5

5

О хаосе, взрывающем гармонию видимого, знал Пастернак. Демон его - слепая сила, не знающая ни чужой, ни собственной власти над собою. Взбунтовавшийся титан, который, играя с миром, еще не знает сам - заласкает или растерзает этот мир. Ласка его так же страшна - стихийно беспричинна! - как ярость - –

Приходил по ночам

В синеве ледника от Тамары,

Парой крыл намечал,

Где гудеть, где кончаться кошмару.

Не рыдал, не сплетал

Оголенных, исхлестанных, в шрамах.

Уцелела плита

За оградой грузинского храма.

Та самая плита - «насквозь прожженный камень» нечеловеческой слезой –

Но сверканье рвалось

В волосах и, как фосфор, трещали,

И не слышал колосс,

Как седеет Кавказ за печалью.

От окна на аршин,

еще только приближаясь, оглядываясь назад на монастырь Тамары,

Пробирая шерстинки бурнуса,

Клялся льдами вершин:

Спи, подруга, лавиной вернуся[279].

Рассказать о второй, гармонической стихии - мудрости, примиряющей и обнимающей безумие возмущенного хаоса - Пастернак не мог - не знал.

Знал, как это ни парадоксально звучит - так мало еще, в сущности, его самого знаем - пока один Гумилев.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.