,

Ты уйти не смогла к другому.

Поступь нежная, легкий стан,

Если б знала ты сердцем упорным,

Как умеет любить хулиган,

Как умеет он быть покорным.

Я б навеки забыл кабаки

И стихи бы писать забросил,

Только б тонкой касаться руки

И волос твоих цветом в осень.

Я б навеки пошел за тобой

Хоть в свои, хоть в чужие дали…

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.

По воспоминаниям соотечественников, Августа Миклашевская была тихой женщиной с необыкновенной магией красоты. Статная и грациозная, она привлекала к себе внимание. Мужчины заглядывались на нее, женщины с завистью обмеривали ее глазами. «Не полная, не тонкая. Античная, я бы сказал. Ну, Афродита, что ли. Голова, нос, рот, уши – точёные. Глаза, поражающие в своем широком и свободном разрезе, безукоризненном по рисунку. Волосы цвета воробьиного крыла (впоследствии Есенин их в стихах «позолотил»)». Такой представлялась она другу Есенина Анатолию Мариенгофу. Добавим к этому, что у нее была очаровательная улыбка, вернее, полуулыбка, и грустные, задумчивые глаза. Как отметил Есенин: «Видеть глаз злато-карий омут».

Они встречались почти каждый день. Много бродили по Москве, ездили за город. Есенин читал свои стихи, написанные накануне и посвященные ей, и многие другие. Впрочем, Августа Миклашевская оставила нам свои воспоминания:

«Он был счастлив, что вернулся домой, в Россию. Радовался всему, как ребенок. Трогал руками дома, деревья. Уверял, что все, даже небо и Луна, другие, чем там. Рассказывал, как ему трудно было за границей./…/ Я поняла, что никакая сила не могла оторвать его от России, от русских людей, от русской природы, от русской жизни, какой бы она ни была трудной… Мы часто встречались в кафе поэтов на Тверской. Сидели вдвоем. Тихо разговаривали. Есенин трезвый был даже застенчив. Много говорили о его грубости с женщинами. Но я ни разу не почувствовала и намека на грубость…

Однажды он ждал меня у кафе «Стойло Пегаса», чтобы подарить мне новые стихи, опубликованные в одном из лучших журналов той поры – «Красной нови». Помню, что был очень холодный день. Поэт стоял у входа в кафе – в темном длинном пальто и летних модных ботинках. Шею окутывал широкий красный шарф, похожий на вспыхнувшее пламя. В руках он держал нежные, еще не до конца распустившие розы и журнал со стихами. Несмотря на то, что я опоздала на целых сорок минут, – не смогла прийти вовремя из-за того, что была на репетиции, – все равно Сережа был рад, что я пришла. Он ничуть не роптал, а вручил мне изумительные цветы и журнал, тихо, почти шепотом, сказал: «Там стихи о тебе». Цикл открывался стихотворением «Заметался пожар голубой…». Мы вошли в кафе. Сели за столик. Тут же нас окружили знакомые поэты, актеры и художники. Потом началась шумная застолица. Сергея просили читать стихи. Декламировал превосходно, как говорится, «поймал кураж». Аплодисменты были долгими, все время просили читать и читать. Ушли из кафе только на рассвете».

Спустя пару дней Есенин вновь договорился с Августой о встрече в «Стойле». Когда она пришла, он впервые при ней был нетрезв. И впервые при ней был скандал. «За соседним столом что-то громко сказали, Есенин вскочил, – продолжает свои воспоминания Миклашевская. – Человек в кожаной куртке схватился за наган. К удовольствию окружающих, начался скандал. Казалось, с каждым выкриком Есенин все больше пьянел. Я очень испугалась за него. Вдруг неожиданно, неизвестно откуда, появилась его сестра Катя. Мы обе взяли его за руки. Он посмотрел нам в глаза и улыбнулся. Мы увезли его и уложили в постель. Есенин заснул, а я сидела возле него».

Тем не менее, общение со знаменитым поэтом России Августе очень нравилось и отвлекало от разных проблем, свалившихся на ее голову в тот период. Когда она вместе с Есениным сидела в кафе, то бутылок на столе не было. Миклашевская оберегала его от алкоголя, скандалов и мнимых друзей. Они могли часами сидеть и разговаривать, не обращая внимания на посетителей кафе. Сергей говорил Августе нежные слова, рассказывал о поэзии, читал свои стихи. Августа его внимательно слушала, вглядываясь в его голубые глаза, понимала его и чувствовала магическую музыку его стихов. В такие минуты она была вместе с ним, в мире его чувств, мыслей и переживаний. Она понимала, что перед ней первый поэт России, который посвящает ей стихи. И то, что происходит сейчас с ним и в нем, потом выльется в стихи. И стихи эти, хочет она или нет, войдут в историю. Такое необычное внимание со стороны неординарного человека, сопричастность к его поэзии, его ухаживания были весьма лестны для молодой женщины. Это вдохновляло и окрыляло ее в такое сложное для нее время, поднимало ее престиж в глазах окружающих. И самого Есенина преображало высокое чувство к Августе Леонидовне. И как написал он в стихах, ему «Разонравилось пить и плясать / И терять свою жизнь без оглядки». Его восхищали в ней «поступь нежная, легкий стан», «волос стеклянный дым и глаз осенняя усталость». И даже имя ее удивляло поэта: «Что ж так имя твоё звенит, словно августовская прохлада». Есенин сам удивлялся самому себе. В нем вновь появилась нежность, чувство уже позабытое и неожиданно к нему пришедшее.

