Рождение темы
Рождение темы
Русская поэзия после пушкинской «Полтавы» не знала истинно эпических произведений. Потрясения петровской эпохи нашли своего певца через столетие. Через какой-то больший или меньший срок найдут своих певцов и потрясения революции. По установившемуся - наверно, правильному - мнению, современникам эта роль недоступна. Им в истории отведено более скромное место - накопление мемуарного материала –: сырой глины для ваятелей нового века.
Весь после-пушкинский период в нашей поэзии ознаменовался уклонением от эпоса в субъективную лирику. Предреволюционная же пора нового расцвета поэзии утвердила на лирику монополию. Современный поэт, прошедший через эпос войны и революции, в своей поэтической специальности имел одну узкую, лирическую традицию. С лирическим навыком поэзии ему оказались непосильны темы, перед которыми поставила его жизнь. Между тем только эти темы могли бы сделать его подлинно новым, современным поэтом.
Можно сказать, что трагизм современной поэзии заключается в том, что она не может быть трагической.
Для того чтобы возродить эпический строй, видимо, еще мало доброй воли. Примером этому может служить советская поэзия. Там на эпические темы был в свое время «заказ». Подсоветские поэты воспевали военный период коммунизма, гражданскую войну, повстанческое движение, наконец, «гигантский размах» строительства и пр. и пр. Но и в лучших, наиболее удачных вещах получался сырой материал, который, наверно, кто-то, и когда-то, и, конечно, в иных целях использует.
Поэты эти могли сказать, как Розанов, что если они бездарны, то тема их гениальна[519].
Точно так же обстоит пока дело и со стихами в зарубежье. Большинство поэтов здесь откровенно посвятило себя субъективно лирической традиции.
Казалось бы - если взглянуть со стороны, отойдя в даль на версты и годы - первою и единственною темой для поэзии эмигранта должен был стать эпос белого движения. На деле мало кто из настоящих поэтов посвятил ему хотя бы два-три стихотворения. Есть они у Цветаевой, обронил несколько строчек Ладинский, иносказательно посвятил себя трагической теме Гронский. И больше, если не ошибаюсь, не было и нет никого.
Но трагическая тема назревает и требует для себя выражения. Одним из свидетельств тому могут служить такие книжки, как «Рыцари Белого Ордена» Нины Снесаревой-Казаковой[520]. Бедные в своей неискусности и технической беспомощности, но знаменательные и трогательные по содержанию.
Сборник сразу принимаешь как «человеческий документ», так что никакие срывы, стилистические неудачи не мешают следить за воспоминаниями автора. Из отдельных стихотворений постепенно складывается рассказ сестры милосердия, прошедшей гражданскую войну и эвакуацию. Герои этого рассказа - они, белые солдаты, офицеры. С их судьбой, с их подвигом нераздельно слита судьба и подвиг автора. Субъективного, личного в этих стихах почти нет ничего. Если так позволительно выразиться: это - эпическая лирика. В ее естественной скромности ключ к простоте и незамысловатости, отличающей книгу. Очень легко, говоря о подвигах, о геройстве, о войне, впасть в красивость. Но никакой декоративности в книге нет. Автор как бы говорит: берусь за тему непосильную о героях лишь потому, что до сих пор:
Их здесь никто не описал
И не воспел в стихах поэта.
И эта скромность, эта ненарочитая бедность кажутся аскетическими, как нельзя лучше подходящими к тому, о чем рассказывается простыми словами.
Я - сестра наших белых армий,
Побежденных, но не разбитых;
Я - трехцветное наше знамя
Вынимала из рук убитых.
.....................................
Там их сестры покрыли шинелями,
Там смирились - врагам не простившие;
Там остались они под метелями,
За других свою жизнь положившие!
От этих лет гражданской войны, через эмиграцию, –
Они рассеяны по свету
Родные белые полки, –
автор намечает воображаемый путь к будущему:
... в наших старых офицерах
Величье будущей России.
«Черный крест галлиполийцев» - «символ чести, символ веры» он видит не только «на белых платьях женщин, у шоферов, у рабочих», но и в глазах мальчиков-подростков, в их словах, в их мечтах. Он - «наш общий крест суровый, яркий свет в года лихие: он в сердцах, всегда готовых к смерти - за Россию».
Много места отводит в своих стихах Снесарева-Казакова казакам:
И Корнилов - казак, и Каледин!..
