Глава 4. “Злые” волны и “остров малый”

Глава 4. “Злые” волны и “остров малый”

И вот

Редеет мгла ненастной ночи

И бледный день уж настает…

Ужасный день!

Для обыденного восприятия (первый смысловой ряд) ужас — в надвигающемся на город наводнении, причиной которого является изменение направления течения реки Невы под влиянием сильного западного ветра.

Нева всю ночь

Рвалася к морю против бури,

Не одолев их буйной дури…

И спорить стало ей невмочь…

Многоточия в конце двух фраз указуют на присутствие в тексте наряду с информацией по оглашению дополнительной информации по умолчанию, т.е. информации второго смыслового ряда, причем раскрывается содержательно эта информация через несогласованное по падежам местоимение “их”. Поскольку на уровне второго смыслового ряда река — образ толпы, то ужас надвигающегося дня — ужас перед надвигающимся бунтом толпы, бессмысленным и беспощадным. “Народ всегда и для всех ужасен, когда вопль его совокупится воедино…” — писал современник Пушкина М.М. Сперанский (1772 — 1839 гг.) в своих “Проектах и Законах”. Но чьей “буйной дури” не смогла преодолеть толпа? Кто эти “их”, на которых поэт пытается сосредоточить внимание читателя? Ответ лежит на поверхности, хотя и не высказан прямо: в направлении ветра, вызывающего наводнение Невы, — ветра Западного.

Безграмотная масса русских крестьян, искренне стремившаяся к жизни в ладу со многонациональным морем России, действительно не смогла преодолеть буйной дури интернационализма прозападной либеральной интеллигенции. Произведенная в сознании многонациональной толпы “теснившимся кучами за чертой оседлости малым народом” подмена понятий “многонациональный” на “интернациональный”, т.е. по-русски — межнациональный, обеспечила необходимые условия для беспощадной борьбы всех национальных толп за интересы рассеянной меж нациями Российской империи межнациональной мафии, представители которой бездумно упивались видом разъяренных революционной риторикой масс:

По утру над её брегами

Теснился кучами народ,

Любуясь брызгами, горами

И пеной разъяренных вод.

Далее хорошо видно, что предложенное выше раскодирование несогласованного по падежам местоимения “их” верно. Речь идет о западных ветрах (от залива), западном влиянии, которое заварило революционный котел народного недовольства, опрокинувшийся на государственные институты прогнившей монархии, неспособной к началу ХХ столетия обеспечить необходимое качество управления российской цивилизации:

Но силой ветров от залива

Перегражденная Нева

Обратно шла, гневна, бурлива,

И затопляла острова,

Погода пуще свирепела,

Нева вздувалась и ревела,

Котлом клокоча и клубясь,

И вдруг, как зверь остервенясь,

На город кинулась.

Картина беспредела, когда толпо-”элитарное” право, сформированное на основе библейской концепции, подминается “революционной законностью”, представлено образно и ярко. Впечатление такое, будто Пушкин действительно был свидетелем сцен выражения ужаса либеральной интеллигенции и погрязших в коррупции, пьянстве, разврате правящих классов перед зверским остервенением, поверившей в свое освобождение толпы. Внешне революционные процессы всегда выглядят стихийными и неуправляемыми, т.е. как бы идущими снизу и потому естественным кажется, что “волны народного гнева” сами врываются в подземные подвалы тюрем. Однако, одним не русским словом “каналы” поэт предупреждает читателя о существовании второго смыслового ряда описываемых явлений, подразумевающего скрытый механизм искусственной канализации этих процессов извне.

Пред нею

Все побежало. Все вокруг

Вдруг опустело — волны вдруг

Втекли в подземные подвалы,

К решеткам хлынули каналы,

И всплыл Петрополь, как тритон,

По пояс в воду погружен.

Тритон — древний морской демон. В греческой мифологии — сын бога морей Посейдона и владычицы морей — Амфитриты, обитающий с ними в золотом дворце на дне моря. Существуют сказания о состязании Тритона с Гераклом, о единоборстве Тритона с Дионисом и о том, что танагрийцы за похищение их скота отрубили спящему Тритону голову. Что хотел сказать сравнением каменного города — Петрополя — с образом всплывшего Тритона Пушкин — вопрос спорный. Однако, история послеоктябрьской России уже один раз хорошо продемонстрировала действие механизма снятия голов у тех, кто посчитал всё им не принадлежащее в качестве своей частной собственности. Посмотрим, что покажет история послеавгустовской России. И хотя для либеральной интеллигенции народные массы, ввергнутые в революционные перемены, по-прежнему — злые воры, посягающие на “священное право” частной собственности, однако, словом “как” Пушкин как бы размежевывается с нею в видении процессов, показанных в образной форме, но тем не менее ставших суровой реальностью столетие спустя.

Осада! приступ! злые волны,

Как воры, лезут в окна.

Его понимание этих процессов намного глубже, чем у современников: он различает видимое обыденному сознанию структурное и невидимое бесструктурное управление. А о том, что речь идет об управляемых разрушительных процессах говорит следующая фраза: