Декабристы

Декабристы

События 14 декабря 1825 года оставили значительный след в петербургском фольклоре. Это неудивительно. Столь массовых выступлений Россия не знала. Достаточно сказать, что в составленный по распоряжению Николая I так называемый «Алфавит декабристов» внесли 589 человек. Большинство из них принадлежало к высшему сословию — дворянству. Легенды и предания сохранились не только о самом восстании, но и о многих его участниках. Среди них были как руководители восстания, так и рядовые члены тайных обществ. Память о четверых из пяти декабристов, казненных на кронверке Петропавловской крепости, сохранилась еще и в городском фольклоре. Все они были или военнослужащими, или отставными офицерами.

Руководитель восстания Кондратий Федорович Рылеев впервые приехал в Петербург в 1801 году из села Батово Петербургской губернии, где провел свое детство. В Петербурге закончил Первый кадетский корпус. В 1814 году вышел в отставку. Писал стихи. Печатался. В 1823 году вступил в Северное общество декабристов и стал фактически его лидером. Приобрел в петербургском обществе широкую известность своими так называемыми «Русскими завтраками», они именовались так потому, что на них подавали ржаной хлеб, кислую капусту и «графин очищенной русской водки».

Рылеев лично руководил подготовкой восстания на Сенатской площади и стал одним из первых арестованных и заключенных в Петропавловскую крепость после его подавления. В июле 1826 года вместе с четырьмя другими приговоренными к смерти декабристами его повесили на валу кронверка Петропавловской крепости.

Если верить фольклору, вся жизнь Рылеева прошла под мистическими знаками смерти. Среди первых легенд о Рылееве есть легенда о том, что его мать в то время, когда мальчику было восемь лет, увидела во сне всю его судьбу вплоть до трагической гибели. Во время Заграничных походов Рылеев вместе со своей артиллерийской бригадой побывал во многих европейских странах, в том числе в Германии. В Дрездене, где комендантом служил его родственник, некий М. Н. Рылеев, согласно одной из легенд, Кондратий Федорович своими остроумными эпиграммами возбудил против себя все армейское начальство. Дело дошло до коменданта. Он вызвал к себе своего родственника и приказал: «В 24 часа покинуть Дрезден! Иначе предам военному суду и расстреляю», — будто бы бросил на ходу комендант, на что будущий декабрист якобы ответил: «Кому суждено быть повешенным, того не расстреляют».

Проверить достоверность этой истории, конечно, невозможно. Тем более что в фольклоре есть легенда с тем же самым сюжетом, но про другого руководителя восстания декабристов — Павла Пестеля.

Но вот еще одно предание, действие его происходит уже в Париже. Согласно ему, Рылеев посетил салон известной парижской гадалки мадам Ленорман. Взглянув на его ладонь, французская вещунья в ужасе оттолкнула его руку. «Вы умрете не своей смертью», — будто бы сказала она. «Меня убьют на войне?» — спросил Рылеев. «Нет». — «На дуэли?» — «Нет-нет, — торопливо заговорила пророчица, — гораздо хуже! И больше не спрашивайте». С тем и ушел Кондратий Рылеев в историю.

Как убедится немного ниже читатель, через салон мадам Ленорман, если верить фольклору, прошел чуть ли не каждый декабрист, и всем пророчица предсказывала печальное будущее… Скорее всего, придумывалось это задним числом.

Организатор и руководитель Южного общества декабристов Павел Иванович Пестель ведет свой род из Саксонии. Его прадед приехал на свою новую родину — Россию — в XVII веке. Дед Павла Ивановича занимал в Москве достаточно крупную государственную должность. Отец же Пестеля при Екатерине II дослужился до должности московского почт-директора и был известен тем, что «в целях политического сыска» первым в России ввел систему распечатывания и просмотра частных писем. Впоследствии он стал членом Государственного совета.

