ПОСЛЕДНИЙ ЛЮБИМЕЦ ЛИЛИ БРИК

ПОСЛЕДНИЙ ЛЮБИМЕЦ ЛИЛИ БРИК

Шибко нравятся мне писатели, которые не устают говорить о нравственности вообще и о своей необыкновенно высокой нравственности в частности, — сразу ясно, кто перед тобой…

Однако беседа высоконравственного писателя Арсения Ларионова со своей сотрудницей по Международному сообществу писателей Мариной Переясловой, опубликованная не так давно в «Литгазете» под заголовком «О правде и правдолюбцах», повергла меня в изумление. Казалось, никакой загадкой этот нравственный инженер человеческих душ для меня не был. И вдруг…

Иные его мысли и оценки я просто не в силах уразуметь. Например: «Шолохов и Леонов по-своему испытали (?) мою жизненную и литературную судьбу». Что это значит? Слово «испытывать» неоднозначно. В каком смысле употребил его автор здесь? Не проясняет дело и уверение, будто «свидетельства тому (испытаниям) остались в истории русской литературы». Какие свидетельства? Где они? Кто их видел?

Еще более озадачивает такое объявление: «Михалков и Бондарев ответствуют (?) за меня в трудных схватках времени». Как это? Как это? Как это? Где, когда, по какому поводу, в каких трудных схватках названные писатели «ответствовали» за автора? Что именно они «ответствовали»? Помню, Сергей Владимирович однажды спросил меня: «Что это за писатель — Ларионов?» Я ничего ответствовать не мог. А вот за меня классик действительно «ответствовал», хотя свидетельства этого, вероятно, и не сохранились в истории русской литературы. В свое время приемная комиссия, которую тогда возглавлял Анатолий Рыбаков — царство ему небесное! — завалила мою кандидатуру. Я передал дело в секретариат Московского отделения Союза, ибо уж очень хотелось приобщиться к бессмертным. Там в трудной схватке времени голоса разделились поровну. И Михалков, как Первый секретарь правления МО председательствуя на заседании, так «ответствовал»: «В подобных случаях голос председателя имеет двойную силу». И я враз очутился среди небожителей.

Не очень понятен мне и такой решительный постулат: «Большой писатель, защищая униженных и оскорбленных, всегда должен быть в оппозиции к власти». А если я писатель небольшой, значит, заодно с душегубами? Странно. Это, во-первых. А во-вторых, взять хотя бы названных выше «больших писателей». Разве Шолохов был в оппозиции к Советской власти? Конечно, не раз что-то и критиковал, слал гневные письма Сталину, но это же все было во имя исправления, улучшения и укрепления власти. А Леонов? У него нашлись подковырки против Советской власти, против Сталина, против своего крестного отца Горького только после того, как эту власть задушили, а Сталина и Горького оплевали. Ничуть не замечен в оппозиции и Михалков. Наоборот, во всю мощь своего таланта он прославлял советскую жизнь. А остро критический киножурнал «Фитиль», который много лет редактировал, имел, в сущности, ту же направленность, что и письма Шолохова Сталину. И сейчас он вовсе не в оппозиции. И для этой власти сочинил гимн, правда, пожиже первого, но при его звуках опять все встают, кроме Татьяны Толстой. Младший сын классика однажды бросил: «Михалковы, как Волга, катят свои волны при всех режимах». Очень хорошо. Только Волга при всех режимах катит волны с севера на юг, а сам Никита таким постоянством не отличается. Да не превратился ли он ныне из Волги в Северную Двину, которая катит волны в Белое море. Чего стоит хотя бы одно лишь его обращение к президенту Путину: «Ваше высокопревосходительство!..»

