Михайловский замок

Михайловский замок

ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ I РОДИЛСЯ В 1754 году в роскошном деревянном Летнем дворце, построенном Растрелли для Елизаветы Петровны на берегу Мойки. Здесь он провел свои младенческие годы. Отсюда начинался его мучительно долгий, сорокалетний путь к престолу. Став, наконец, императором и остерегаясь жить в Зимнем дворце, где ему постоянно мерещились заговоры, склонный к болезненному мистицизму Павел, согласно преданию, заявил однажды: «Хочу умереть там, где родился». В 1797 году деревянный Летний дворец по его приказу разобрали. На его месте начали строительство замка, названного в честь архангела Михаила Михайловским. Однако его мистическая готовность «умереть там, где родился» исполнится. Он будет убит именно здесь, в Михайловском замке. Но до этого пройдет несколько лет.

Рождение Павла Петровича окутано плотным покровом тайны, сквозь который мы уже попытались однажды проникнуть. Имя Сергея Салтыкова нам уже знакомо. Поговаривали, будто бы он и был отцом Павла I. Но сохранилось также предание, что ребёнок родился мёртвым. В тот же день по приказу императрицы Елизаветы Петровны в деревне Котлы, вблизи Ораниенбаума, будто бы был найден подходящий чухонский мальчик, которым незаметно для Екатерины и заменили новорождённого. Все семейство этого ребёнка со всеми крестьянами Котлов и пастором с семьёй на другой день сослали на Камчатку, а саму деревню снесли и землю распахали.

По другой легенде, Павел был сыном императрицы Елизаветы Петровны. Будто бы, по невероятному стечению обстоятельств, и она в тот необыкновенный день родила сына и подменила им якобы мертворождённого сына Екатерины. По свидетельству современников, основания для такого мифа вроде бы были: едва ребёнок Екатерины появился на свет, императрица приказала его унести от родильницы. Екатерина снова увидела своего сына только через шесть недель.

Император Павел I

Так или иначе, но по стране поползли слухи о том, что законный супруг Екатерины Пётр Фёдорович собирается отказаться от своего отцовства и лишить Павла права на наследование престола. Не жаловала своего сына и мать. А после появления внука Александра по городу поползли слухи, что она стала подумывать о передаче престола ему. Существует устное предание, будто было подготовлено даже завещание императрицы на этот счёт.

Согласно другому преданию, когда по вступлении на престол Павел I вместе с секретарем Екатерины князем Безбородко разбирал бумаги в кабинете умершей матери, то заметил в руках Безбородко таинственный пакет, перевитый чёрной лентой с надписью: «Вскрыть после моей смерти в Сенате». Павел, предчувствуя, что в пакете находится акт об отстранении его от престола, написанный рукой Безбородко и потому кроме него и Екатерины никому не известный, вопросительно взглянул на секретаря. Тот, нимало не смутившись, молча указал на топившийся камин. Павел понял намёк и молча кивнул. Через мгновение пакет был охвачен пламенем. Так, согласно преданию, князь Безбородко «одним движением руки отстранил от Павла тайну, которая сблизила их окончательно». Действительно, с 1797 года князь Александр Андреевич Безбородко становится канцлером первого правительства Павла.

Ещё по одной легенде, преданный Екатерине и любимый ею Безбородко, предчувствуя скорую кончину государыни, «сию же минуту поехал в Гатчину, сообщил Павлу о её безнадёжном состоянии и подал запечатанный пакет Павлу». Этот секретный документ об отстранении Павла от престола подписали якобы крупнейшие государственные деятели, в том числе граф А.В. Суворов. Будто бы именно поэтому великий полководец и попал в немилость к императору.

Понятно, «безнадёжное состояние» – это ещё не кончина. Весь день Павел не мог оправиться после встречи с Безбородко. Едва дождался отхода ко сну. Но и ночью тревога не покидала наследника. Ему снился сон. Несколько раз один и тот же. Во сне он явственно видел, как некая незримая сила возносит его кверху. Каждый раз именно на этом месте он в смятении просыпался. Павел рассказал о сновидении Марии Фёдоровне. Та призналась супругу, что видела такой же сон. Боясь истолковать этот странный сон, Павел рассказал о нём некоторым особенно близким людям, но и те отмалчивались. Впрочем, может быть, опасаясь непредсказуемого и взрывного характера Павла Петровича. Все разъяснилось только к концу дня. Из Петербурга сообщили, что с Екатериной «случился апоплексический удар».

Так, с мистического сна, началось царствование самого мистического императора в истории России. Знамения и предчувствия, однажды овладев его смятённой душой, уже не отпускали его. На следующий день после воцарения в дворцовой церкви был отслужен благодарственный молебен. Согласно фольклору, протодиакон, к ужасу всех присутствовавших, провозгласил: «Благочестивейшему, самодержавнейшему, великому государю нашему императору Александру Павловичу…» Голос его резко оборвался. Он понял, что совершил непоправимую ошибку. Все затаились, ожидая развязки. Павел собрал всю свою волю в кулак и спокойно проговорил, по-солдатски чеканя каждое слово: «Сомневаюсь, отец Иван, чтобы ты дожил до того времени, когда будет поминаться император Александр». И был прав. С монахом в тот же день случился удар, от которого он умер.

Одна из самых мучительных загадок, которую пытался разгадать Павел в первые дни царствования, – таинственная гибель отца. Пушкин по этому поводу записывает: «Не только в простом народе, но и в высшем сословии существовало мнение, будто государь жив и находится в заключении. Сам великий князь Павел Петрович долго верил или желал верить сему слуху. По восшествии на престол первый вопрос, который он задал графу Гудовичу, был: „Жив ли мой отец?“».