П. И. Пестель

Первоначальное образование Павел Иванович получил в Германии, в Гамбурге и Дрездене. Затем учился в Пажеском корпусе. Участвовал в Отечественной войне 1812 года и Заграничных походах. С 1817 года служил в Южной армии и в этом качестве постоянно вел переговоры с Северным обществом о совместных согласованных действиях. 13 декабря 1825 года по доносу был арестован, препровожден в Петербург, судим, приговорен к смертной казни и повешен на кронверке Петропавловской крепости вместе с другими руководителями восстания.

Еще в детстве с Павлом Ивановичем произошел случай, о коем впоследствии с мистическим суеверием долго говорили в Петербурге. На учебу в Германию он вместе со своим старшим братом Владимиром должен был отправиться из Кронштадта на купеческом судне. Отец заблаговременно приобрел для мальчиков два места. Все уже готово к отъезду, сыновья простились с отцом, как вдруг «по каким-то ему одному ведомым соображениям отец надумал на этом судне не отпускать мальчиков». Приобрели места на другом корабле, и братья благополучно прибыли в Дрезден. Каково же было их удивление, когда в Германии они узнали, что судно, от которого отказался их отец, потерпело катастрофу и вместе со всем экипажем и пассажирами бесследно исчезло в море. Рассказывая об этом, Пестель будто бы таинственно улыбался и каждый раз прибавлял одну и ту же фразу: «Истину русская пословица говорит: кому быть повешену, тот не потонет».

Другим руководителем декабрьского восстания 1825 года был один из братьев известной семьи декабристов Муравьевых — Сергей Иванович Муравьев-Апостол. Он принадлежал к большому, дружному и разветвленному клану Муравьевых, память о которых сохранилась в доме № 25 по набережной Фонтанки. Это здание было хорошо известно в Петербурге начала XIX века. В 1814 году его приобрела у купца Андрея Кружевникова Екатерина Андреевна Муравьева сразу после ее переезда из Москвы в Петербург. Вместе с матерью здесь жили ее сыновья, будущие декабристы Никита и Александр. Сюда, в их исключительно гостеприимный и хлебосольный дом, приходили многочисленные родственники и друзья Муравьевых. Здесь «у беспокойного Никиты», как об этом писал Пушкин в «Евгении Онегине», проходили собрания Тайного общества.

В декабре 1825 года большую и дружную семью Муравьевых поразил страшный удар. Никиту приговорили к смертной казни, замененной двадцатилетней каторгой, Александра — к двенадцати годам каторжных работ. Среди ближайших родственников под следствием оказались Сергей, Матвей и Ипполит Муравьевы-Апостолы, Артамон Муравьев, еще один Александр Муравьев. Это только из ближайшего круга. В итоге Сергея повесили на кронверке Петропавловской крепости, Ипполит застрелился, остальных сослали в Сибирь.

Дом Муравьевой превратился в «Святыню несчастий», как окрестили его петербуржцы. Екатерина Андреевна едва не сошла с ума от горя и почти ослепла от слез. По ночам она молилась, и от постоянного стояния на коленях у нее образовались такие мозоли, что она долгое время не могла ходить. По свидетельству современников, она «больше всех других матерей и жен декабристов не давала Николаю I возможности забыть его „друзей 14 декабря“». Скончалась Екатерина Андреевна в 1848 году.

Сергей Муравьев-Апостол был гвардейским офицером, служил в Корпусе инженеров путей сообщения, участвовал в Отечественной войне 1812 года и в Заграничных походах русской армии 1812–1814 годов. После возвращения в Россию принял активное участие в движении декабристов. Был одним из основателей и руководителей Союза спасения и Союза благоденствия. После перевода на Украину стал руководителем Южного общества.

В 1826 году в ряду других пяти организаторов и руководителей декабрьского восстания на Сенатской площади Сергея Муравьева-Апостола повесили на валу кронверка Петропавловской крепости. Возможно, перед казнью он вспомнил зловещий эпизод, произошедший с ним во время пребывания русских войск в Париже. Нескольким офицерам захотелось посетить знаменитую в то время парижскую гадалку мадам Ленорман. Оглядев группу молодых русских гвардейцев и выделив из них Сергея Муравьева-Апостола, она вдруг проговорила: «А вы будете повешены». Сергей Иванович снисходительно улыбнулся: «Возможно, вы принимаете меня за англичанина. Я — русский, а у нас в России смертная казнь отменена».

