2.2. Рассказ «Спать хочется»: полемичность в описании жестокости

Полемическим можно также назвать рассказ «Спать хочется» (1888). В нем речь идет о жизни бедной девочки, сироты Варьки, в няньках. Однако здесь главным моментом полемики являются не высказывания, а фабула. Она отличается крайней остросюжетностью. Рассказывается о том, что Варьке все сильнее «спать хочется», т. к. хозяева заставляют ее чрезмерно много работать (7, 10–11). Однако ей мешает спать постоянный плач ребенка, за которым она ухаживает (7, 7). После долгого времени Варька, как ей кажется, «находит врага, мешающего ей жить. Этот враг – ребенок» (7, 12). В соответствии с этим мнением она и действует: «Варька подкрадывается к колыбели и наклоняется к ребенку. Задушив его, она быстро ложится на пол, смеется от радости, что ей можно спать, и через минуту спит уже крепко, как мертвая…» (7, 12).

Рассказ можно читать в ключе разных художественных систем. На уровне фабулы и повествовательной стратегии, это, безусловно, проявление жесткого реализма[154]: c помощью описания неожиданного события Чехов обращает внимание читателя на ситуацию няньки в доме жестоких хозяев. Жестокое убийство ребенка является последствием жестокости, с которой хозяева относятся к няньке. Подчеркивается, что они отдыхают, принимают гостей и даже не дают Варьке спать[155]. Даже с точки зрения сцепления событий можно сказать, что гибель их ребенка является прямым следствием того, что они лишают Варьку сна, т. к. это ведет к «ложному представлению» о том, что ребенок – ее враг (7, 12). Медицина же свидетельствует о том, что лишение сна может привести к галлюцинациям[156]. Данная логическая связь – лишение сна => галлюцинации – присутствует в творчестве Чехова еще в повести «Черный монах» (8, 227). Таким образом, для рассказа характерна нетипичная в творчестве Чехова «жестокая натураличность»[157].

Полемическая односторонность авторской позиции в рассказе подчеркивается еще и тем, что рассказчик представляет восприятие мира (цветов, звуков, птиц и проч.) с точки зрения Варьки[158]. Не упоминается ни имя, ни пол ребенка, о родителях также сообщается мало. Это ведет к их «безликости» и второстепенности, тем самым еще больше подчеркивается роль Варьки как главной героини – в таком же духе, как это происходит в рассказе «Враги»[159]. На данном уровне человек представлен как социальное существо в контексте несправедливо устроенного общества из хозяев и слуг; подчеркивается, что данная несправедливость имеет катастрофические последствия для всех.

В то же время, как показывает А.В. Кубасов, рассказ является также стилизацией, в нем присутствуют моменты, противоречащие однозначному реализму. Например, девочка прикасается к своим вискам (7, 11), что скорее делают взрослые дамы, нежели дети. Таким образом, «спать хочется» не только девочке, но и читателям излишне сентиментальных реалистических рассказов с их социальной критикой[160]. Это является очередным указанием на то, что невозможно извлечь из рассказа однозначную, содержательную антропологическую позицию.

Организация речи в рассказе ведет к тому, что главная героиня становится почти безмолвной, передаются только ее мысли и пение. Она все время поет ребенку «баю-баюшки-баю» (7, 7–8, 9, 11), а в галлюцинациях спрашивает людей, которые падают в грязь: «Зачем это?», на что они отвечают: «Спать, спать» (7, 8). Таким образом еще больше акцентируется, с одной стороны, ее потребность во сне, а с другой – то, что ей нельзя ее удовлетворить, в отличие от ребенка, который имеет право засыпать (однако не может), и от спящих людей в ее галлюцинациях. Хозяева же, о мыслях и личности которых почти ничего не сообщается, много и громко говорят и даже кричат. Их высказывания являются в основном императивами: «затопи», «почисть», «сбегай», «поставь» (7, 10). Тем самым подчеркивается, что Варька не имеет право высказывать свое мнение[161].

Тем важнее именно мысли девочки. Помимо галлюцинаций, которые смешиваются с нынешними восприятиями ее чувств, это в первую очередь воспоминания, составляющие предысторию рассказа. Варька вспоминает обстоятельства смерти своего отца: это было в деревне (7, 8), и без лошади нельзя было добраться до больницы (7, 9). От боли отец все время говорил «бу-бу-бу-бу» (7, 8). Это отсылает на звук «у» в колыбельной песенке Варьки «баю-баюшки-баю»; тем самым подчеркивается связь между смертью ее отца и гибелью ребенка[162]. Это соответствует событийной линии, т. к. в дальнейшем описываются воспоминания Варьки о том, как после смерти отца и из-за нее им с матерью пришлось переехать в город, прося милостыню, и там наняться в работницы (7, 10). Таким образом, полемичность рассказа усиливается: на уровне фабулы и с помощью тематики «крик хозяев – безмолвие служанки» Чехов подчеркивает значение вопроса о социальной роли человека и выражает мысль, развернуто высказанную в т. ч. в рассказе «Случай из практики» (10, 83), что от разделения социума на хозяев и подчиненных не хорошо ни тем, ни другим.