Кто там еще? Бондарев. Издаваясь и переиздаваясь, занимая высокие посты, получая большие ордена и почетные премии, тоже в оппозиции к Советской власти при ее жизни уличен не был. А вот теперь — в оппозиции к власти нынешней. И хвала ему! Правда, недавно Бондарев высказал некоторые оппозиционные суждения о покойной Советской эпохе, но это сущее недоразумение. Судите сами: он приписал ей «бездумное гидростроительство с затоплением плодородных земель». Это, надо полагать, о водохранилищах. Но где хоть один пример бездумия? Нет ни одного. А на самом деле затопления земель, которые имели место, многократно окупались. Вот что пишет С.Г. Кара-Мурза во втором томе своей «Советской цивилизации»: «В СССР было создано около 4 тыс. водохранилищ. Они позволили резко улучшить окружающую среду, построить большую систему водных путей, урегулировать сток множества рек, получить огромное количество электроэнергии и оросить 7 млн. га земли… Положительный эффект на несколько порядков превосходит размер ущерба, причиненного созданием водохранилищ». И всего было затоплено 0,8 млн. га пашни из 227 млн. Это какая доля процента? Для сравнения: ныне демократы забросили 30 млн. га сельскохозяйственных угодий. Вот о чем на площади в рельсу бить надо…

А еще, говорит Ю.Бондарев, на совести Советской власти такая «гигантская диверсия» против народа, как «поворот северных рек». Юрий Васильевич, окстись! Какая диверсия? Какой поворот? Не было же никакого поворота, а только — газетно-журнальные разговоры, и все. Причем, те, кто отстаивал эту идею, вовсе не коммунистами выдвинутую, а обоснованную еще в 1868 году ученым Я.Г.Демченко, имели в виду забор всего лишь 3–5 процентов стока рек, а вовсе не полный их поворот, как демагогически изображали дело противники идеи. Ее осуществление тоже обещало огромные экономические выгоды, в частности, прекратилось бы заболачивание поймы этих рек во время разлива. Особенно свирепо боролся против «поворота» неожиданно возникший «союз Распутина с Нуйкиным», который возглавлял Залыгин. Случайно ли последний вскоре стал антисоветским оборотнем и членом какой-то американской академии?

В числе «больших» да еще и «нравственно здоровых» писателей Ларионов назвал также Гамзатова, Кугультинова, Айтматова. Но и среди них что-то не видим мы отчаянных оппозиционеров. Совсем наоборот! Кто ж не помнит, допустим, как первый из этих больших и нравственно здоровых ликовал по поводу награждения Л.И.Брежнева орденом «Победа» (позже отобранного). А разве можно забыть, как второй, видимо, уверенный, что Горбачев это олицетворение всего самого лучшего в Советской жизни, после избрания его на съезде президентом, едва ли не плача от радости, восклицал, обращаясь к депутатам: «Мне хочется всех вас расцеловать!» А третий, правоверный советский писатель Айтматов, недавно подарил президенту Путину свой шеститомник. Что это, как не знак восхищения? И тогда восхищался и сейчас. А большой писатель. Как видим, постулат Ларионова по меньшей мере весьма спорен.

Есть в беседе и другие пассажи, недоступные для моего понимания. Так, вот автор перечисляет, по его выражению, «правдолюбцев» русской истории: Болотников, Разин, Пугачев, Радищев, декабристы, Чернышевский… И вдруг в этом ряду — царевич Алексей, который-де «выступил против отца за правду русского народа». Что, выступил подобно стрельцам или декабристам? Это где же и когда? И за какую такую правду?..

7 января 1933 года на объединенном пленуме ЦК и ЦКК в докладе «Итоги первой пятилетки» Сталин говорил:

«У нас не было черной металлургии, основы индустриализации страны. У нас она есть теперь.

У нас не было тракторной промышленности. У нас она есть теперь.

У нас не было автомобильной промышленности. У нас она есть теперь.

У нас не было авиационной промышленности. У нас она есть теперь…» И так далее.

Вот правда Сталина, правда Советской истории, безмерно приумноженная в последующие двадцать лет. А Троцкий, уверял, что все это немыслимо.

И царь Петр почти за двести лет до этого имел право сказать своим боярам и дворянам:

«У нас не было современной армии. У нас она есть теперь.

У нас не было флота. У нас он есть теперь.

У нас не было Петербурга, Риги и Ревеля. У нас они есть теперь.