Не только Павел, но и вся просвещённая Европа не верила в естественную смерть Петра III. Уже после восшествия на престол, когда пересуды о событиях 1762 года стали потихоньку стихать, Екатерина рискнула пригласить в Петербург в качестве воспитателя своего сына французского философа-просветителя Д’Аламбера. Но тот, прочитав манифест о смерти Петра III, в котором было сказано, что император умер «от геморроидальных колик», согласно легенде, отказался от заманчивого предложения, сославшись на то, что он тоже страдает этой болезнью. Интересно, что его примеру будто бы последовал и Дидро, к которому Екатерина обратилась с тем же предложением.

Но вопрос: «Жив ли мой отец?» – был далеко не единственным, над которым мучился Павел Петрович. Не менее важным был и другой вопрос: «Кто мой отец?». Мы уже упоминали о встрече Павла I с Кондратием Селивановым.

Встреча проходила, что называется, за закрытыми дверями и потому окружена легендами. Согласно одной из них, Павел напрямую спросил Селиванова: «Ты мой отец?». Известно, что Кондратий Селиванов выдавал себя одновременно и за Иисуса Христа, и поэтому ответил витиевато: «Греху я не отец. Прими моё дело, оскопись, и я признаю тебя своим сыном».

Так, под знаком интригующих легенд и невероятных мифов, началось короткое царствование Павла I, который обладал несчастным свойством превращать в анекдот всё, к чему прикасался. И как бы это ни выглядело парадоксально, как бы ни противоречило это официальной историографии, приходится признать, что вся жизнь императора Павла I, изложенная в фольклоре, – это история болезни его духа.

Как следует из фольклора, симптомы неизлечимого душевного недуга с особенной остротой проявлялись при принятии Павлом поспешных, непродуманных решений, отчего порою страдал и он сам. Его неуравновешенная психика, словно тяжёлый маятник, металась от жестокости к сентиментальной жалости и милосердию. В причинах душевной болезни императора разобраться трудно, но, если верить фольклору, ещё в 1777 году его будто бы пытались отравить. Спас его личный медик, но с тех пор психика оказалась расстроенной.

Среди легендарных курьезов павловского Петербурга наиболее известна история с Преображенским полком, который однажды во время парада гвардии на Марсовом поле имел несчастье вызвать неудовольствие императора. Разгневанный Павел закричал: «Направо… кругом… марш… в Сибирь!». По преданию, полк в полном составе строем прошел по улицам Петербурга от Марсова поля до Московской заставы и направился дальше по знаменитому Сибирскому тракту. В полной парадной форме он дошёл почти до Новгорода и только там посланец от государя догнал полк, «объявляя ему прощение и позволение вернуться в столицу».

При Павле I смотры, парады и учения гвардейских полков на Марсовом поле проходили почти ежедневно. Потому и в фольклоре оно упоминается так часто. Сохранился рассказ об одном офицере, который во время парада неосторожно забрызгал императора грязью. Павел рассвирепел, а офицер трусливо сбежал, и целый день мотался по городу, боясь царского гнева. Наутро его арестовали и привели к Павлу. Каково же было его удивление, когда он увидел императора, идущего к нему с распростёртыми объятиями: «Дорогой мой, я так вам благодарен. Если бы вы не сбежали, я бы убил вас, совершив непоправимый грех перед Богом».

Однажды Павел заметил на Марсовом поле, где стояла Гвардия, готовая к началу воинского смотра, танцовщиц императорского балета. «Вам что здесь надо, сударыня?» – недовольно спросил он одну из них. «Мы пришли полюбоваться красотой этого военного зрелища, Ваше Величество», – не растерялась она. И Павел приказал ежедневно на утренний развод присылать из театра несколько танцовщиц.

Благодаря известной повести Ю.Н. Тынянова, читателям хорошо знакома другая невероятная история, бытовавшая в своё время в столице в виде исторического предания. Переписывая набело один из ежедневных приказов по военному ведомству, штабной писарь в выражении «ПРАПОРЩИКИ Ж ТАКИЕ-ТО В ПОДПОРУЧИКИ», по рассеянности, написал «ПРА-ПОРЩИ», а затем перенес на другую строчку «КИЖ». Мало того, что он соединил «КИ» с «Ж», так ещё и малопонятное «КИЖ» украсил размашистой прописной буквой «К». Приказ подали на подпись императору Павел наспех пробежал глазами страницу, задержал взгляд на слове «Киж», принял его за фамилию и написал резолюцию: «Подпоручик Киж в поручики».

И тут произошло то, что часто бывало с Павлом Петровичем. Он увидел замешательство на лицах своих адъютантов, заподозрил, что сделал что-то не так, но, поскольку они не решились указать ему на ошибку, а он сам её так и не заметил, решил продолжить игру. На следующий день подпоручик Киж был произведен в штабс-капитаны. Ещё через день – в полковники. С отметкой на приказе: «Вызвать сейчас же ко мне». Теперь уже всё высшее военное начальство было в смятении. Лучшие офицерские силы были брошены на поиски несуществующего Кижа. И нашли-таки человека с такой фамилией в каком-то заброшенном полку на Дону. Но было уже поздно. Павел начинал терять терпение. Все знали, чем это могло кончиться, и тогда решили доложить, что «полковник Киж внезапно скончался». «Жаль, – ответил задумчиво государь, – он был хороший офицер».

Александр Иванович Герцен в «Былом и думах» рассказывает похожую легенду. Некий гвардейский полковник в ежемесячном рапорте «показал умершим офицера, который отходил в больнице». По случаю смерти Павел исключил его из списков. Однако случилось так, что офицер выздоровел и написал рапорт с просьбой восстановить его в списках живых. Собственноручный ответ Павла был категоричен: «Так как об г. офицере состоялся высочайший указ, то в просьбе отказать».

Чего только ни рассказывали о новом императоре. Будто бы однажды он приказал генерал-губернатору Петербурга подготовить приказ, определяющий количество блюд за обедом и ужином каждого российского подданного в зависимости от его чина и класса службы. Так, например, майор мог иметь за столом только три кушанья. Этот курьёз стал темой бесчисленных анекдотов. Согласно одному из них, Павел как-то встретил майора Якова Кулькова, впоследствии прославленного генерала. «Господин майор, сколько у вас за столом подают кушаньев?» – спросил его император. «Три, ваше императорское величество». – «А позвольте узнать, господин майор, какие?» – «Курица плашмя, курица ребром и курица боком», – ответил находчивый майор.

Гастрономическая тема в павловское время стала одной из излюбленных в городском фольклоре. Рассказывали, как однажды после своего собственного обеда Павел вышел на балкон Зимнего дворца и, к своему удивлению, услышал звуки колокола, возвещавшего о начале обеда в соседнем доме. Павел был взбешён. К соседу был немедленно послан полицейский с приказанием «обедать двумя часами раньше».

Однажды Павел послал доверенного человека с ревизией в Курскую губернию. В рапорте о результатах проверки была всего одна фраза: «Воруют все, от губернатора до последнего коллежского регистратора». На рапорте Павел собственноручно начертал: «Уволить всю губернию».

Впрочем, на то или иное решение чаще всего влияло настроение, в котором находился Павел. Влиятельные сановники и даже близкие родственники, вынужденные постоянно общаться с императором, самым серьёзным образом изучали причины его плохого настроения. Так, было замечено, что «при южном ветре, несущем в Петербург сырость», настроение Павла менялось в худшую сторону. Он становился раздражительным и злым. Ходили слухи, что сам наследник престола великий князь Александр Павлович «нередко хаживал поглядеть на флюгер в четыре часа утра».

Рассказывают, что однажды местные власти на Дону судили двух офицеров. Вина их была столь высокой, что, несмотря на то, что смертная казнь в России была давно отменена, офицеров приговорили именно к ней. Однако приговор требовал высочайшего утверждения. Дело представили Павлу. «Все они бабы, – сказал император, – хотят свалить дело на меня, очень благодарен». И заменил смертную казнь каторжными работами.

Даже любезность императора Павла по отношению к дамам в значительной степени определялась настроением. В недобрый час попасться ему на глаза было несчастьем. Говорили, что одна польская графиня имела неосторожность встретиться с ним на улице в такой момент. Она приветствовала императора самым почтительным реверансом, но и это не помогло. На беду она была дурна собой. Павел вспылил и приказал убрать «это уродство». В тот же день злополучная графиня была выслана из Петербурга.

Но и самоиронии император Павел Петрович лишен не был. Одной просительнице, столь же некрасивой, как и он сам, император будто бы любезно ответил: «Я ни в чем не могу отказать своему портрету».

Сохранилась романтическая легенда о хорошенькой прачке, понравившейся однажды Павлу. Он приказал доставить её во дворец. Девица оказалась податливой, и восхищённый Павел приказал в её честь салютовать из орудий Петропавловской крепости. Дело было ночью, и Петербург в ужасе начал просыпаться. Наутро надо было как-то объяснить обывателям причину неуместной пальбы. И Павел приказал срочно выпустить бюллетень об очередной победе суворовской армии в Италии. Петербуржцы успокоились. Однако очень скоро в победной реляции заметили досадную ошибку, допущенную в спешке услужливыми придворными. Местечко, возле которого произошла та самая победа, назвали не итальянское, а французское.

От настроения императора зависели судьбы людей, их карьера, благополучие, а зачастую и сама жизнь. Однажды, откровенничая с одним из приближенных на тему «что от кого родится?» Павел простодушно спросил: «А что от меня родится?». И услышал в ответ: «От тебя, государь, родятся чины, кресты, ленты, вотчины, сибирки, палки, каторга и кнуты».

Как рассказывают очевидцы, само появление Павла на улицах Петербурга могло вызвать серьёзную панику. Встреч с непредсказуемым императором старались избегать. В воспоминаниях встречаются совершенно анекдотические случаи. Так, один современник рассказывал, как при появлении Павла он забежал за ограду какого-то строения и неожиданно рядом услышал: «Вот наш Пугачёв!» – имя, которое в то время было ещё у всех на устах, а его этимология от слова «пугать» была всем хорошо понятна.

По утверждению современников, гнева императора боялся даже наследник престола, великий князь Александр Павлович, хотя его популярность в народе росла «пропорционально ненависти, предметом которой становился его отец». Слишком часто, когда наследник, становясь на колени, пытался просить за кого-то, Павел «отвергал его просьбу, толкая ногой в лицо». Тем не менее Александру удавалось иногда заступаться за жертв отцовского произвола. Ходили легенды о том, что он частенько вставал у окна своей комнаты с подзорной трубой, высматривая, кого на этот раз отправят с Марсова поля в Сибирь. При малейших на то признаках «доверенный слуга скакал к городской заставе, чтобы нагнать телегу и передать пособие сосланному».

Границы между анекдотами и легендами о Павле I порою становились столь призрачными, что определение жанра оставалось на совести рассказчика. Приводим несколько таких историй.

Павлом был издан указ о том, чтобы обыватели столицы извещали полицию не менее чем за три дня об имеющем быть у них пожаре.

В царствование императора Павла I в Петербурге было только семь магазинов французской моды. Он не позволял больше открывать, говоря, что «терпит их по числу семи смертных грехов».

Сын одного арестованного обратился к Павлу с просьбой разрешить ему разделить участь отца. Павел разрешил, но приказал посадить сына не с отцом, а в отдельную камеру.

«Разводы на мостах плохие», – раздражённо бросил Павел встречавшему его с прогулки фон Палену. Наутро все мосты в Гатчине были расписаны свежими разводами.

После неудачного спуска на воду корабля «Благодать» Павел нашел в ботфорте листок со стихами:

Всё противится уроду,

И «Благодать» не лезет в воду.

Ворвавшихся в его спальню убийц Павел просит повременить, ибо хочет выработать церемониал собственных похорон.

А вот ещё одна история, со временем ставшая не то анекдотом, не то легендой. Одна девочка, гуляя со своей собачкой, проходила мимо памятника Петру I. Вдруг пёсик отбежал от хозяйки, и девочка начала его звать: «Моська, Моська!». Громкий оклик сторожа заставил вздрогнуть гуляющих. «Какое слово ты сказала?» – «Я ничего-с, – ответила девочка, – зову к себе мою Моську». – «Как ты смеешь! Моську! Знаешь ли, кто у нас Моська?» И сторож, схватив бедную девочку за руку, повел её в полицию.

Для своей фаворитки Павел построил роскошный дом на набережной Невы. По его распоряжению воспитанники кадетского корпуса, проходя мимо этого дома, должны были целомудренно отворачиваться.

Сохранилась легенда о том, как Павел лично бегал по Дворцовой площади и срывал с прохожих шляпы, которые они сами не догадались снять, находясь перед Зимним дворцом.

В Петербурге было известно предание о маленьком худеньком старичке, учителе французского языка, который зимой и летом торопливо, почти бегом, шагал по тротуарам с непокрытой головой. В шляпе его никогда не видели. Говорили, что впервые он приехал в Петербург в суровые времена Павла I и однажды, тепло одетый и в шляпе, проходил мимо Михайловского замка, где в то время находился император. Возле замка его задержали, грубо сбили с головы шляпу, а самого отвели в Петропавловскую крепость. Когда выяснилось, что он иностранец и не знает здешних порядков, его выпустили. Но случай этот на него так подействовал, что он будто бы на этом помешался и уже никогда не надевал головного убора.

Рассказывали, что на третий день царствования Павел I после обеда поехал прокатиться верхом по городу. На Царицыном лугу стоял в то время большой деревянный «Оперный дом», в котором выступала итальянская труппа. Павел трижды объехал вокруг театра и остановился перед входом. «Николай Петрович, – крикнул он сопровождавшему его военному губернатору Архарову, – чтоб его, сударь, не было!» И ткнул рукой в сторону театра. Через три часа, рассказывает легенда, «Оперного дома» будто никогда и не бывало. Более пятисот рабочих при свете фонарей ровняли место, где он стоял ещё днем.

Один из современников рассказывает, как однажды Павел заметил, что офицер, стоявший на часах у Адмиралтейства, пьян. Павел приказал его арестовать, но тот напомнил: «Прежде чем арестовать, вы должны сменить меня». И царь тут же велел присвоить офицеру очередное звание, сказав: «Он, пьяный, лучше нас, трезвых, своё дело знает».

Вестником царской немилости был в то время военный губернатор Петербурга граф фон Пален. Рассказывали, что для опальных из высшего общества граф придумал некую особенную формулу объявления ссылки. Все знали, что если граф приглашает «на стаканчик отличного лафита», то можно не медля собираться в дальний путь.

В апреле 1799 года в собственном доме возле Почтамта скончался канцлер Безбородко. Известие это, согласно преданию, застало императора в Михайловском замке, где он демонстрировал одному из иностранных послов лепные украшения. «Россия лишилась Безбородки!» – торжественнопечальным голосом провозгласил адъютант. «У меня все Безбородки!» – с досадой отозвался Павел на такую весть.

Иногда создавалось впечатление, что император и сам понимает, что многие его поступки вызывают удивление. А часто казалось, что он просто подыгрывал окружающим, наслаждаясь собственным поведением. Однажды он продиктовал указ о награждении некоего капитан-лейтенанта Белли, совершившего неожиданный марш-бросок по Италии и захватившего Неаполь, орденом Святой Анны 1-й степени, предназначенным исключительно для генералов. Подписав указ и отвечая на недоуменные взгляды адъютантов, Павел добавил: «Белли думал меня удивить, так и я удивлю его».

Если приведенные образцы фольклора дают нам возможность почувствовать суровость и непредсказуемость того времени, то остается только удивляться, что и тогда находились люди, способные на чудачества и мистификации. Но, в отличие от петербургской мифологии иных времен, мифология павловского царствования сохранила, кажется, всего одну такую легенду. Некий семнадцатилетний «отставной канцелярист» Александр Андреев сочинил фальшивый приказ, согласно которому он, «комиссар Летнего сада Зверев», обязан смотреть за садом и «наблюдать, чтобы купцы, мещане и крестьяне не входили в сей сад в кушаке и шляпе, а ежели кто будет усмотрен, то с таковыми поступать по силе наказания: высечь плетьми и отдать в смирительный дом». С копией этого приказа «комиссар» ходил по Летнему саду, задерживал людей в кушаках и шляпах и делал вид, что собирается передать их на гауптвахту. Но в конце концов, по просьбе испуганных нарушителей, брал с них штраф «по пятьдесят копеек, по рублю и более» и отпускал.

