Двенадцать друзей Веллера

Двенадцать друзей Веллера

М. Веллер. Друзья и звезды. М.: Астрель

«Хочешь быть впереди классиков? Пиши к ним предисловия». Этот афоризм Эмиля Кроткого был хорош полвека назад, но теперь устарел. Никого, кроме замученных учителей, классики сегодня не интересуют, а раз так, то и наши практичные современники больше не бьются за должности привратников в пантеонах Пушкина или Толстого. Куда престижнее попасть в общество медийных персон, знакомых публике если не по фамилиям и регалиям, то, во всяком случае, в лицо. Место в компании ньюсмейкеров оказывается чем-то вроде членства в закрытом клубе: знают о нем все, а приняты немногие.

Новая книга Михаила Веллера состоит из двенадцати интервью с подобными людьми (глянцевое слово «популярный» не применимо, пожалуй, лишь к поэту Михаилу Генделеву). И поскольку в аннотации говорится о «чертовой дюжине блестящих судеб», роль тринадцатого апостола отведена интервьюеру. Об этом же ненавязчиво напоминает и название: дескать, сам Веллер — равноправный член этого братства. Друг звездам и сам такая же звезда «в кругу расчисленном светил». Ну а тем, кто все еще в этом сомневается, автор книги предъявляет доказательства. Телеведущего Соловьева он называет Вовкой, Аксенова — Васей, Жванецкого — Мишей, Евтушенко — Женей… Не без дрожи открываешь интервью с Борисом Стругацким: неужто и патриарх отечественной фантастики будет назван Борей? Но нет, пронесло, ура! Впрочем, и Борисом Натановичем своего визави интервьюер тоже не называет. Он его, представьте, вообще никак не называет: ни имени, ни отчества в тексте беседы нет.

Собеседники Михаила Веллера рассказывают ему о разном, и каждый о предсказуемо своем: Виктор Суворов — о гитлеровском вермахте и советской армии времен Сталина, Сергей Юрский — о расцвете БДТ под началом Товстоногова, Владимир Молчанов — о ситуации на ТВ времен Кравченко, Владимир Соловьев — о гнусной оппозиции эпохи Путина («не Ноев ковчег, а мусорный бак»). Дмитрий Быков не забывает о женщинах, Андрей Макаревич — об акулах, а акула капитализма Борис Абрамович Березовский, поминая добрым словом первого президента России, сурово клеймит президента номер 2 (он же номер 4), а президенту номер 3 ставит экзотический медицинский диагноз.

Впрочем, едва ли не каждая из приглашенных звезд считает своим долгом хотя бы между делом обласкать интервьюера. «Аксенов мне пожал руку и поздравил с выступлением» — это, пожалуй, наиболее аскетичная формулировка. «Вы меня приводили в восторг всегда» (Молчанов). «Миш, ты меня как никто понимаешь» (Быков). «Ну, Миша, — вы, профессионал» (Стругацкий). «Ты правильно делаешь, что пишешь, молодец» (Жванецкий). «Ты как человек блестяще выступающий» (Соловьев). «Маститый, обожаемый мной писатель» (тоже Соловьев). «Великий Веллер» (опять-таки Соловьев).

Сам Михаил Иосифович тоже очень мил со своими собеседниками, зато прочим гражданам везет куда меньше. Рассказывая о своих встречах с Аксеновым, автор, например, сварливо называет членов российской писательской делегации (кроме Василия Павловича и себя, разумеется) «сотней уродов». В разговоре с Соловьевым он сетует на «безмозглость оппозиции». В беседе со Жванецким считает необходимым задеть покойного Аркадия Райкина. Помнится, дотошный и крайне предвзятый Федор Раззаков, автор книги о маэстро, не мог, как ни старался, найти хоть какой-нибудь компромат на Аркадия Исааковича. А вот Веллер делает это непринужденно: «Мне когда-то его завлитша плакала, что она практически полностью написала за него книгу, дома и сверх рабочих обязанностей, и не получила ни шиша, кроме своих ежемесячных девяноста рублей зарплаты…»

В своей книге Михаил Иосифович не только вопрошает, собирает комплименты и обличает. Он не прочь и пофилософствовать. «Когда-то, давно-давно, в 1981 году мне пришла в голову идея, как устроен мир и человек в нем», — сообщает он Виктору Суворову. И жалуется ему: «Когда-то никогда никуда не пускали, потом не было ни копейки денег, а сейчас и пускают, и на билет наскребешь, и все равно какие-то проблемы». Какие именно? Ну вот, к примеру: «Я уже дожил до такой степени приглашаемости, что последние времена кручу рылом, куда ходить, а куда нет, потому что всюду ходить невозможно». Чувствуете трагизм ситуации?

Самые светлые воспоминания Веллера — о путешествии в Казань. В поезде «мудрый и обстоятельный Макаревич достал холодную вареную курицу, крутые яйца…» Курица, припасенная руководителем «Машины времени», похоже, настолько запала в душу автору, что он в середине книги он возвращается к ней вновь: «Идиоты пошли в ресторан, а у Макаревича была холодная вареная курочка, яйца вкрутую…» Еще пару сотен страниц спустя, в финале, публикуется эссе, где Веллер размышляет о культуре, духовных и материальных ценностях. Невольно ждешь здесь третьего пришествия той же универсальной курицы, но ее нет. Синюю птицу, кажется, все-таки съели.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.