У нас не было Полтавской и Гангутской побед. У нас они есть теперь.

У нас не было Академии наук. У нас она скоро будет».

И так далее.

Вот правда Петра и правда русской истории. А царевич Алексей был против нее. Кто же он — правдолюбец или троцкист XVIII века? Пушкин дал ответ на этот вопрос:

Тогда-то свыше вдохновленный

Раздался звучный глас Петра:

«За дело! С Богом!» Из шатра,

Толпой любимцев окруженный,

Выходит Петр. Его глаза

Сияют. Лик его ужасен.

Движенья быстры. Он прекрасен.

Он весь — как Божия гроза…

Нет другого способа создать великую державу, как только с помощью Божьей грозы.

Странно, что ныне, в пору поношения русской истории, Ю.Бондарев и тут выказал себя оппозиционером: недавно в патриотической «Правде» назвал петровскую власть «антинародной». Что ж, Юрий Васильевич, посади мысленно на место Петра, вдохновленного свыше, припадочного лежебоку Алексея и прикинь, что стало бы с нашей родиной. По-моему, произошло бы то же самое, если на место Сталина сели бы Троцкий или Бухарин.

Но еще удивительней, чем царевич Алексей в ряду «правдолюбцев», вот что. Такой высоконравственный писатель, как Ларионов, о чем он постоянно твердит, должен уважать правдолюбцев и страдальцев за правду, и по началу его упомянутого перечня от Болотникова да Радищева, кажется, так оно и есть, но дальше — совершенно ясно, что он презирает их, глумится над ними. Так, о декабристах говорит, что они «были изобличены царем как люди безнравственные», что он «судил их как преступников». Разумеется, на взгляд царя они преступники, желавшие лишить его власти, но ты-то, ведущий «тяжелую нравственную борьбу», как относишься к памяти казненных и сосланных во глубину сибирских руд? Согласен вместе с Пушкиным признать за ними «дум высокое стремленье»? Сказал бы царю вместе с поэтом, что если был бы 14 декабря в Петербурге, то непременно явился бы на Сенатскую? Нет, на Сенатскую Ларионов, пожалуй, не вышел бы даже в обнимку с Пушкиным…

А дальше «правдолюбцы» перечисляются уже в презрительном множественном числе: «гиблые (?) революционеры — Желябовы, Перовские, Петрашевские, Каракозовы, Ульяновы… Участь их известна». И не стоит, мол, на них задерживаться. Так в своем перечне «правдолюбцев» автор добрался до большевиков. И тут начинается самое примечательное, тут он развернулся. Большевики-то, оказывается, в 1917 году бесстыдно обманули народ, он поддержал их и этим только «жизнь свою осложнил, отяжелил на целый XX век, названный теперь кровавым». Из-за большевиков? Вестимо! А кто назвал из-за них кровавым? Чубайс и Новодворская.

Вся-то политика Советской власти была антинародной, и как плод, как итог ее стоит перед скорбными очами нравственного писателя Ларионова средний россиянин — «человек душевно искореженный темпами пятилеток, войнами, целиной и БАМом, химизацией и электрификацией, коллективизацией и индустриализацией». Ничего этого, даже электрификации, выходит, народу не надо было. Сидел бы с дедовской лучиной, но зато — с неискореженной душой. И на войну не надо было идти, там и вовсе убить могли. Ну, поработили бы немцы Россию. Подумаешь! Зато — неискореженные души.

Ах, как промахнулся народец наш простодушный! Надо было ему и вначале поддержать не большевиков, не Ленина, а Деникина, Колчака и, конечно, галантных интервентов — английских да французских, американских да японских, немецких да польских… И позже — не Сталина и Жукова, а Гитлера и Власова. То-то этим народ упростил бы да облегчил себе жизнь на весь XX век, который тогда назвали бы золотым. Кто? Да те же Чубайс и Новодворская.