Миклашевская вспоминает, как в день своего рождения (3 октября 1923 года – В.С) вымытый, приведенный в порядок после бессонной ночи, Есенин вышел к ней в крылатке и широком цилиндре, какой носил Пушкин. Вышел – и сконфузился. «И было в нем столько милого, детского. И ничего кичливого, заносчивого. Взял меня под руку, чтобы идти, и тихо спросил: «Это очень смешно? Но мне так хотелось хоть чем-нибудь быть на него похожим»…»

Поэт и актриса хорошо понимали друг друга, но оба были, по-своему, одиноки. Несмотря на всю сложность своего характера, Есенин хотел видеть в Августе свою жену и друга: «…ты одна сестра и друг, могла быть спутницей поэта». Но она не могла ответить Есенину взаимностью. Первого своего мужа она не любила, и лишь однажды, потеряв голову, полюбила танцовщика и балетмейстера Большого театра Льва Александровича Лощилина, известного созданием ансамбля «Березка». Жизнь с ним не сложилась, но она продолжала любить этого профессионального танцора, который по выражению Мариенгофа, был ей «приходящим мужем». К Есенину у нее было особое теплое чувство, его невозможно было не любить, не восторгаться им, и она любила его по-своему, но романом назвать их отношения было нельзя. Это был «роман без романа». И Августа ничего не могла поделать с собой. Ее сердце было занято. Она была «выпита другим». Вот и Есенин об этом:

Пускай ты выпита другим,

Но мне осталось, мне осталось,

Твоих волос стеклянный дым

И глаз осенняя усталость.

Их встречи становились все реже и реже. Есенин куда-то пропадал, а потом неожиданно появлялся. Августа понимала его состояние: неустроенность, мнительность, взрывной характер – и хотела ему помочь, но это было не в ее силах. Нуждался ли Есенин в ее помощи? Трудно ответить на этот вопрос. Скорее нет, чем да. Она стала его музой, любовью (без любви такие пронзительные стихи не напишешь), и он предлагал ей «…под кротким взглядом слушать чувственную вьюгу», Но Августа не откликнулась на его зов. Она не хотела случайной связи. Это была женщина другой закваски, в ней текла дворянская кровь.

Как-то, увидев Августу на улице, Есенин соскочил с извозчика и подбежал к ней:

– Прожил с вами всю нашу жизнь. Написал последнее стихотворение:

Вечер черные брови насупил.

Чьи-то кони стоят у двора.

Не вчера ли я молодость пропил?

Разлюбил ли тебя не вчера?

…

Пусть я буду любить другую,

Но и с нею, с любимой, с другой,

Расскажу про тебя, дорогую,

Что когда-то я звал дорогой.

Тихо прочитал все стихотворение, сделал паузу и повторил:

Наша жизнь, что былой не была…

В начале сентябре 1924 года Есенин уехал на Кавказ, а незадолго до отъезда поэта в Ленинграде была издана его книга «Москва кабацкая». В ней весь цикл под названием «Любовь хулигана» был напечатан с посвящением А. Л. Миклашевской. Сохранился экземпляр «Москвы кабацкой» с дарственной надписью: «Милой Августе Леонидовне со всеми нежными чувствами, которые выражены в этой книге. С. Есенин. 24.Ш.25 г.».

Нетрудно заметить, что лирика Есенина этого периода приобретала оптимистическую окраску. Поэт искал душевного покоя, и сборник его лирических стихов «Любовь хулигана» явился как бы предвестником создания широко известных стихотворений, вошедших в цикл «Персидские мотивы».

Августа Миклашевская прожила долгую жизнь и пережила Сергея Есенина более чем на полвека. Вскоре после смерти поэта она уехала работать в Брянский театр. Затем работала в Рязани, а потом переехала в Ижевск, где несколько сезонов выступала на сцене Русского драматического театра. В 1943 году вернулась в Москву и продолжила свое выступление в Камерном театре, где стала заслуженной артисткой РСФСР. Известны также несколько фильмов с участием Миклашевской.

О есенинской музе знали все, и это вызывало к ней особый интерес. Публика шла в театр посмотреть на Миклашевскую, полюбоваться ею, восхититься ее великолепной игрой. А Камерному театру очень повезло. Там всегда был аншлаг, там играли две знаменитые актрисы: Алиса Коонен и Августа Миклашевская.

В любви к этой женщине Есенин пытался найти спасение от неурядиц, уйти от окружающих его друзей-прилипал, вернуться к обычной спокойной жизни. На некоторое время ему это удалось. Но потом все вернулось на круги своя. Несколько судебных дел, открытых на Есенина, включая известное «Дело четырех поэтов», получившее в то время большой резонанс, настолько потрепали нервы поэта, что его пришлось поместить в санаторий для нервнобольных, что находился на Большой Полянке, 52.

Лежавший рядом с ним в санатории Ф. Гущин оставил свое впечатление о поэте: «Впервые Есенина в санатории на Б. Полянке я увидел в прекрасно отутюженном сером костюме. Это был статный блондин со светло-голубыми глазами. Больше всего в нем подкупали его необычайная скромность и простота и умение сказать ласковое и доброе слово любому больному».

А. Миклашевская и С. Есенин.