Одним из наиболее значительных событий павловского Петербурга стали всенародные похороны опального Александра Васильевича Суворова. Он скончался в доме своего родственника, известного графомана Хвостова, на набережной Крюкова канала в Коломне. Рассказывали, что гроб Суворова никак не мог пройти в узкие двери старинного подъезда, и после неоднократных неудачных попыток его спустили с балкона. Казалось, весь город вышел проводить генералиссимуса в последний путь. Говорили, что даже император Павел «нетерпеливо ожидал появления тела полководца, но, так и не дождавшись, уехал и уже потом встретил останки Суворова на углу Малой Садовой и Невского». Говорили, что, когда катафалк с телом полководца проехал мимо, Павел будто бы сказал по-латыни: «Sic transit gloria mundi» (Так проходит слава мира сего) и добавил, повторив несколько раз по-русски: «Жаль».

Александр Васильевич Суворов

Как утверждал сам Суворов, род его восходит к некоему шведу, который не то в XVI, не то в XVII веке воевал в рядах русской армии. «По его челобитию» он был принят в русское подданство. Фамилия Суворовых произошла от его имени – Сувора. Этому обстоятельству он, видимо, придавал немаловажное значение, так как Швеция издавна славилась опытными и достойными воинами, охотно служившими во многих армиях тогдашней Европы.

Столь же высокий смысл вкладывал великий полководец и в свою первую награду, полученную им, если верить фольклору, при весьма любопытных обстоятельствах. Да и сама награда была не совсем обычной. Однажды молодой Суворов стоял в карауле в Петергофе. В это время на прогулку вышла императрица Елизавета Петровна. Когда она поравнялась с Суворовым, тот мгновенно вытянулся в струнку и так ловко отдал честь государыне, что та остановилась и, удивленная выправкой молодого солдата, протянула ему серебряный рубль. И была ещё более удивлена тем, что услышала в ответ: «Не возьму, государыня. Закон запрещает солдату брать деньги, стоя на часах». – «Ну, что ж, возьми, когда сменишься», – промолвила Елизавета и положила монету у ног часового. Впоследствии Суворов не раз признавался, что «никакая другая награда не порадовала его так, как эта, полученная за отличное знание солдатской службы».

Если верить преданиям, возможностью избрать военную карьеру Суворов обязан Ганнибалу, который будто бы убедил отца будущего полководца «уступить наклонностям сына». Военную службу Суворов начал капралом в 1748 году и за всю свою жизнь не проиграл ни одного сражения. Его стратегия и тактика заключались в полном и окончательном разгроме противника в условиях открытого боя. В народе он был известен как мастер острых и лапидарных афоризмов, многие из которых вошли в пословицы и поговорки, до сих пор бытующие в народе. Большинство исторических анекдотов о Суворове связаны с его находчивостью и остроумием. Широко известен анекдот о званом обеде, на который был приглашен полководец. Занятый разговорами, он долго не притрагивался к поданному блюду, что вызвало любопытство у Екатерины II. «Он у нас, государыня, великий постник, – попытался сострить Потемкин, – ведь сегодня сочельник, он до звезды есть не будет». Императрица приказала принести футляр с бриллиантовой звездой, которую она тут же вручила Суворову. «Теперь, – обратилась она к Потемкину, – он сможет разделить со мной трапезу». А Суворову сказала: «Фельдмаршал, ваша звезда взошла».

Мы помним, что Суворов был якобы одним из тех, кто подписал екатерининский манифест об отстранении Павла Петровича от наследования престола в пользу его сына Александра. Этот легендарный факт повлиял на отношение императора к великому полководцу. Однако есть свидетельства, что Павел не был абсолютно уверен в своей правоте и тяготился охлаждением их отношений. Несколько раз он делал неуклюжие попытки примириться с Суворовым. Однажды, как об этом рассказывают легенды, послал к Суворову графа Кутайсова. Но когда бывший царский цирюльник прибыл к Суворову, тот сначала сделал вид, что не узнал его, а затем позвал своего вечно пьяного лакея и начал ему выговаривать: «Посмотри, Прошка! Я тебе каждый день повторяю: перестань пить! Перестань воровать! Но ты меня не слушаешь. Посмотри на этого человека: он был таким же, как ты, но никогда не пил, не воровал, а теперь граф и кавалер всех орденов…». И так далее, в том же духе. Говорят, именно из-за этого примирения и в этот раз не состоялось.

Предание гласит, что когда катафалк с гробом «героя всех веков» остановился у арки Надвратной церкви Александро-Невской лавры, то многие засомневались, пройдет ли высокий балдахин под аркой. В это время, продолжает предание, раздался уверенный голос одного из ветеранов суворовских походов: «Не бойтесь, пройдет! Он везде проходил».

Эта легенда сохранилась в нескольких вариантах. По воспоминаниям одной из современниц, после отпевания покойного гроб следовало отнести в верхние комнаты, однако лестница, ведущая туда, оказалась узкой. Тогда гренадеры, служившие под началом Суворова, взяли гроб, поставили себе на головы и, будто бы воскликнув: «Суворов везде пройдет», отнесли его в назначенное место. Эту же легенду с незначительными нюансами передает Пыляев.

Погребен Суворов в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры. На могиле полководца традиционная мраморная плита. В изголовье, на высоком цилиндрическом постаменте – бюст генералиссимуса, выполненный скульптором В.И. Демут-Малиновским. На плите надпись, по преданию, сочиненная самим Суворовым. Это предание восходит к запискам секретаря полководца Е. Фукса. В них он рассказывает, как однажды в городе Нейтитчене у гробницы Лаудона князь Италийский, рассуждая о смерти и эпитафиях, будто бы завещал на своей могиле сделать лаконичную надпись: «Здесь лежит Суворов».