А дальше уже о наших днях с такой торжествующей злобой, что оторопь берет: «КПСС рухнула в одночасье, как поддохлая моль, оставив о себе мифы и легенды о борьбе за народное счастье». Мифы и легенды… Кажется, даже помянутые Чубайс и Новодворская уже перестали вот так злобствовать. Откуда же это у человека, который сам лет сорок в партии состоял? Может, Советская власть так всю жизнь мордовала беднягу, что ничего другого, кроме злобы и ненависти к ней, в истерзанной душе и быть не могло? Вот и злорадствует: «Сидим у разбитого корыта. Коммунистическая сказка кончилась. Уплыла золотая рыбка от родного берега…»

Тут же читаем в редакционной справке: родился Ларионов в маленькой глухой деревеньке Цильма в дальнем северо-восточном углу Архангельской области, надо полагать, в семье колхозника. Окончил архангельское мореходное училище, получил диплом штурмана дальнего плавания, но плавать почему-то не захотел, может быть, качку не переносит. Поэтому вскоре нагрянул в Москву и поступил в прославленный столичный университет. На философский факультет! В 1965 году получил диплом философа. Диво дивное! Цильмяк окончил два учебных заведения. Колхозник стал столичным философом! Это советский миф? Это коммунистическая легенда? Как дело-то было? Вышел на бережок, позвал золотую рыбку и взмолился: «Смилуйся, государыня рыбка! Не хочу быть архангельским колхозником, хочу быть московским философом!» — и стал им? Нет, Ларионов, такие метаморфозы были обычным делом во времена «коммунистической сказки», и обходилось без всяких золотых рыбок. Не один же ты из архангельских мужиков взлетел так высоко. Ведь и замечательный писатель Федор Абрамов, выросший в многодетной крестьянской семье. И Александр Михайлов, сын колхозника из деревни Куя, доперший до ЦК, а потом — и Первый секретарь Московского отделения СП, и профессор, и лауреат. Да, наконец, и Альберт Беляев, цековский деятель. Все архангельские. И никто не взывал к золотой рыбке. Конечно, возможны были и сбои в те годы, когда народ не жалел сил, «чтоб сказку сделать былью». Кто ж мог предвидеть, например, что этот Беляев, просидев долгие годы в ЦК, при первом шорохе легко все предаст, а Ларионов станет проклинать большевиков и глумиться над КПСС.

А что дальше? Может быть, получив диплом собрата Аристотеля, штурман дальнего плавания вернулся на флот? Ничего подобного, там качка. Он поочередно берет на абордаж ряд самых популярных СМИ: радиостанцию «Юность», журнал «Кругозор», «Комсомольскую правду», «Советскую Россию»… Это тебе не «Московский литератор», не «Московская правда». Многомиллионные тиражи, высокие должности, неплохие оклады и гонорары! Правда, подолгу философ почему-то нигде не задерживается. «Все течет, все меняется», — сказал его коллега Демокрит. Но, однако же, подумайте только, кто он, откуда явился в столицу и кем уже стал. И ведь опять же не молил: «Смилуйся государыня рыбка! Не хочу быть рядовым журналистом, хочу быть завотделом и членом редколлегии «Советской России».

Так в метаниях по редакциям и должностям дожил философ до 1968 года, и тут в жизни бывшего архангельского мужика произошло крупнейшее, пожалуй, даже, как теперь выражаются, судьбоносное событие. Он об этом поведал так: «Я был неожиданно обласкан и сердечно принят на последние десять лет ее жизни Лилей Юрьевной Брик». Ему тогда едва перевалило за 40, а старушке уже под 80. Как она о нем пронюхала? Чем он ее пленил — пронзительностью ума? статью? дипломом штурмана дальнего плавания? Как именно философ был обласкан? Что значит «принят на (!) десять лет»? Обо всем этом можно лишь гадать. Известно лишь одно: «Я по-прежнему храню нежность и душевное тепло к Лиле Юрьевне…» Надо полагать, и она была к нему тепла, насколько может быть тепла 88-летняя пассионария.