В то же время экспозиция мыслей Варьки находится на грани между реалистической социальной критикой, с одной стороны, и гносеологическим вопросом о восприятии реальности человеком – с другой. «Ложное представление» (7, 12) Варьки о том, что ребенок является ее врагом, от которого следует избавиться, чтобы можно было спать, как уже было сказано, объясняется в ключе реализма, как последствие лишения сна[163]. Но одновременно высказывание о «ложном представлении» указывает на вопрос, возможно ли человеку достичь истинного представления о реальности[164]. Безусловно, препятствия на пути к этой цели в случае Варьки весьма массивны, но можно спросить, не является ли ситуация Варьки всего лишь крайним случаем того, что сказано о людях в поисках правды в финале повести «Дуэль»: «Страдания, ошибки и скука жизни бросают их назад» (7, 448). Именно поэтому речь о «ложном представлении» не является осуждением Варьки, и к подробному отслеживанию хода ее мыслей можно отнести высказывание В.И. Тюпы о том, что Чехов занимает «позицию со-искателя» правды вместе со своими героями[165], тем самым подчеркивая, что человек в его глазах находится между постоянным стремлением к правде и невозможностью достичь ее.

Связан как с реалистическим восприятием мира, так и с тематикой «ложного представления» в рассказе вопрос о смехе и о плаче. Говорится, что «Варька идет в лес и плачет там, но вдруг кто-то бьет ее по затылку с такой силой, что она стукается лбом о березу» (7, 9). Здесь смешиваются воспоминание Варьки о прошлом с тем, что в настоящем хозяин жестоко бьет ее, и с тем, что уже относится к сфере галлюцинаций, а именно, что от удара в настоящем, находясь в доме, она стукается о дерево в лесу.

Таким образом, в ключе реализма как плач Варьки, так и плач ребенка указывают на страдания девочки: на раннюю смерть отца, на обнищание ее и матери и на угнетение хозяевами, в доме которых она вынуждена служить. В то же время (в ключе гносеологического поиска) плач обоих указывает на то, как девочка все больше оказывается во власти галлюцинаций и через них – фатального «ложного представления» (7, 12) о том, что ее врагом является ребенок.

Именно на тонкой грани, где реализм перерастает в гносеологический вопрос иллюзий и «ложных представлений», смех соответствует плачу: если плач указывает на «ложное представление» о причине страданий Варьки, то смех и улыбка указывают на такое же «ложное представление» об избавлении. Это начинается с того, что при приближении вечера Варька «улыбается, сама не зная чего ради» (7, 11). Данная улыбка связана либо с сумасшествием, как в повести «Черный монах» (8, 244), либо с естественным, но в случае Варьки иллюзорным представлением о том, что вечер приносит отдых: «Вечерняя мгла ласкает ее слипающиеся глаза и обещает ей скорый, крепкий сон» (7, 11). Обеим возможностям соответствует также улыбка Варьки при мысли о том, что она скоро убьет ребенка (7, 12). Смех же овладевает Варькой, когда она «понимает», что ее «враг», «сила», «которая сковывает ее по рукам и по ногам, давит ее и мешает ей жить» – ребенок (7, 12) [166]. Так же она смеется непосредственно после убийства (7, 12). В связи с тем, что в этот момент «зеленое пятно, тени и сверчок тоже, кажется, смеются и удивляются», и что Варька, в свою очередь «подмигивает» зеленому пятну (7, 12), можно сказать, что смех здесь подчеркивает согласие тех, кто (якобы) смеется вместе, т. е. Варьки с теми силами, которые загоняют ее во власть галлюцинаций и иллюзий[167]. Таким образом, тематика смеха и плача подчеркивает, что человек, как в своем социальном положении, так и в своих поисках правды, является эмоциональным существом и что эмоции сопровождают как верные, так и ложные аспекты восприятия реальности.