Но есть и другое предание. Перед смертью, утверждает оно, Суворов пожелал увидеть поэта Державина. Едва тот появился, смеясь, спросил его: «Ну, какую же ты мне напишешь эпитафию?» – «По-моему, – отвечал поэт, – слов много не нужно: „Тут лежит Суворов“» – «Помилуй Бог, как хорошо», – в восторге ответил Александр Васильевич.

Было бы несправедливо умолчать ещё об одной фантастической легенде, связанной со смертью полководца. Согласно этой легенде, Суворов был отравлен по распоряжению графа Палена. Будто бы неподкупный Суворов, всегда ратовавший за самодержавную власть и имевший непререкаемый авторитет в армии, мог помешать задуманному им дворцовому перевороту и убийству Павла.

Похоже, именно в те траурные дни родилось и зажило в народе поверье, что, если на родину придет беда, а «пролитая кровь станет по щиколотку боевому коню», появится на Руси новый полководец, равный по духу Суворову, который «освободит отечество от любой невзгоды».

Кроме старинного дома на Крюковом канале, фасад которого отмечен памятной доской, и Благовещенской церкви с могилой полководца, в Петербурге есть храм, который молва связала с именем Суворова. В 1785 году при Охтинских пороховых заводах, предположительно по проекту И.Е. Старова, взамен обветшавшей деревянной была выстроена каменная церковь во имя пророка Ильи, известная как церковь Ильи Пророка на Пороховых. В народе её называют Суворовской. Согласно приходской легенде, в ней Александр Васильевич Суворов венчался.

В 1801 году в дальнем углу Марсова поля, на берегу Мойки, был установлен памятник Суворову. Его отлили из бронзы по модели скульптора М.И. Козловского. Памятник представляет собой аллегорию воинской доблести и славы в образе античного бога войны Марса. В 1818 году, по предложению Карла Росси, его перенесли в центр вновь созданной на берегу Невы небольшой площади. В недавние времена далеко от Петербурга, на Урале, родилась легенда. Она гласит, что, когда в Петербурге солдат ведут мимо памятника полководцу, они всегда отдают ему честь.

Большой цикл легенд Михайловского замка – как правило, романтических – начинается с видения часового, стоявшего в карауле у старого Летнего дворца Елизаветы Петровны. Ночью ему явился в сиянии юноша, назвавшийся архангелом Михаилом, и велел тотчас же идти к императору и сказать, что старый Летний дворец должен быть разрушен, а на его месте построен храм во имя архистратига Михаила. Солдат сделал так, как велел святой, на что Павел будто бы ответил: «Воля его будет исполнена». В тот же день он распорядился о строительстве. Однако не храма, а дворца и при нём церкви во имя архистратига. Эта, казалось бы, малая неточность, по утверждению фольклора, и сгубила несчастного императора. Не церковь при дворце, а храм во имя архистратига было наказано строить Павлу. «А пошто, государь, повеление архистратига Михаила не исполнил в точности? – спросил его однажды монах Авель. – Ни цари, ни народы не могут менять волю Божию. Зрю в том замке гробницу твою, благоверный государь. И резиденцией потомков твоих, как мыслишь, он не будет».

По другой легенде, накануне явления архангела часовому, когда императрица Мария Фёдоровна готовилась стать матерью десятого ребенка, Павел заметил у дверей своего кабинета неизвестного старика в монашеской рясе. У старика было красивое лицо, изборождённое морщинами, длинная седая борода и приветливый взгляд. «Супруга твоя, – заговорил незнакомец, – родит тебе сына, которого ты, государь, наречёшь Михаилом. Этим же именем святого архангела ты назовёшь дворец, который построишь на месте своего рождения. И помни слова мои: „Дому твоему подобает святыня Господня в долготу дней“». Таинственный гость исчез. Через несколько дней императрица действительно родила сына, которому по желанию Павла I «при молитве дано было имя Михаил». Вот почему в некоторых вариантах легенды о видении, явившемся солдату на посту у Летнего дворца, в ответ на рассказ часового, Павел ответил: «Да, я знаю. И это уже мною исполнено». Кстати, в XIX веке бытовала легенда о том, что замок назван не в честь архангела Михаила, а «в память всерадостного рождения великого князя Михаила Павловича», хотя на самом деле мальчик родился через два года после высочайшего повеления именовать замок Михайловским.

На другой день после описанного нами события Павел I пригласил к себе архитектора Бренну. «На фронтоне главного фасада дворца, – приказал он, – сделай эту надпись». И подал ему лист бумаги, на котором было написано: «Дому твоему подобаетъ святыня Господня въ долготу дней». Текст этот взят из 92-го псалма, который возвеличивал деяния Господа. Такая надпись, если верить фольклору, первоначально предназначалась для Исаакиевского собора. Но строительство собора, как известно, при Павле было приостановлено, а все материалы, заготовленные для него, император приказал забрать и использовать для скорейшего возведения Михайловского замка. Согласно легенде, этому обстоятельству предшествовало мистическое событие. Проезжая однажды мимо строящегося замка, Павел увидел заснувшего на посту солдата. Разбуженный Павлом, он вскочил и оправдался тем, что рассказал, будто ко сну его подвигла Божия Матерь, «дабы во сне передать указание императору срочно достроить замок».

