В горах коровьих лепешек
В горах коровьих лепешек
Во время нашей предыдущей экскурсии в вышеназванные горы мы восхищались легкостью, с которой критик расправляется с автором классической НФ. Задача была легкой и благодатной — автора жесткой НФ («hard science fiction») сравнительно легко разыграть. Достаточно таковому ляпнуть что-то об изготовлении генераторов из морских водорослей или перепутать систему BIOS с пакетной системой данных. Ткнут его в это носом — и он готов. Он пишет bullshit’ы, проявляет неведение, а это дисквалифицирует его как автора жанра, у которого в названии есть (или подразумевается) слово «наука». При столкновении же с литературой типа фэнтези положение критика-придиры крайне осложняется. Здесь критик имеет дело с произведением, страницы которого кишмя кишат драконами, демонами, призраками, привидениями, эльфами, котолаками — да что там, даже пегасами, как утверждают некоторые знатоки предмета. Рыцари в сверкающих доспехах совершают неправдоподобные чудеса героизма. Неправдоподобные чародеи проделывают при помощи магии неправдоподобные чудеса, а прямо-таки неправдоподобно прелестные княжны высвобождаются из когтей чудовищ при помощи методов, глумящихся над законами правдоподобия. Весь мир, в котором все сказанное «имеет место быть», неправдоподобен, что следует из канона и основного положения. А если кому-то канона мало, то это проистекает из описания и приложенной карты. Все известные нашему миру права и законы — включая пробабилистику — в Never-Never Land’e отменены. Они не действуют либо действуют по-иному. И тут является критик, томимый жаждой доказать, что что-то здесь не того. То есть — ни в какие ворота.
Легко догадаться, что никакой дракон не «испужает», никакой пегас не собьет с панталыку. Критик свое знает. Фэнтези не фэнтези, говорит он, законы обязывают. Двуручный меч — это меч двуручный, кольчуга — кольчуга, арбалет — арбалет, конь — конь, сом — сом, а мыло — оно и есть мыло. И надобно признать: во многих случаях критик бывает абсолютно прав. Если автор фэнтези утверждает, что: а) барбакан[147] есть устройство для разрушения крепостных стен; б) гизарма — это казарма городской стражи; в) натянутые арбалеты возят во вьюках; г) у сома есть чешуя; д) мыло мылится в морской воде, то такой автор нарушает принципы терминологии, логики, не знает, о чем пишет — ergo: он дубина, причем не боевая палица, а простая палка.
Несчастному, прихваченному на попытке проломить барбаканом крепостные ворота, остается одно: спрятаться со стыда под кровать. Конечно, кое-кто может начать хорохориться. Ну и что с того, крикнет, что двуручным мечом размахивали только пешие кнехты, а вот у меня им действует конница, потому как это фэнтези, а не битва под Азенкуром. Что с того, что в действительности бельт из арбалета запросто пробивал любой панцирь? У меня он не может управиться с заколдованными латами или с латами из митрила. У моих, как ни говори, фантастических, сомов есть чешуя, ножки и голубые как ляпис-лазурь глазки.
Разумеется, такое объяснение автору не поможет. Критик знает лучше. Критик всю свою жизнь сражался мечом, стрелял из арбалетов и тисовых луков, соскребал с сомов чешую и намыливался в самых различных жидкостях. Автор может ссылаться на фантастическую licentie poetica ad mortem usrandum[148]. Ежели критик окрестил его дурнем, то таковым он и останется во веки веков.
Некоторым критикам, особенно так называемым серьезным, которым по случаю рецензирования ими жесткой НФ нашили звездочки на погоны, вышеназванного метода недостаточно. О каноне фэнтези они не имеют ни малейшего понятия, что ловко маскируют, прикидываясь, будто канона не знают и в нем «ни бум-бум», а потому и пренебрегают им, поскольку такой уж он мизерный, примитивный и глупый. Таким критикам мало выискивать в тексте bullshit’ы, касающиеся мечей, арбалетов, гизарм, кордегард, барбаканов, алебард и деталей конской сбруи. Их рецензии должны проникать глубже. И проникают.
Наипопулярнейшей методой является критическая оценка мира, описанного в произведении. Мир оценивается на основе его, excusez le mot[149], онтологии. Метода воистину изумительная, ибо позволяет давать критическую оценку произведения, даже не читая его. Рецензию пишут, попеременно определяя данный Never-Never Land данного автора как «несвязный, онтологически неустойчивый и незавершенный», либо как «любопытный, полный, комплиментарный». И всегда попадают в точку.
Потом на расправу берут протагониста произведения. Ведь у героев фэнтези есть одно общее свойство — все они как один неправдоподобны. Во-первых, совершают действия физически невозможные. Во-вторых, ведут себя абсолютно бессмысленно, нелогично, более того — идиотски. Критик резвый, аки сом в насыщенной кислородом воде, обвиняет героя фэнтези в бихейвиористическом кретинизме и то же скажет про автора, поименовав его безнадежным глупцом.
Господа критики! Очень вас прошу, отцепитесь вы наконец от Конана, Ксина и Геральта! Испытайте силы в мейнстриме[150], вот там-то уйма неправдоподобных, бессмысленных, бумажных, кое-как слепленных героев! Докажите, что Робин Гуд ни за какие коврижки не смог бы расщепить торчащую в яблочке цели стрелу, а Зорро, хоть ты тресни, не вырезал бы рапирой своего инициала на штанах сержанта Гарсии. Обратите внимание на то, каким кретином был Роберт Джордан, взявшийся в данных условиях взрывать мост. Заметьте также, до какой степени психологически фальшивой фигурой является рыбак Сантьяго. Ведь вместо одного большого марлина он мог бы — и даже обязан был — выловить весовой эквивалент маленьких скумбрий, благодаря чему, несомненно, избежал бы бессмысленных хлопот.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.