Описание атмосферы показывает, что «мир вещей у Чехова – не фон, не периферия сцены[168]. Ведь именно вещи, воспринимаемые разными чувствами, такие, как, например, зеленое пятно от лампадки перед образами, щи и сапожный товар со своим запахом (7, 7), сверчок в печке со своим криком (7, 11), храп в соседней комнате, скрип колыбели и мурлыкание Варьки (7, 7), создают всеобщую атмосферу, в которой «спать хочется». Также облака, туман и жидкая грязь в воображении Варьки (7, 8) создают атмосферу неясности, а внешние факторы, которые сообщаются в контексте предыстории о смерти отца Варьки как бы в качестве маргиналий, т. е. отсутствие в избе спичек и сложности с поиском лошади, чтобы добраться до больницы (7, 8–9), подчеркивают нищету. Тем самым акцентируется единство между внешним миром, окружающим человека, его восприятием, чувствами и рассуждением.

В художественной географии рассказа широкое пространство символизирует жизнь и спасение, а узкое – смерть и гибель. В предыстории о смертельном заболевании отца и о его смерти Варька узнает в избе, в то время как (иллюзорная) надежда на его излечение связана с выездом вдаль, в больницу (7, 8–9). В фабуле же всесильное желание спать у Варьки появляется и перерастает в желание убить ребенка в комнате, переполненной предметами, звуками и запахами (7, 7, 11–12), в которой «душно» (7, 7). При этом представление о ребенке как о враге возникает, когда суживается чувственное восприятие Варьки, и она сосредоточивается на зеленом пятне от света лампадки (7, 12). От желания спать на время избавляет возможность бегать вокруг дома (7, 10). Но скоро это заканчивается, т. к. хозяева требуют от нее сесть и почистить калоши; именно калоша в ее воображении становится огромной, а голова – маленькой, так что «хорошо бы сунуть голову в большую, глубокую калошу и подремать в ней немножко…» (7, 10). Таким образом, организация пространства в рассказе подчеркивает жестко полемический реализм истории об угнетении, ведущем к убийству, а также реалистическое отслеживание хода мыслей Варьки, тем самым отмечая телесную обусловленность человеческого ума и его зависимость от социальной ситуации.

Рассказ «Спать хочется», несмотря на краткость, чрезвычайно богат интертекстуальными связями. В первую очередь, он относится к богатой традиции сюжета о девушке, невольно оказавшейся в ситуации, в которой она не видит другого выхода, кроме как убить ребенка. Самый знаменитый пример такого текста находится, конечно же, в финале первой части трагедии Й.В. Гете «Фауст». В рассказе «Спать хочется» реалистично описаны нарушение личности девушки и перемещение цели[169], т. к. ее «врагом» могут являться скорее хозяева, но не их ребенок, и за краткий сон Варьку ожидает длительное наказание. Но весьма необычно и вне перспективы реализма то, что Варька убивает не своего новорожденного ребенка (например, традиционного мотива позора от внебрачной беременности здесь нет), а чужого ребенка в более поздний момент. Это показывает в очередной раз (наряду с рассказами, изученными в первой главе настоящего исследования), что Чехов, хотя и реалистично описывает медицинские и социальные явления, реалистом в строгом художественном смысле не является.

Помимо того, в тексте присутствуют многочисленные аллюзии на русские народные верования. Принято считать, что колыбель – защищенное место, если колыбельную песню поет мать; здесь же поет нянька, что указывает на беду. О ней и говорит сама хозяйка, когда подозревает, что ребенок совсем не может спать и все время кричит, потому что его «сглазили» (7, 10). Тематика смерти присутствует также в связи с тем, что Варька воображает ворон и сорок, т. к. «в славянской мифологии птицы семейства вороновых считались нечистыми, зловещими, наделенными дьявольской природой и предсказывающими скорую смерть»[170].

Рассказ также намекает и на библейскую и христианскую символику: зеленый цвет лампадки перед образами символизирует надежду; однако Варька видит не сам свет, а только пятно. Помимо того, зеленый цвет в православии связан с праздником Троицы, когда поминают усопших, что Варька и делает, думая об отце[171]. Таким образом, надежда присутствует в рассказе, но косвенно; тематика же смерти подчеркивается в очередной раз. Гибель ребенка в колыбели напоминает библейские рассказы о Фараоне и Ироде, убивших детей ради собственного спокойствия.

Таким образом, в рассказе человек представлен как социальное существо. Подчеркивается, что несправедливость и разделение социума на хозяев и слуг ведет к беде, по крайней мере, в данном случае. В этом заключается жесткая полемичность рассказа, основанная на реалистическом представлении психопатологии лишения сна. В то же время тематика «ложного представления» Варьки о ребенке как о своем враге способствует тому, что реализм перерастает в гносеологическую тематику, из-за чего возникает вопрос, может ли человек познать правду. А в связи с этим реалистическая полемика ставится под сомнение.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.