Быкова Н. Г Лирика А. А. Блока

Быкова Н. Г

Лирика А. А. Блока

Одной из главных особенностей романтического искусства, в том числе символизма, является устремленность к высоким духовно-нравственным, социальным и эстетическим идеалам и восприятие действительности, со всеми ее противоречиями, достоинствами и несовершенствами, в свете этих идеалов. Для Александра Блока с самого начала и до конца творческого пути многое значили романтические идеалы Вечной Женственности и Христа. Разумеется, со временем содержание этих идеалов в творчестве Блока не оставалось неизменным, как не оставалось неизменным отношение к ним поэта, особенно к Христу.

Говоря в письмах к Андрею Белому о Ней, Блок имел в виду Душу Мира, Вечную Женственность, которая в его стихах представала как Прекрасная Дама. Ее образ в лирике юного поэта символизировал неразрывность его любви к красоте земной женщины и красоте Вечной Женственности, знаменовал гармонию природы и культуры, чувственного и духовного восприятия мира. Блок до конца своих дней оставался верен идеалу Прекрасной Дамы, ее отсветы и отзвуки чувствуются в образах Коломбины, Незнакомки, снежной Девы, Фаины, Кармен, Изоры, Катьки из «Двенадцати» и, конечно, Руси, России.

Ощущение исторических перемен, которых с таким нетерпением ждал Блок в революционный 1905 год, породило в его творчестве новые темы. В его поэзии послышался язык улицы, мелодии городских окраин, зашумела жизнь повседневная.

В лирическом предисловии к сборнику «Земля в снегу» Блок прочеркивает восходящий путь своей поэзии, неумолимую логику выпущенных своих трех книг: «Стихи о Прекрасной Даме» – ранняя утренняя заря… «Нечаянная радость» – первые жгучие и горестные восторги, первые страницы книги бытия… И вот «Земля в снегу». Плод горестных восторгов, чаша горького вина, когда безумец потеряет дорогу, – уж не вы ли укажете ему путь? Не принимаю – идите своими путями. Я сам знаю страны света, звуки сердца, лесные тропинки, глухие овраги, огни в избах моей родины, яркие очи моей спутницы. Но не победит и Судьба. Ибо в конце пути, исполненного падений, противоречий, горестных восторгов и ненужной тоски, расстилается одна вечная и бескрайняя равнина – изначальная родина, может быть, сама Россия…»

Так в лирических образах блоковской прозы возникает основная тема его стихов – «тема о России».

Блок находится в центре перелома, общеевропейского политического кризиса, в конечном счете приведшего к первой мировой войне и межреволюционной реакции в России. Россия, «вырвавшись из одной революции, жадно смотрит в глаза другой…»

Испепеляющие годы!

Безумья ль в вас, надежды ль весть?

От дней войны, от дней свободы —

Кровавый отсвет в лицах есть.

Тема родины, России захватывает Блока всецело. Ощущение отчизны как живого существа сливается со сверхчувством жгучей любви. Личная трагедия одиночества поднимается до уровня трагедии народа. «В поэтическом ощущении мира нет разрыва между личным и общим», – говорит поэт.

От своих предшественников Блок отличается тем, что к судьбе России он подходит не как мыслитель, с отвлеченной идеей, а как поэт – с интимной любовью. Написаны они в угарное время увлечений, но несут на себе печать объективизма, красивого спокойствия и эстетизма правды. Пропитаны они и современными ужасами, но остались в сфере и атмосфере идейного равновесия и умного такта.

Утонченное мастерство совпадает в стихах о России со всем богатством творческого опыта и достигает истинной классичности. Любовь, муки, мудрость, вся сложность чувств современного лирика соединены в них с величественной, в веках теряющейся духовной генеалогией.

Образ родины в русской литературе обычно ассоциировался с образом матери. Блок связывает его с образом молодой красавицы, невесты, жены, тем самым придавая ему глубоко интимный, любовный характер («Твои мне слезы ветровые – как слезы первые любви!»), и в то же время – с вечной и нетленной красотой Прекрасной Дамы, Мировой Души, мировой гармонии. В блоковском образе родины – полной сил и страсти женщины, наделенной «разбойной красой», – интимно-личное неотделимо от вселенского, чувственное – от духовного, национальное – от общечеловеческого, природное – от культурных традиций, высокое – от будничного. В свете романтического идеала родина предстает не только поэтической, одухотворенной, прекрасной, нетленной, но и нищей – с серыми избами, расхлябанными дорогами, острожной тоской, глухой песней ямщика. Чувство живой нетленной красоты родины помогает Блоку верить в ее будущее, в то, что она преодолеет все тяготы и препятствия на своем трудном пути.

В небольшом цикле «На поле Куликовом» (1908 г.), состоящем из пяти стихотворений, Блок достигает вершин русской классики. Поднимаясь над условностями школ и направлений, гений Блока достигает своего апогея.

Река раскинулась. Течет, грустит лениво

И моет берега.