О мужестве Муравьева-Апостола в Петербурге рассказывали героические легенды. Накануне казни его отцу разрешили посетить сына в камере Петропавловской крепости. Сергей встретил отца в забрызганном кровью мундире. «Я пришлю тебе другое платье!» — воскликнул отец. «Не надо, я умру с пятнами крови, пролитой за Отечество», — ответил сын.

В драматической судьбе казненных декабристов какое-то особенное сочувствие вызывает фигура Петра Григорьевича Каховского. Его короткая жизнь к тому времени была достаточно насыщена разнообразными событиями: незначительными взлетами и болезненными падениями. С 1816 года Каховский служил в лейб-гвардии Егерском полку, но за «разные неблагопристойности» его разжаловали в солдаты и сослали на Кавказ. Затем, в 1821 году, он отправляется в отставку.

Прозябая в Смоленской губернии, отставной армейский офицер, все богатство которого составляли «восторженность и энтузиазм», однажды безнадежно влюбился в Софью Михайловну Салтыкову, проводившую там лето. Получив отказ, он, тем не менее, в отчаянье поехал за ней в Петербург, писал ей чуть ли не ежедневные письма и получал их обратно нераспечатанными. В конце концов Софья Михайловна стала женой друга Пушкина Антона Дельвига.

В Петербурге Каховский в полном смысле слова бедствовал, по собственному признанию, по несколько дней не ел, вечно просил взаймы, чаще всего без всякой надежды отдать долг. В этот беспросветно тяжелый период своей жизни он случайно сблизился с членами Тайного общества будущих декабристов и с энтузиазмом включился в их деятельность. Сам вербовал новых членов, участвовал в собраниях у К. Ф. Рылеева и был полон надежд на иное будущее.

Но и здесь ему приходилось пользоваться средствами товарищей, что вызывало откровенное презрение и даже некоторую брезгливость обеспеченных членов Общества. Друзей у него не было, и среди будущих декабристов он держался особняком.

14 декабря на Сенатской площади Каховский выстрелом из пистолета смертельно ранил генерал-губернатора Милорадовича. Затем Каховского арестовали, заточили в Петропавловскую крепость и по суду приговорили к смерти.

Когда ранним июльским утром 1826 года пятерых осужденных на казнь декабристов вывели на кронверк Петропавловской крепости, где возвышался деревянный эшафот, то на короткое время их предоставили самим себе. Четверо из них сидели на траве и тихо разговаривали. В некотором отдалении одиноко и мрачно стоял Каховский. Перед самой казнью, прежде чем взойти на эшафот, четверо декабристов, прощаясь, по-братски обнялись друг с другом. И только Каховскому, если верить городскому фольклору, никто будто бы не протянул руки.

Согласно одной малоизвестной легенде, незадолго до восстания Каховский посетил модную в то время пророчицу француженку мадам Ленорман, и она предсказала будущему декабристу, что он будет повешен.

Отдавал ли себе отчет Каховский, в кого он направил дуло своего пистолета, неизвестно. Скорее всего, да. Михаил Андреевич Милорадович был, что называется, всеобщим любимцем. Его искренне любили цари и солдаты; ученик Суворова — он стал подлинным героем войны 1812 года. Он участвовал в войне со шведами, турками и французами.

Генерал от инфантерии граф Милорадович принадлежал к древнему роду сербских дворян, его представители издавна преданно служили России, формируя свои собственные войска и воюя против турок на ее южных рубежах. Официально первые Милорадовичи перешли на службу новой родине в XVIII веке. Одного из них, Михаила Михайловича, пожаловал чином полковника лично Петр I. Это был двоюродный дед генерала Милорадовича.

Михаил Милорадович, как принято в то время, еще ребенком зачисляется в Измайловский полк. В 17 лет он уже участвует в военной кампании, а в 27 — генерал и аншеф Апшеронского полка. Здесь его заметил Суворов, после чего военная карьера Милорадовича складывается стремительно и удачно. Он участвовал в Бородинском сражении, в изгнании Наполеона из России, в Заграничных походах.