Винченцо Бренна

Новый царский дворец был построен в стиле средневекового замка и его облик соответствовал суеверно-мистическому состоянию души императора. С четырёх сторон замок был окружен водами Мойки, Фонтанки и двух специально прорытых каналов: Церковного – вдоль фасада, выходящего на сегодняшнюю Садовую улицу, и Воскресенского – против главного входа. С внешним миром замок соединялся при помощи цепного моста, поднимаемого на ночь. Вооруженная охрана круглосуточно дежурила у входа в мрачный колодец восьмиугольного двора. Изолированная от города, резиденция императора внушала одновременно и почтительный трепет, и панический страх. Неслучайно одна за другой рождались легенды о подземных ходах, ведущих из замка. Один из них будто бы вел к казармам Павловского полка, на противоположном конце Марсова поля, хотя известно, что они построены чуть ли не через два десятилетия после описываемых нами событий. Другой соединял Михайловский замок с Мальтийской капеллой, где находился трон гроссмейстера Мальтийского ордена с гербом императора Павла и мальтийским крестом.

Когда строительство замка, рассказывает одно предание, приближалось к завершению, на дворцовом балу во время танцев будущая фаворитка императора Анна Лопухина вдруг обронила перчатку. Оказавшийся рядом Павел, демонстрируя рыцарскую любезность, поднял её и собрался, было, вернуть владелице, но обратил внимание на необычный красновато-кирпичный цвет перчатки. На мгновение задумавшись, император тут же отправил перчатку архитектору Бренне, под руководством которого велось строительство, в качестве образца для составления колера. Так петербургский городской фольклор пытается объяснить необычный цвет Михайловского замка.

Анна Петровна Лопухина

Однако это легенда. И вряд ли на самом деле перед Павлом всерьез стояла проблема выбора цвета стен дворца, тем более, вряд ли в этом выборе решающую роль сыграла Анна Лопухина. Скорее всего, архитектура Михайловского замка, сама по себе необычная для Северной столицы, исключала применение традиционных классицистических тонов петербургских зданий. Так или иначе, загадочный цвет замка оказался настолько удачным, что другим этот «памятник тирану» невозможно и представить.

Кстати сказать, многие сановные верноподданные царедворцы, чтобы польстить императору, начали спешно перекрашивать фасады своих особняков в мрачноватый цвет царской резиденции. И ничего не вышло. Цвет не прижился. Мода на него сошла на нет одновременно со смертью императора.

Столь же загадочным, как архитектура Михайловского замка, представляется авторство этого шедевра петербургского зодчества. На протяжении двух столетий историки не могут решить, кому из двух крупнейших архитекторов Петербурга – Баженову или Бренне – отдать предпочтение. На этот счет даже сложилась легенда. Она утверждает, что в «стенах Михайловского замка оставил свой автограф Винченцо Бренна. Но лицо архитектора, действительно изображённое на панно над главной лестницей замка, столь идеализировано, что может быть одинаково отнесено и к Бренне, и к Баженову». Дело в том, добавляет рассказчик, что и того, и другого архитектора называют авторами замка.

Вот только некоторые примеры. В 1971 году во втором издании справочника «Памятники архитектуры Ленинграда» автором проекта Михайловского замка назван «великий русский зодчий В.И. Баженов», а руководителем строительства – В. Бренна, правда, «внесший долю своего творческого участия главным образом в оформление интерьеров». Официальный справочник «Памятники истории и культуры Ленинграда, состоящие под государственной охраной», в 1985 году без всяких оговорок называет авторами Михайловского замка В.И. Баженова и В.Ф. Бренну. Энциклопедический справочник «Санкт-Петербург – Петроград – Ленинград», подготовленный научным издательством «Большая Российская Энциклопедия» в 1992 году, в статье «Инженерный замок» имя Баженова вообще не упоминает. Авторство приписывается одному Бренне. И, наконец, в вышедшем в 1995 году втором сборнике «Невский архив», на странице 222 читаем: «Недавно опубликованные в журнале „Петербургская панорама“ чертежи В.И. Баженова свидетельствуют, что именно он был автором основной идеи Михайловского замка. Однако при реализации замысла Баженова Бренна переработал некоторые части, в том числе возвел аттик над северным фасадом».

В контексте нашего повествования этот короткий экскурс в историю установления авторства Михайловского замка преследовал только одну цель – ещё раз подчеркнуть фантастическую ирреальность всего, что происходило и происходит вокруг этого самого таинственного сооружения Петербурга. И какой простор для мифотворчества!

Оба архитектора – и Викентий Францевич Бренна, как его называли в России, и Василий Иванович Баженов – были любимцами императора и его придворными архитекторами. О жизни Бренны сохранилось одно мрачное предание, рассказанное со ссылкой на В.В. Стасова В.Ф. Левинсоном-Лессингом в книге «История картинной галереи Эрмитажа». Предание бытовало среди работников Эрмитажа. Одно время Бренна был хранителем эрмитажной коллекции рисунков и эстампов. Так вот, он будто бы их систематически похищал, вывозил за границу и распродавал в каких-то парижских лавках. Репутация Бренны, и в самом деле, не была безукоризненной. При дворе об этом говорили открыто. Известно, что в Михайловском замке есть зал, украшенный скульптурами греческих богов. Считалось, что многие из них чертами своими напоминают лица высокопоставленных чиновников. Так, архитектор Бренна будто бы изображен в виде Гермеса. Говорят, Павел, впервые взглянув на скульптуру, узнал Бренну и сказал: «А вот архитектор, который ворует».

Яркой личностью с необыкновенной драматической судьбой был блестящий выпускник Парижской академии, член Римской и Флорентийской академий архитектор Василий Иванович Баженов, который оказал колоссальное влияние на всё дальнейшее развитие русской, и в частности петербургской, архитектуры. По авторитетному мнению В.Я. Курбатова, грандиозные проекты Баженова «влили смелость» в последующие поколения зодчих, проектировавших в Петербурге величественные, поражавшие умы современников ансамбли. В то же время ни один из его собственных гигантских замыслов не был осуществлен. В Петербурге нет ни одной постройки, которую можно с достоверностью приписать великому мастеру. Предположительно его участие в создании Каменноостровского дворца. Предположительна его причастность к возведению загородной усадьбы Безбородко на правом берегу Невы. Ему приписывают авторство знаменитой колокольни Никольского собора на Крюковом канале, но считается, что это легенда. И, наконец, предположительно им спроектирован Михайловский замок.