Над скудной глиной желтого обрыва

В степи грустят стога.

Спокойное любование широтой родной природы меняется порывом выражения кровного единения с Россией в острый драматический момент:

О, Русь моя! Жена моя! До боли

Нам ясен долгий путь!

Я не первый воин, не последний,

Долго будет родина больна.

Помяни ж за раннею обедней

Мила друга, светлая жена!

Блок проводит аналогии между двумя важнейшими моментами русской истории: событиями на Куликовом поле и сложной социально-политической и революционной ситуацией начала XX века.

Опять над полем Куликовым

Взошла и расточилась мгла,

И, словно облаком суровым,

Грядущий день заволокла.

Он надеется, что тяжелый путь во мгле, «в тоске безбрежной», бесстрашно будет пройден: «Домчимся. Озарим кострами степную даль». Разум и духовность сразятся со всем, что делает жизнь грязной, пошлой, беспросветной. «Но узнаю тебя, начало высоких и мятежных дней!» Только в неуспокоенности и движении к добру видит автор смысл существования: «Не может сердце жить покоем…» Блок часто подчеркивает, что цена победы – кровь. Кровь сопутствует свету. «Закат в крови!» Звучит призыв к действию:

И вечный бой! Покой нам только снится

Сквозь кровь и пыль…

Летит, летит степная кобылица

И мнет ковыль…

У Гоголя Россия – тройка, несущаяся вдаль, у Блока она «степная кобылица» и та же тройка. В записях к стихотворению «Я пригвожден к трактирной стойке…» Блок пишет об этом образе: «Слышите ли вы задыхающийся гон тройки? Это Россия летит неведомо куда – в сине-голубую пропасть… Видите ли вы ее звездные очи – с мольбой, обращенной к нам: «Полюби меня, полюби красоту мою!..» Кто же проберется навстречу летящей тройке тропами тайными и мудрыми, кротким словом остановит взмыленных коней, смелой рукой опрокинет демонского ямщика…»

Стихотворение «Россия» (1908 г.) звучит как признание в любви нищей, но прекрасной Родине. Чистота и неподдельность народной силы питают надеждой:

И невозможное возможно,

Дорога долгая легка…

Все стихи зрелого Блока написаны от лица сына «страшных лет России», обладающего отчетливой исторической памятью и обостренным предчувствием будущего.

Из низких нищих деревень

Не счесть, не смерить оком,

И светит в потемневший день

Костер в лугу далеком.

Поэт писал, что «перед русским художником вновь стоит неотступно вопрос пользы. Поставлен он не нами, а русской общественностью, в ряды которой возвращаются постепенно художники всех лагерей. К вечной заботе художника о форме и содержании присоединяется новая забота о долге, о должном и не должном в искусстве». К проблеме искусства и жизни обращается Блок и в поэтической практике, полемически утверждая, что жизнь выше искусства:

…Я хотел бы,

Чтобы вы влюбились в простого человека,

Который любит землю и небо

Больше, чем рифмованные и нерифмованные

Речи о земле и небе.

Решение этого сложнейшего вопроса неотделимо для Блока от проблемы народности искусства, потому что именно в народном творчестве совпали польза и красота (например, в рабочих песнях, неразрывно связанных с ритмом труда). Таким образом, ставя вопросы о пользе искусства, о долге художника, Блок в конечном счете приходит к выводу, что долг современного художника – стремиться к той вершине, «на которой чудесным образом подают друг другу руки заклятые враги: красота и польза».

В Блоке как бы истекают силы великой русской литературы. За спиною Блока – путь ее страданий, на котором было все: и искус чистого мастерства, и проповедничество, и сатира, желание спасения в реализме и отлеты от него, попытки познать глубины страха и глубины святости, и даже дерзкие опыты споров с Евангелием, переписывания Евангелия. Все это потребовало такого напряжения и такой отдачи, что русская литература подошла к Блоку, как бы испробовав все, – ноты восторга еще слышались в ней, но верх брала уже иная музыка.

Переход из XIX века в XX – из века «железного», как называл его Блок, в век еще более железный для поэта все равно что переход с освещенной солнцем стороны на неосвещенную сторону. Блок творит как бы в атмосфере затмения.

Двадцатый век… Еще безумней,

Еще страшнее жизни мгла

(Еще чернее и огромней

Тень Люциферова крыла).

Лирика Блока – это художественная первооснова и первооткрытие той идеи, которая реально, а не декларативно легла впоследствии в основу литературы послеоктябрьской, революционной, ибо в этой лирике действительно выразилась революция как состояние души. Поэтому линия Блока в советской литературе есть линия не политического, а прежде всего поэтического, художественного принятия Октябрьской революции, причем не в ее лозунгах и декларациях, но в ее существе. Весной 1918 года Блок писал, что «пора перестать прозевывать совершенно своеобычный, открывающий новые дали русский строй души. Он спутан и темен иногда; но за этой тьмой и путаницей, если удосужитесь в них вглядеться, вам откроются новые способы смотреть на человеческую жизнь».