В послевоенный Петербург Милорадович возвратился овеянный славой и увенчанный наградами. И здесь он продолжает одерживать одну победу за другой. Но теперь он покоряет не вооруженного противника, а свет. В аристократических салонах о нем говорят как о самом блестящем молодом генерале. Складывают легенды. Рассказывают, что в гостиных он появлялся каждый день в новом фраке. Их, утверждает молва, он сшил ровно 365, по числу дней в году.

М. А. Милорадович

Пушкин был хорошо знаком с Милорадовичем. Последний высоко ценил поэтический дар Пушкина и восторженно о нем отзывался. «Знаешь, душа моя! У меня сейчас был Пушкин!» — писал он в одном из писем.

В 1818 году Милорадович назначается на пост петербургского губернатора. Пушкин встречался с Милорадовичем накануне первой ссылки, в 1820 году. Николай I, возмущенный некоторыми стихами Пушкина, предписал Милорадовичу арестовать поэта и изъять его стихи. Поэта вызывают к губернатору. Милорадович потребовал отдать ему все бумаги, на что Пушкин ответил, что стихи он сжег, но мог бы по памяти тут же написать те из них, что разошлись в списках. Исписал целую тетрадь. Милорадович в ответ на такой смелый поступок поэта простил его. Причем сделал это от имени царя. И, как уверяли многие, дело, которое для Пушкина могло обернуться Соловецким монастырем, закончилось всего лишь ссылкой на юг.

Как и в армии, Милорадович продолжал оставаться любимцем публики. Но особенно верил Милорадович в свою необыкновенную популярность в войсках. Эта вера не изменила ему до конца жизни, закончившейся трагически на Сенатской площади, во время восстания декабристов. В надежде переломить ход событий Милорадович предпринял отчаянную попытку уговорить солдат разойтись по казармам. В это время раздался выстрел Каховского, он и сразил прославленного генерала.

Выстрел оказался смертельным. В Петербурге рассказывали, как Милорадович, зная о своей неминуемой скорой смерти, тем не менее потребовал, чтобы врач извлек роковую пулю и показал ему. Когда эту чрезвычайно мучительную операцию завершили и извлеченную пулю показали умирающему, то он, превозмогая боль, будто бы сказал: «Пуля не ружейная. Я был уверен, что в меня стрелял не солдат. Теперь я могу спокойно умереть».

Добавим, что за две недели до восстания на Сенатской площади Милорадович посетил популярную петербургскую гадалку Кирхгоф, та, как утверждает молва, предрекла ему скорую смерть.

Одним из самых ярких представителей декабристского движения был Михаил Сергеевич Лунин. Он приходился двоюродным братом Никите Муравьеву. Участник войны 1812 года, Лунин вышел в отставку в звании подполковника. Состоял членом масонской ложи. В Петербурге жил в доме своего отца на углу Рижского проспекта и Эстляндской улицы, затем, поссорившись с отцом, переехал в Коломну, на Торговую (ныне Союза Печатников) улицу. Пушкин часто встречался с Луниным в доме у его тетки Е. Ф. Муравьевой.

М. С. Лунин

Один из образованнейших людей своего времени, активный член Союза благоденствия и Северного общества, Лунин был дерзок, смел и в борьбе с самодержавием всегда предлагал только «решительные меры».

В народе сохранились легенды, иллюстрирующие независимый характер и свободолюбивый дух этого интереснейшего человека, для которого превыше всего было чувство долга, благородство и высочайшая порядочность. Однажды гвардейский полк Лунина стоял около Петергофа. Лето было жаркое, и офицеры в свободное время купались в заливе. Голышом. На это мало кто обращал внимание, пока один из купающихся при виде проезжающего мимо великого князя Константина Павловича не вытянулся «прямо, как мать родила» и закричал: «Здравия желаю, Ваше высочество!» После этого случая купания здесь запретили. На том основании, что они «происходят вблизи проезжей дороги и тем оскорбляют приличия».

