ГИМЛИ-КАРЛИК И ДРУГИЕ КОРОТЫШИ

ГИМЛИ-КАРЛИК И ДРУГИЕ КОРОТЫШИ

Доверчивого читателя, ухватившегося за возможность узнать, наконец «что же было дальше», ждал шок. Мало того, что текст сократили без малого втрое и целые главы были пересказаны парой строк, так ещё и отсебятины хватало изрядно. Ещё во вступлении, построенном как сказочный зачин, выяснялось, что назгульских колец не было — Саурон подбрасывал одно и то же кольцо разным правителям, кольцо превращало их в призраков, «послушных ему, как пальцы на руках», и возвращалось к хозяину. Исилдур должен был стать десятым назгулом, но вовремя успел отрубить Саурону палец с кольцом. Видимо, тот самый палец, которому иначе начал бы соответствовать.

Мало того. Вся история с походом Хранителей оказывалась чуть ли не побочным квестом на фоне возвращения Арагорном некоего Испепеляющего Венца — атрибута верховной власти в Средиземье. Венец оказался захвачен Сауроном, и, чтобы добыть его, следовало сперва победить Чёрного Властелина. Сам Саурон не мог надеть Венец, так как не был того достоин, а недостойного Венец испепелял на месте. Возможно, кольцо помогло бы Саурону обмануть Венец, но для этого кольцо надо было найти, что возвращало читателя к исходному конфликту. После победы Арагорн, разумеется, примерял Венец, и Венец, разумеется, находил Арагорна достойным.

Прочих несуразностей было столько, что перечислять их бессмысленно. Даже то, что вроде бы не противоречило сюжету, совершенно меняло дух книги, её восприятие. Так, гномы называли себя «карликами» (ассоциации для русского слуха, мягко говоря, не героические), Гэндальф заранее предупреждал хоббитов (в книге — коротышей) о будущем предательстве Боромира, и встречалось ещё много странностей. В общем, при упоминании «сокращённого пересказа» под названием «Повесть о кольце» почти все толкинисты, да и просто большинство читателей, впадают если и не в ярость, то в тягостное недоумение.

Недоумение тем более сильное, что переводчиком в этом издании значилась Зинаида Анатольевна Бобырь.

«Повестъ о кольце» любители Толкина называли «жёлтый том» (по аналогии с «жёлтым домом», психушкой), намекая на полное безумие текста