Николай Петрович Аксаков Людвигъ Кондратовичъ (Вл. Сырокомля) (Опытъ характеристики)

Николай Петрович Аксаков

Людвигъ Кондратовичъ (Вл. Сырокомля) (Опытъ характеристики)

Счастлива участь критика, желая ему приходится им?ть д?ло съ такимъ произведеніемъ художественнаго, творчества, которое не только вполн? соотв?тствуетъ готовымъ, уже сложившимся эстетическимъ требованіямъ, но развиваетъ и распространяетъ самыя эти требованія, ломаетъ и расширяетъ т? готовыя рамки, по которымъ привыкли мы судить и оц?нивать изящное. Критикъ, въ этомъ случа?, не преподаетъ уже только, какъ это часто бываетъ, давно изв?стныя уроки свободному творчеству, но самъ является въ качеств? его участника, вдохновляется имъ и поучается, и ему остается только перелагать порывы свободнаго генія въ строгую мысль о формахъ прекраснаго, его сущности и значеніи. Если эстетика, какъ наука о прекрасномъ и нуждается въ философско-догматическомъ выраженіи и построеніи, то не подлежитъ, никакому сомн?нію, что творится она, по преимуществу, не мыслителями-теоретиками и практиками-художниками, свободному творчеству которыхъ она, по временамъ, можетъ открывать новые пути, постановлять новыя задачи, но для котораго никогда никакая наука не можетъ издавать обязательныхъ законовъ, – ст?снять область возможныхъ для него задачъ.

Счастлива участь критика, когда приходится встр?чаться ему съ новыми, св?жими отт?нками чувства, новыми, не только не избитыми, но и нев?домыми еще образами, самобытнымъ и оригинальнымъ строемъ воображенія, новыми, см?лыми, яркими красками, когда творческій духъ художника обогощаетъ и расширяетъ собственную его душу, вноситъ въ художественный міръ, задатки дальн?йшаго творчества.

Но, въ особенности плодотворно и особенно сильно совершается обогащеніе и тогда, когда воспріимчивый и подготовленный взоръ критика не только встр?чаетъ р?дкія, во всякомъ случа?, «новшества» поэта – индивидуума, а проникаетъ въ художественную оригинальность творчества ц?лаго народа. Въ этомъ случа? ц?лый уже строй новыхъ типовъ, новыхъ образовъ, новыхъ красокъ чувствъ врывается въ его душу, обогащаетъ и расширяетъ художественный его горизонтъ. «Трудъ будетъ нашъ, – а жатва всемірная», – сказалъ А. С. Хомяковъ, о долго ожидавшейся, картин? Иванова, – и это снова вполн? прим?нимо ко всякому, по истин? художественному, произведенію, – и вс? народы могутъ быть участниками этой всемірно-эстетической жатвы. Въ этой общей жатв? проявляется одна изъ сторонъ истиннаго сближенія народностей. Въ области искусства народы сходятся всего ближе и всего непосредственн?е, смотрятъ другъ на друга лицомъ къ лицу, потому что въ области искусства, и, преимущественно, поэзіи, выражаются не международныя условныя, сд?ланныя отношенія, а отношенія народа къ самому себ?, такъ какъ искусство служитъ всегда выраженіемъ самыхъ глубокихъ, самыхъ искреннихъ и непосредственныхъ чувствъ и уб?жденій.

Но въ своемъ стремленіи достигнуть космополитической общечелов?чности, д?йствительно ли собираемъ мы жатву свою на общечелов?ческой нив?? Порываясь стать на общеевропейскій уровень, на общеевропейскую точку зр?нія, толкуя объ общеевропейскомъ сознаніи, д?йствительно всю ли, по крайней м?р?, Европу, д?лаемъ мы нивой для своей жатвы, при посредств? которой строимъ мы свое понятіе объ европеизм?? Не стараемся ли мы, совершенно наоборотъ, только наложить на себя личину издавна установившагося племеннаго аристократизма, подчиниться міросозерцанію, выработанному духомъ и потребностями н?которыхъ только, упорно выдвигающихся на горизонт? исторіографіи, племенъ, «три языка только мняще, прочимъ же вс?мъ племенамъ и народамъ сл?пымъ веляще быти и глухимъ» по классическому выраженію Кирилла – первоучителя славянскаго. Наше понятіе о челов?честв?, европеизм? представляется, такимъ образомъ, понятіемъ отвлеченнымъ, теоретическимъ, и, какъ таковое, оно навязывается ц?лому міру, ст?сняя свободную жизнь и самостоятельное развитіе каждой народной индивидуальности. Мы не им?емъ, конечно, никакого предуб?жденія противъ отвлеченныхъ теоретическихъ понятій, но они теряютъ истинный смыслъ свой и значеній, когда выставляются въ вид? вид? н?сколькихъ прим?ровъ, которымъ возможно только подражаніе. А теоретическій характеръ нашихъ ссылокъ на авторитетность общеевропеизма совершенно очевиденъ. Прежде всего, изъ понятія о челов?к? вообще и понятія о челов?к? европейскомъ мы заботливо и тщательно исключаемъ самихъ себя и вс? то, что мы сами вносимъ и можемъ вносить въ это общее, родовое понятіе и нарушаемъ, такимъ образомъ, одно изъ существенн?йшихъ условій логики. Мы получаемъ въ сл?дствіе того ужъ не понятіе о челов?честв? и не понятіе объ Европ?, а понятіе о «челов?честв? минусъ мы сами», о Европ?, за вычетомъ насъ самихъ». Въ ущербъ логик? мы кол?чимъ высокія и величественныя понятія выводами узкой, отрывочной теоріи, силимся стеснить свободно-развивающуюся, богатую жизнь, совершенно позабывая, что самыя понятія, самыя теоріи, растутъ и обогащаются сообразно съ возрастающею массою индивидуальныхъ требованій, которыя предъявляетъ имъ всегда индивидуально слагающаяся жизнь {1}.

Міръ иберійскаго племени, богатая литература скандинавскихъ народовъ забываются нами точно такъ же, какъ и собственное наше богатство, и, стремясь отъ самихъ себя и собственнаго своего опред?ленія, мы не получаемъ и соотв?тственнаго вознагражденія, совершая ущербъ самому себ?. Только въ угоду искусственно-священному, отвлеченному понятію...

Конец ознакомительного фрагмента.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.