Глава 9. О ключиках и дверцах
Глава 9. О ключиках и дверцах
Символику золотого ключика долго объяснять нет смысла.
Общеизвестно, что ключ – даже более важный, чем рыба, символ раннего христианства. Ключ от новой жизни, от Царства Христова. В более поздней трактовке – ключ от рая; трансформация произошла, когда стало ясно, что со сроком прихода земного Царства Божия – еще при жизни поколения его современников – Учитель немного ошибся, либо его не так поняли:
«Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем». (Матфей, 16:28)
В любом случае символ ключа – от земного ли Царства Божия, от небесного рая ли – неразрывно связан с апостолом Петром. Он его хранитель, и он решает – кому отопрутся двери, кому нет…
Нет ли тут противоречия с нашей трактовкой сказки Толстого? Ведь Пьеро даже не касается золотого ключика, Буратино буквально не выпускает его из рук…
Противоречия нет. Иисус (в версии евангелиста Иоанна) троекратно назначает Петра своим земным наместником уже после трагической развязки, после казни и воскрешения, перед самым вознесением к Отцу: «Паси агнцев Моих» (Иоанн, 21:15). Чуть раньше, предрекая свою трагическую кончину, Учитель завещает ключ Петру: «И дам тебе ключи Царства Небесного, что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах». (Матфей, 16:19).
До казни ключ – символический, невидимый – в руках Иисуса, именно он отвечает всем вопрошающим: кто из них спасется, кто нет, ибо недостоин Царства Божьего…
Но детским сказкам трагические развязки противопоказаны. Когда читателям кажется, что дело поворачивается совсем плохо и спасения ждать неоткуда, – появляется Бог из машины. Папа Карло. Отче мой, для чего ж ты меня оставил? Здесь – не оставил. Появился из кустов с большой суковатой дубиной – и воздал, не откладывая. Сказки должны хорошо заканчиваться…
И ключик до конца остается в руках у Буратино. Однако и Пьеро сыграл немаловажную роль: до его пересказа подслушанной беседы Дуремара и Карабаса ключик – «вещь в себе», ценная лишь за счет того, что изготовлена из благородного металла. Зачем он, для чего, – неизвестно.
Пьеро (да и Карабас), конечно же, не мог – в 1936 году, для советских детей – хоть как-то упомянуть небесный рай или Царство Христово. Точно так же не мог Пьеро (Карабас тем более) – проживающий в условно-сказочной Италии – хоть как-то упомянуть рай земной: новую жизнь, общество победившего коммунизма…
В общем, до самого финала сказки информация у героев крайне скудная: откроем ключиком секретную дверцу – будет нам счастье.
Так что же обнаруживается, когда вожделенная дверца наконец распахнулась?
Крутая темная лестница, ведущая вниз. В подвал.
Любопытная аллегория… Трактовать можно как угодно. Как намек на катакомбный период в истории христианства, например. Или так: без расстрельных подвалов в новую счастливую жизнь не попадешь… От циничного графа Толстого ожидать можно всего.
Герои спускаются вниз – и обнаруживают наконец свое счастье… Новенький, сверкающий кукольный театр.
И вновь двойная трактовка…
Новый храм новой веры, взамен храму-вертепу Карабаса? Да. В финале храм (театр) доктора кукольных наук теряет всех прихожан (зрителей) и явно доживает последние дни…
Новая жизнь, счастливая советская действительность? Да. Среди декораций нового театра – трамваи с кондукторами и вагоновожатыми, милиционер, газетчик, велосипедист… В старой жизни – наверху, за лестницей и дверцей, – милиционеров и трамваев нет, там повозки, полицейские и стражники.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.