В этом книга ее перекликается с книгой Николая Келина «Стихи»[521], специально посвященной казачеству. Книга эта была принята сепаратистскими казачьими кругами как отражение идеи русской государственности[522]; но в то же время и некоторые русские круги не признали ее своею.
Меж тем достаточно просмотреть стихи Келина, чтобы увидеть, что правы были скорее первые, - что казачество он не мыслит отдельно от всей многоязычной многоземельной России. Есть у него цикл «Русь ушедшая», где Келин задался целью передать революционное море, раскачивающее волна за волною русскую хлябь. Тут слышатся и давние славянофильские нотки. Особенно в первом стихотворении:
Ты, Россия, край странного бога
И безвестных кадильных церквей...
и в последнем:
Пройдут года - сольется Русь в единый камень...
...........................................
Со всех сторон, со всех морей и океанов
Потянутся заросшими тропами
К земле обетованной люди; сотни караванов,
Как в Мекку древнюю, стопы направят.
И будет Русь, как столп необоримый,
Глядеть в века, качаяся в хлебах,
И вновь блеснет в полях могучим исполином
С улыбкой непонятной на устах.
Есть у Келина казацкие степи, описанные с налетом идеализации, и междоусобная война, и письмо внука из эмиграции: «Ты пишешь, дедушка, чтоб я тут не скучал и весел был, забывши о станице, я знаю, скажешь ты, что ты всегда мечтал, чтоб внук твой в будущем учился за границей...»[523], и стихи о Разине, и воспоминания детства, где описан патриархальный быт казаков, и просто лирика, и рефлективные стихи «изгнанья». Но за всем этим - широкое эпическое полотно. Только у Келина темою эпоса - казачество. Эпос не эпизодически-исторический, как у Снесаревой-Казаковой, но бытовой. В старом довоенном мире, в войне, в эмиграции показано соборное «я» донского казачества.
К сожалению, Келин более искусный стихотворец, чем Снесарева-Казакова. Он не настолько искусен, чтобы назваться мастером, но настолько, чтобы порой злоупотреблять ложною декоративностью. В одном стихотворении он пишет, что стих его прост, но через несколько страниц так, например, описывает Корнилова:
Когда над родиной Упырь
Распластал крылья огневые,
С степей поднявшись, богатырь
Одел доспехи боевые.
Правда, проблесками и декоративность Келину не мешает. Так, славянофильский или, пожалуй, уже евразийский апофеоз «Скифы» он заканчивает:
....Из праздничной были
Выходит наш скифский медведь.
Но лучшие стихи в книге - описательные, где простыми словами Келин рассказывает о том, как «укропом вялым тянет с огорода» и как «желтый подсолнух у грядки выпятил черное пузо».
Всё это очень знаменательно, и над тем, что полное мастерство делает наших заурядных поэтов «эмигрантами из жизни»[524] и что неполное мастерство помешало эпической теме Келина, - а неумелость Снесаревой-Казаковой тему выделило - стоит подумать. Знаменует это прежде всего то, что огромный опыт русского стихотворчества, накопленный за годы расцвета и перерождения символизма, по существу враждебен исторической теме, пред которой поставила всех нас жизнь. Так, снизу, от малого начинается рождение нового в поэзии. Именно тут надо искать смысла того кризиса стихов, который мы теперь переживаем. Жизнь требует, чтобы поэзия, обратившись к ней, осмыслила ее и оплодотворила. Мы стоим перед большою, может быть, нам не посильной задачей и не смеем отказаться от нее, не взять исторического груза на свои слабые плечи. Не смеем, потому что даже ошибки наши, падения и гибель послужат в пользу тем, кто идет за нами; составят необходимый опыт для творца будущей эпопеи.
Меч, 1937, №?45, 21 ноября, стр.?6. Нина Николаевна Снесарева-Козакова (1896, Владимир - 1948, Прага) - русская поэтесса, в гражданскую войну участница белого движения. См. справку о ней в кн.: Pr?ce rusk?, ukrajinsk? a b?lorusk? emigrace vydan? v ?eskoslovensku 1918-1945 (Bibliografie s biografick?mi ?daj? o autorech). D?l I, svazek 2 (Praha: N?rodn? knihovna ?esk? republiky, 1996), s. 672. О Николае Келине (1896-1970) см.: Олег Мраморнов, «Голоса из русской Вандеи», Новый Мир, 2007, №?7, стр.130-155.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.