Впрочем, к Брик мы еще вернемся, а сейчас надо отметить, что вскоре Ларионов был принять в Союз писателей. Да и как не принять обласканного Лилей Юрьевной! Вот я не был обласкан, так меня пять лет принимали и приняли наконец, в конфликтном порядке. А тут — с лету! И недолго любимец Лили оставался рядовым членом Союза. В последующие годы «неоднократно избирался секретарем правления Союза писателей РСФСР». Как? Почему? За какие заслуги? Сам он объясняет это так: «Когда последовательно защищаешь общественное дело и не лезешь нарочито в «главные», то обязательно попадешь в оные». Интересно… Какое заменательное торжество справедливости можно было наблюдать во времена все той же «коммунистической сказки»! И разве вся жизнь Ларионова, начиная с колхозного детства и до триумфа в столице, не есть ярчайшее доказательство этого? Однако это несколько противоречит моему личному опыту. Я, может, не менее последовательно, чем Ларионов, защищал общественное дело, — допустим, о злоупотреблениях на самом верху нашего Союза неоднократно выступал на больших писательских собраниях в ЦДЛ (например, 19 ноября 1985 года, 3 июня 1986-го, 19 марта 1987-го), писал об этом статьи, такие, например, как большая статья «Спорили семь городов» («Волга», № 7,1989). И что же в итоге? За всю свою долгую литературную жизнь никаким «главным» я ни разу не стал. Мало того, именно за такую защиту общественного дела на меня подавали в суд, таскали по партийным инстанциям, едва не влепили строгий выговор с занесением… Неужели такое различие в наших судьбах объясняется только нежностью Брик к одному из нас? Едва ли…

Дальше Ларионов утверждает: «В советское время тебя выбирали начальником, как удобного им, государям, человека, и ты правишь». Значит, и тебя неоднократно выбирали именно так? И каким же конкретно «государям» ты был удобен? В интересах кого ты правил? И как это согласовать с твоей замечательной преданностью борьбе за общественное дело? Молчание… А потом опять: «Никогда бы не позволили «партайгеносцы» вольного выбора. Им ненавистна была воля свободных людей». Но как же при такой ненависти «государей» к свободе удавалось не только тебе, такому лучезарному, многократно избираться в секретари и главные редакторы, но и твоим кумирам: Михалкову — Первым секретарем Московского отделения СП, потом — Первым секретарем Российского СП, Бондареву — тоже Первым секретарем Российского? Неужели и они были всего лишь мерзкими прислужниками «государей»? Соображаешь ли ты, Ларионов, что навешиваешь на своих наставников и защитников? Пожалуй, они больше не захотят ответствовать за тебя в схватках времени. Что же касается обзывания коммунистов «партайгеносцами», т. е. так, как было принято в нацистской партии, то шел бы ты с этим, милок, к Хакамаде, ей всего 50, она бы за это обласкала тебя, куда как слаще, чем Лиля Брик в 88 лет.

Да, говорит, в Советское время выбирали начальниками только прислужников, «но теперь совсем не так». А как? Да вот, мол, посмотрите на меня: я же как не лез, так и не лезу в главные, однако ныне я и секретарь правления СП России, и первый заместитель Исполкома Международного сообщества писателей, и профессор Московского государственного педагогического университета имени Шолохова, и лауреат премии имени Шолохова, и все мои книги «неоднократно переиздавались». Сплошное торжество добродетели и справедливости!

Тут я позволю себе этот фейерверк опять, чтоб далеко не ходить, сопоставить с некоторыми обстоятельствами собственной биографии. Были у меня переиздания? Были. Получил я шолоховскую премию? Получил. Но как! Премию учредили в 1991 году, и тогда же председатель Комитета по премии Ю.Бондарев и член Комитета С.Викулов сообщили мне, что решительно выдвинули меня в лауреаты. Я ликовал и прыгал. Если две таких фигуры выдвинули, значит, дело в шляпе. Но премию получили А.Ларионов, В.Сорокин, А.Жуков, не отказался от премии писателя-коммуниста и патриарх, — словом, облауреатели, кажется, всех членов Комитета и кое-кого еще. На это потребовалось две пятилетки. И вот, наконец, в 2001 году дошла очередь и до меня. Не успел я до этого помереть, на что, возможно, был расчетец…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.