Тогда, продолжает легенда, Лунин, зная, когда генерал, запретивший купания, будет проезжать по дороге, залез в воду в полной форме, в кивере и ботфортах, так, чтобы генерал мог увидеть странное зрелище: барахтающегося в воде гвардейского офицера. Едва генерал оказался рядом, как Лунин вскочил и отдал ему честь. На вопрос же озадаченного генерала, узнавшего любимца великих князей и одного из самых блестящих гвардейских офицеров: «Что вы тут делаете?» — Лунин ответил: «Купаюсь, ваше превосходительство, и чтобы не нарушать предписание, делаю это в самой приличной форме». Не случайно, когда Лунин подал в отставку и об этом доложили Александру I, тот, не скрывая удовлетворения, ответил: «Это самое лучшее, что он может сделать».

В декабре 1825 года Лунин находился в Варшаве под командованием великого князя Константина Павловича. Уже зная об исходе восстания на Сенатской площади, он находился в томительном ожидании указа об аресте, который, как это он хорошо понимал, его не минует. Как-то Лунин отправился на охоту. В это время прибыл курьер из Петербурга. Не застав Лунина, громко воскликнул: «Сбежал!» — «Не таков человек этот Лунин, чтобы бегать», — промолвил на это Константин Павлович. «А я бы не вернулся», — будто бы заметил по этому поводу дежурный офицер по фамилии Зайчиков. Великий князь Константин Павлович грустно вздохнул: «В том-то и беда России, что Луниных мало, а Зайчиковых много».

Уже после ареста, сидя в каземате Шлиссельбургской крепости, таком сыром, что вода капала со свода, Лунин на вопрос коменданта, что можно сделать для облегчения его судьбы, будто бы ответил: «Я ничего не желаю, генерал, кроме зонтика».

В Шлиссельбургской крепости Лунин потерял почти все зубы. Но характер свой не изменил. По воспоминаниям декабристов, встретясь позже со своими товарищами в Чите, куда его сослали, он будто бы с веселой улыбкой говорил: «Вот, дети мои, у меня остался один зуб против правительства».

Лунин и в Сибири представлял для Николая I определенную опасность. Его письма к сестре перлюстрировались, и их содержание тут же становилось известно царю. Но особый «гнев и раздражение императора» вызывали статьи Лунина, одни названия которых не давали забыть Николаю I первые годы его царствования: «Разбор донесений следственной комиссии», «Взгляд на польские дела» и т. д.

Уже будучи на поселении, Лунин вновь был арестован и отправлен на каторжные работы в Акатуевскую тюрьму. Там Лунин и умер. По официальной версии, «от кровяного удара». Однако сохранились легенды. Согласно одной из них, Лунин угорел, потому что «слишком рано закрыли трубу». Согласно другой, его «задушили», по «тайному приказу», «пришедшему из Петербурга непосредственно от царя».

В заключении рассказа о Михаиле Лунине добавим, что однажды и он посетил гадалку мадам Ленорман, та сказала, что его повесят. Лунин не поверил. В отличие от многих своих товарищей он не был мистиком. Не был и фаталистом. «Надо постараться, чтобы предсказание исполнилось», — будто бы, рассказывая эту историю одному из своих приятелей, добавил Лунин.

Память о декабристах в современном петербургском фольклоре жива до сих пор. Понятно, что трансформируется это в самые различные и порой неожиданные формы. Так, на блатном жаргоне «декабристами» называют осужденных за мелкое хулиганство. В школах, если верить словарям русского школьного фольклора, «восстанием декабристов» называют очередь в буфет во время короткой перемены. На немногих неофициальных демонстрациях советского времени и первого периода перестройки можно было увидеть лозунги: «Декабристы — первые русские диссиденты».

Ежегодно 13 июля в день казни пяти руководителей и участников восстания декабристов в Петербурге происходит ритуал возложения цветов к памятнику казненным на кронверке Петропавловской крепости. Эта традиция возникла задолго до появления памятника и свято соблюдается до сих пор.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.