Мухи и котлеты
Мухи и котлеты
В «Новой газете» известный рок-журналист и музыкальный критик Артемий Троицкий напечатал коллаж из высказываний Льва Толстого о патриотизме под названием «Если бы Льва Толстого пригласили на марафон “Дождя”». Само собой понятно, что акция эта приурочена к недавнему скандалу вокруг крайне неуместного в годовщину блокады Ленинграда опроса «Дождя» среди своих зрителей, повторять который я не буду, потому что благодаря этому скандалу и призывам некоторых политиков закрыть телеканал его озвучили, по сути, на всю страну… Таковы законы нашего «пиара». Кстати, мы уже забыли, что слово это – «пиар» – переводится вовсе не как «реклама», а как «общественные связи» (public relation), что в данном случае еще более неутешительно. Но забудем об этом скандале и посмотрим, что вышло у Артемия Троицкого…
По Троицкому, если бы Толстого пригласили на канал «Дождь», то он сказал бы, что патриотизм есть чувство а) рабское, б) безнравственное и в) глубоко отсталое. В качестве примера цитируются статьи Толстого «Христианство и патриотизм», «Патриотизм или мир?», «Патриотизм и правительство». Цитаты, которые подобрал Троицкий, впечатляют. Вопрос, который он провоцирует, напрашивается такой: что делать с Толстым? Запретить? Уже запрещали – до революции! И именно эти самые статьи.
Парадокс заключается в том, что вскоре после публикации Троицкого именно Толстой стал участником грандиозного гала-шоу на открытии зимних Олимпийских игр в Сочи. Одним из самых запоминающихся моментов церемонии открытия стал «Первый бал Наташи Ростовой» в исполнении Владимира и Екатерины Васильевых. А поскольку шоу носило патриотический характер и представляло собой как бы срез истории государства Российского, то и Толстой с «Войной и миром» сыграл здесь патриотическую роль, потому что не было в России более патриотического романа, чем «Война и мир», ставшего к тому же еще и мировым бестселлером. И что прикажете в этом случае делать с ним поклонникам и защитникам «Дождя»? Осмеять? Да ведь осмеивали уже! И за то, что за плугом ходил, и за то, что сапоги шил, и всех хотел на землю отправить работать…
Я не знаю, что сказал бы Толстой, пригласи его в студию ребята из «Дождя». Может быть, он сказал бы, что молодым людям грех сидеть на шее у трудового народа, болтать и показывать разные глупости, а надо идти улицы мести, как он сказал это собственному сыну Сергею, когда тот закончил университет и спросил отца, что ему теперь делать. Может быть, он поворчал бы о том, что вот, мол, разные музыкальные критики пропагандируют среди молодежи «бессмысленную музыку» вместо того, чтобы учить добру и любви к Богу. Он много чего мог бы сказать, что одним бы очень понравилось, а другим – нет. И наоборот. И вопрос не в том, что сказал бы Толстой, а в том, как мы его слушаем. Главное – что хотим услышать?
Ну хорошо, Толстой – учитель, а мы ученики. (Как прекрасно сказала Авдотья Смирнова в «Школе злословия»: «Толстой – это наш общий дедушка».) Но есть два сорта учеников. Одни – слышат от учителя только то, что уже есть в их маленьких головах. Они ерзают от счастья и подпрыгивают на попе, когда учитель говорит то, что им приятно. А то, что им неприятно или неинтересно, они не слышат, делают на это «глухое ухо». И есть другой сорт учеников, их всегда мало в классе – один-два, – которые слушают, а главное – слышат то, что учитель им пытается донести. Они часто с учителем не соглашаются, даже спорят с ним, потому что искренне хотят понять ту истину, которой, по их мнению, обладает их умный учитель.
Только такие ученики способны отделять мух, которые роятся в их головах, от котлет правды и истины.
Почему Толстой в поздние годы осуждал патриотизм? Потому что в духовных исканиях он дошел уже до той точки внутреннего развития, когда патриотизм как исключительная любовь к своей родине, к своей нации, к своему народу представлялась ему чувством более низким, а главное – более узким, нежели христианская любовь ко всем. Поэтому и его статья на эту тему называется «Христианство и патриотизм». И действительно, в христианстве нет пафоса патриотизма и даже скорее – наоборот: «нет ни эллина, ни иудея».
Неужели Артемий Троицкий и согласные с Толстым (в этом случае!) читатели «Новой газеты» уже стоят на такой духовной высоте? Ведь Толстому, чтобы подняться на нее, пришлось пройти две войны, на которых он, кстати, храбро воевал; затем написать патриотическую эпопею «Война и мир»; затем пережить глубокий внутренний кризис, отказаться от денег и собственности; а в конце пути еще и покинуть родной дом и умереть на железнодорожной станции. Вот это и есть «котлеты», а все произвольно надерганные из Толстого цитаты – это «мухи». Во время Русско-японской войны Толстой, уже написавший то, что цитирует Троицкий, страдал из-за поражения русской армии, а после цусимской катастрофы восклицал при многих свидетелях: «Эх, разве в наше-то время так воевали?!»
Толстой часто противоречил себе, потому что непрерывно развивался и любил истину больше своих убеждений, неважно – патриотических или наоборот. Но в логике поиска истины он был последователен. У него есть прекрасная статья «Первая ступень», в которой он говорит о том, что прежде чем подняться на христианскую высоту, нужно хотя бы освоить фундаментальные языческие ценности. Патриотизм – это фундаментальная ценность. Любовь к своей родине и своему народу – это уже любовь ко многим и во всяком случае – не только к самому себе. Но, разумеется, патриотизм ужасен, если человек не видит ничего дальше этой ступени. Мое любимое место в «Белой гвардии» Михаила Булгакова – это когда два полковника русской армии, один за другим, в шею разгоняют мальчишек-юнкеров по домам вместо того, чтобы положить их за родину, за свой Киев.
Это – правильные ученики Толстого.
9 февраля 2014
Данный текст является ознакомительным фрагментом.