Переоценка Глава XI. «Невеста под кроватью»

Что же произошло – не в реальности внешней, а в реальности внутренней? Если раньше, в ходе двух первых инициаций, герой искал и утверждал свою маскулинность, то теперь он узнал в себе, обнаружил свою феминность. Лодка пока соединяет в себе и образ Анимы, невесты, с которой надо сочетаться Анимусу героя, и образ Прекрасной Дамы – Бланшфлёр. Художник смотрит вокруг уже не только глазами Анимуса, которому, в общем-то, всё равно, где жить. Приехав домой, он оглядывается новыми глазами на свою комнату, и мощный процесс переоценки ценностей заставляет его увидеть то, на что он не обращал внимания раньше: старое продавленное кресло, пыльный и паутинный шкаф, прогнившие доски пола. Внутренним взором он видел лодку то на новом ковре у Мастера, то на глади озера. Действительность резко контрастировала с мечтами.

В главе «Невеста под кроватью» антитезы звучат синкопами, создавая тревожность и ощущение дисгармонии.

Но ведь в этой обстановке герой прожил не один год! Здесь были написаны картины, которыми герой прежде гордился. Сейчас ему не хотелось на них смотреть. Почему же? Шаризм, открытый художником, – это результат формальных поисков. Если же поиски формы отделяются от поисков души, они теряют смысл. И вот эту потерю смысла, экзистенциальный кризис остро переживает сейчас герой.

Шар, круг – символ женской энергии. Можно сказать, что автор пытался найти путь к своей Аниме, познать её через живопись, но пошёл по пути внешнего познания, который завёл его в тупик.

Отношение к формальным поискам автор выражает несколькими хара?ктерными фразами: так, он говорит, что «насобачился писать шарами» кубические формы; «Шаролюбивая кисть глохла в моих руках и к тому моменту, когда я притащил лодку к Петровичу, оглохла окончательно» (выделено мной. – О.Е.).

Мир предстаёт иным, всё вокруг выглядит иначе, чем прежде, и даже слова словно теряют свои первоначальные смыслы и обретают новые. Здесь проявляется литературный приём, который далее Коваль будет использовать всё чаще, – остранение. Человек смотрит на прежнее новым взглядом, и знакомое, старое предстаёт перед ним совершенно иным, странным. В литературоведение принято писать это слово с одной буквой н, но я в своей работе буду употреблять слово остраннение: так людям, не знакомым с теорией литературы, понятнее его смысл.

Коваль выступает как новатор: он использует остраннение, чтобы иначе показать не просто знакомые предметы или явления, но и СЛОВА. Слово как предмет речи Коваль берёт на ладонь, раздевает его и всматривается в его суть, а затем окутывает новыми коннотациями. С особой яркостью этот приём будет работать, когда начнётся путешествие на лодке. Мир становится странным; речь – отражение мира, но если речь звучит иначе, меняется, то она же начинает изменять объёкты мира. «Шаролюбивая кисть глохла» до тех пор, пока не «оглохла окончательно». Глохнет – не слышит внутренней музыки, гармонии. Окончательно глохнет в момент приезда героя с лодкой, потому что возникла новая гармония, а её прежними способами не постичь.

Герой кладёт лодку под раскладушку – единственное из мебели, что в комнате Петровича принадлежит ему. Прочитайте внимательно: «…старались заснуть, тесно прижавшись друг к другу». Образ лодки – серебряной невесты – связан с образом прекрасной девушки Бланшфлёр из «Сказания о Граале» Кретьена де Труа. Освободив её замок от врагов, Парсифаль вернулся к ней и провёл с ней ночь. Они лежали рядом голов к голове, колено к колену, плечо к плечу, но при этом были как брат и сестра. Психолог-юнгианец Роберт Алекс Джонсон[2], и мы вслед за ним, считаем, что Бланшфлёр – не реальная женщина из плоти и крови, но образ мужской феминности. Это часть внутреннего мира Парсифаля, а лодка – феминная часть внутреннего мира героя Коваля. Он её обрёл, но отныне её надо познавать и учиться с нею жить.

(С этого момента мифическая история о Парсифале будет часто возникать в нашем разговоре.)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.