Василий Иванович Баженов

Павел поддерживал с Баженовым дружеские отношения ещё будучи наследником престола. Убежденный масон, Баженов «ухитрился втянуть в масонство» и великого князя. По одному из преданий, Павел принял масонское посвящение. Это будто бы послужило причиной отстранения архитектора от построек в Царицыне. Правда, есть легенда, что Павел Петрович был «келейно принят в масоны» после визита в Петербург короля Швеции Густава III, который произвёл сильное впечатление на Павла Петровича, тогда ещё наследника престола. И к этому таинственному акту Баженов вряд ли имел какое-то отношение. Впрочем, с определенностью сказать, куда ведут масонские следы императора, трудно. Но вот что интересно. В ближайшем окружении Павла I оказалось много масонов, и все они были масонами так называемого шведского обряда.

В то время Баженов жил в Москве. Только вступив на престол, Павел вызвал его в Петербург. Согласно легенде, этому предшествовало одно случайное обстоятельство. Какой-то французский архитектор, беседуя однажды с Павлом Петровичем об известных зодчих, сказал ему: «Вы забываете об одном великом русском архитекторе, я видел его чертежи и дивился им, но не вспомню его имени». – «Верно, вы говорите о Баженове?» – «Точно. Где он и что он делает? Я ничего о нем не слышу». На что Павел Петрович доверительно ответил: «А разве вы не знаете, что нет пророка в своем отечестве?».

В Петербурге Баженов поселился на Екатерингофском проспекте в собственном доме, будто бы пожалованном ему Павлом I. Однако вскоре жизнь его внезапно оборвалась. Есть предание, что Баженов имел большое влияние на императора и потому был якобы отравлен завистниками.

Но был, если конечно верить петербургскому фольклору, и третий человек, так или иначе причастный к проектированию и строительству Михайловского замка. Это сам император Павел I. И снова мы вынуждены сослаться на литературные источники. В одном из них – путеводителе по Петербургу конца XIX века – говорится буквально следующее: «Архитектура Михайловского замка и его украшений принадлежали самому императору Павлу I, постройка же его была поручена архитектору Бренне». Это подтверждается находкой в архивах Академии художеств таинственной папки, на которой было написано: «Чертежи Михайловского замка, сделанные его величеством Павлом I». Всё бы ничего, но папка оказалась пустой.

Между тем в том, что замок в глазах многих представлял собой «ужасное, грубое несоответствие форм и тонов, странную смесь роскоши и крайней простоты, и полнейшее отсутствие гармонии и артистического вкуса», современники видели результат прямого вмешательства в проектирование импульсивного императора. Во всяком случае, по преданию, он требовал, чтобы эмблемы императорской власти «фигурировали в самом нелепом изобилии во всех орнаментах». А однажды, как рассказывается в легенде, император при всех расцеловал какую-то знатную даму, которая, поднимаясь по чудовищно крутым ступеням Михайловского замка, решила польстить императору: «Какая удобная лестница!».

Павел торопил со строительством замка. Остро ощущая недостаток в строительных материалах и рабочих, он прервал работы по возведению многих культовых и светских зданий в столице. Вопреки логике, здравому смыслу и строительной практике рытье рвов под фундаменты начали глубокой осенью, а кладку стен – зимой. Штукатурные и отделочные работы велись почти одновременно. Не было времени на просушку. 1 февраля 1801 года нетерпеливый и категоричный в своем нетерпении Павел вместе с многочисленным семейством въехал в новую резиденцию.

К первому обеду в Михайловском замке Марией Фёдоровной был специально заказан сервиз с видами замка. По преданию, Павел I целовал предметы с изображением его любимого детища.

Как и история Михайловского замка, жизнь его владельца насквозь пронизана мрачными тайнами и мистическими предзнаменованиями. В 1799 году к Павлу будто бы приходила какая-то цыганка и гадала ему на кофейной гуще. По преданию, она объявила императору, что «ему только три года быть на царстве, так как по истечении трёх лет он окончит свою жизнь».

Вспоминали слова матери Павла Петровича, императрицы Екатерины II, сказанные задолго до его кончины: «Трон смертельно опасен для коронованных безумцев».

Припомнили легенду о «вещем Авеле», который будто бы лично Павлу сделал страшное предсказание: «Коротко будет царствование твоё, и вижу я, грешный, лютый конец твой. От неверных слуг примешь мученический конец, в опочивальне своей удушен будешь злодеями, коих греешь».

Последние дни Павла Петровича были насквозь пронизаны предощущением катастрофы. Во всём виделись жуткие предзнаменования. Однажды Павел зашёл в комнату своего сына Александра и обнаружил у него на столе томик Вольтера. Книга была раскрыта на трагедии «Брут», и Павлу бросились в глаза строчки: «Рим свободен! Довольно, возблагодарим богов». Это показалось столь подозрительным, что Павел не мог не отреагировать. Согласно легенде, он поручил Кутайсову отнести сыну «Историю Петра Великого», раскрытую на странице, где рассказывается о смерти царевича Алексея. Обратил ли внимание на это Александр – нам неизвестно.

Накануне гибели Павла Петровича его младший сын, трёхлетний великий князь Михаил, играя в углу, на вопрос кого-то из взрослых, что он делает, ответил: «Я хороню своего отца».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.