Джордж Чапмен (1559?–1634)

Джордж Чапмен

(1559?–1634)

О первых тридцати трех годах жизни Чапмена известно не больше, чем о «темных годах» Шекспира. Неизвестно, учился ли он в университете: скорее всего, нет; но при том в знании античности соперничать с ним мог только Джонсон. Начиная с 1594 года Чапмен публикует ряд стихотворных книг: «Тень ночи», «Овидианский пир чувств», цикл сонетов «Венок мой моей возлюбленной Философии», «Геро и Леандр» (завершение поэмы, первые две песни которой написал Кристофер Марло), перевод первых семи книг «Илиады». Его рифмованная версия Гомера, исполненная истинно ренессансного духа, через двести лет вдохновила восторженный сонет Китса, а Кольридж назвал ее поэмой столь же оригинальной, как «Королева фей» Спенсера. В последующие годы Чапмен перевел всего Гомера, включая «Одиссею» и гимны. Как драматург, он начал в 1595 году с комедии, которую хвалили Джонсон и Шекспир, вместе с Джонсоном и Марстоном подвергся тюрьме за злободневные намеки на шотландцев в пьесе «Эй, к востоку!»; но для своих трагедий, изображающих подлые придворные нравы, благоразумно избрал недавние события при французском дворе. «Бюсси д’Амбуа» и «Месть за Бюсси д’Амбуа» впервые вводят в литературу героя, известного современному читателю по романам Дюма-отца. Как переводчик Гомера Чапмен пользовался покровительством принца Генри, а потом графа Сомерсета, но под конец жизни запутался в долгах и умер, измученный нуждой и кредиторами.

Джордж Чапмен. Гравюра Уильяма Хоула, 1616 г.

Из пьесы «Бюсси Д’Амбуа»

Жизнь человека – факел на ветру.

АКТ I

СЦЕНА 1

Бюсси Д’амбуа

Вселенной правит Случай, а не Разум,

Все здесь навыворот – успех и честь:

Богатство безобразит: лишь нужда

Творит и лепит образ человека.

Вельможи высятся, подобно кедрам,

Подвержены свирепству вечных бурь,

Как неискусный скульптор, взгромоздив

Колосса страшного с разверстой пастью,

С огромными руками и ногами,

Гордится этим – так волдырь сановный,

Раздутый спесью, властью и богатством,

Своей брезгливой миной, важной позой

И грубым тоном тщится показать,

Что в нем одном – вся слава королевства;

Когда на самом деле он подобен

Кумиру, состоящему всецело

Из извести, щебенки и свинца.

Жизнь человека – факел на ветру,

Непрочный сон и призрачное благо.

Как мореходы, доблестно пройдя

На крепких кораблях, обитых медью,

Средь бездн морских дорогами Нептуна

И опоясав целый шар земной,

По возвращеньи к берегам родным

Дают сигнальный выстрел, призывая

На помощь лоцмана, чтоб ввел их в гавань, –

Хоть это только бедный рыболов

Прибрежных вод, – так мы, избороздив

Моря Фортуны и стремясь домой

Под флагами удачи на раздутых

Кичливых парусах богатств и славы,

Должны на помощь Добродетель звать,

Чтоб, не разбившись, к берегу пристать.

(Ложится)

Входит М е с ь е с двумя пажами.

Месье

У государства множество нулей,

И лишь один монарх – та единица,

Что придает им цену. Взгляд его

юпитеровой молнии подобен

А голос грому. Он – как океан,

Непостижимый в глубине своей,

Неисследимый для умов и взоров.

От трона я теперь на волосок;

И если этот волос оборвется

Нечаянно, мне должно про запас

Иметь людей, решительных и верных.

Вот уголок зеленый, где найду

Я Д’Амбуа: он рыцарь и храбрец,

Но мир не оценил его достоинств;

За это он возненавидел свет

И скрылся в тень. Однако же он молод,

Честолюбив и многого достигнет,

Коль щедростью стремленья в нем разжечь.

Сейчас он мир бранит и в грош не ценит,

Но деньги и успех его изменят.

(Приближается к Д’Амбуа)

Месье

Да это Д’Амбуа!

Бюсси Д’амбуа

Он самый, сэр.

Месье

Уткнулся в землю, как мертвец? Воспрянь

И к солнцу обратись!

Бюсси Д’амбуа

Я не пылинка,

Чтобы резвиться в солнечных лучах,

Как делают вельможи.

Месье

Вздор! Вельможи

Распространяют сами эти толки

О солнце и пылинках, чтобы прочих

Заставить вечно прозябать в тени.

Так, говорят, обжора сицилийский

Нос облегчал в изысканное блюдо,

Чтоб съесть все самому. Взгляни при свете

На пир, тебе предложенный Фортуной –

И мрак возненавидишь хуже смерти.

Не верю, что клинок твой согласится

Ржаветь в покое. Если б Фемистокл

Так схоронился в тень, его Афины

И сам он – были бы добычей персов.

Когда бы в Риме доблестный Камилл

Чуть что, в кусты бросался отсидеться,

Он не стяжал бы четырех триумфов.

И если бы Эпаминонд Фиванский,

В безвестности растратив сорок лет,

Так жил и дальше, – он бы не избавил

Свою страну и самого себя

От гибели; но он собрался с духом,

Свершил все, что обязан был свершить,

И славой возблистал, как блещет сталь

От долгой, верной службы. Как огонь

Не только кажет нам себя, но светит,

Так наши подвиги не только славу

Приносят нам самим, но подвигают

Других на благородные деянья

И мужества пример нам подают.

Бюсси Д’амбуа

Каков же будет ваш совет?

Месье

Оставить

Бурливые ручьи и процветать

Вблизи истока.

Бюсси Д’амбуа

Как! Над бочажком,

Где черти водятся? И что там делать?

У потаскух учиться строить глазки?

Хвастливым видом трусость прикрывать?

Быть верным на словах, а между тем

Соображать, куда переметнуться?

Привычной лестью щекотать вельмож

И ублажать высокородных дам

Пустою болтовней, что облегчает

Пищеваренье? Жизнь свою растратить

На сплетни и интриги, от которых

Глаза пустеют, как сердца у шлюх?

Не сотворить на медный грошик блага

Без задней мысли? Рваться вверх, плюя

На заповеди? Возглашать устами:

«Я верую», а в сердце извращать

Любую веру? Проповеди слушать,

Дабы из описания пороков

Набраться опыта? – Таков уклад

Придворной жизни. Этому учиться?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.