Созвездие большой жратвы

Созвездие большой жратвы

Дмитрий Липскеров. Теория описавшегося мальчика: Роман. М.: АСТ

К Дмитрию Липскерову столичная критика благосклонна. Журнал «Медведь» хвалит за стиль, «XXL» — за сервис, «Афиша» — за концептуальность, «Карьера» — за интерьеры, Cosmopolotan и ELLE — за демократичные цены. Обычная публика не столь любезна и временами ворчит в комментах: одному нахамил метрдотель, другой долго дожидался сдачи, а какой-то бедолага вообще углядел в салате червя.

Как вы уже, наверное, догадались, предыдущий абзац посвящен не литератору Липскерову, но Липскерову-коммерсанту — владельцу сети московских ресторанов. Дело в том, что сам Дмитрий Михайлович объявил о своем нежелании разделять обе ипостаси: мол, у него «два полушария в мозге. Одно занимается коммерцией, другое — литературой. Не мешает, наоборот, помогает!» Что ж, автору виднее. Возможно, гармония его мозговых полушарий поможет заодно и рецензенту новой книги писателя.

Для начала познакомимся с фирменным блюдом, то есть с героями. «Я люблю фаршированного карпа! — провозглашал Диоген. — Я люблю эту рыбу за то, что она самая вкусная!» Речь идет, понятно, не о древнегреческом философе, а о его тезке, военвраче-проктологе Ласкине. Во время службы в Афганистане тот усыновил мальчика Ислама, внука казненного моджахеда, переименовал в Ивана и перевез в СССР. Будущий главный персонаж книги в горах голодал, перебиваясь козлятиной, но на новом месте включил в рацион рыбу-фиш и стал богатырем с фантастическим аппетитом. Прошли годы. В размышлении, чего бы покушать, Иван глотает кусочек антиматерии, найденной у пруда. После этого с героем происходят странные метаморфозы: он деревенеет, превращаясь из человека в музыкальный инструмент ксилофон. Попутно он приобретает способность к ясновидению и левитации; теперь ему открыты все тайны Земли и Космоса…

Ну как вам меню? Экзотично? Специфично? То ли еще будет: раз уж текст романа сервирован к столу в редакции Елены Шубиной, нас ожидает чтение для гурманов. Подобно ресторанам Липскерова, его свеженаписанный роман устроен по принципу «шведского стола»: заплативший за вход набирает на поднос кучу всякой всячины. Правда, есть-то можно по очереди, а вот читать приходится все сразу, поливая пирожные кетчупом и намазывая конфитюр на бифштекс.

Но продолжим. Пора представить других персонажей, положительных и нет. Среди первых — ксилофонистка Настя Переменчивая, влюбленная в Ивана, и импресарио Жагин, который под влиянием Ивана почти отказался от стяжательства. В компании двух апостолов человек-инструмент, уже наполовину деревянный, но несломленный, едет на гастроли в провинцию, чтобы под гипнотизирующий ксилофонный звон проповедовать местной элите учение о бесконечности Вселенных и, как следствие, о личном бессмертии. По правде говоря, Ванина мудрость взята Липскеровым напрокат — отчасти у физика Хью Эверетта III, который еще в 1957 году заложил основы теории Мультиверсума, отчасти у юного Левки Гайзера из повести Владимира Тендрякова «Весенние перевертыши», где сходный набор идей занимал пару абзацев.

На беду Ивана, два отрицательных героя романа, психиатр-маньяк Яков Михайлович и его сын, получеловек-полудятел Викентий, верят в оригинальность заемных откровений героя. Психиатр, считая себя воплощением Материи, хочет дать бой Ивану как средоточию Веры и Духа. Однако перед этим даже злодеям необходимо подкрепиться: «Родственные связи — главное! Съешь котлет. Кстати, вкусные». К счастью, и апостолы не страдают отсутствием аппетита: незадолго до того, как голова импресарио превратится в новую планету (есть в финале и такой оптимистический сюжет), Жагин заглотнет пятнадцать сырников и отправит в ротище «всю яичницу с четырьмя солнцами». Ам-ам — добро побеждает зло.

Еда для профессионального ресторатора — универсальный барометр. Каждый изгиб сюжета нам подадут в специях кулинарных аллюзий. Если отчим Вани «воздержится от барана, удовлетворившись курицей», то судьба мальчика изменится. Если Настя задорно «хрустнула огурцом» и помидоры «вспыхнули багровым рассветом в эмалированной миске», то впереди маячит романтическая сцена, а сексуальный акт будет похож на акт гастрономический (герою под силу «всосать Настину невинность, как мякоть хурмы»). Даже членовредительство прописано в меню отдельной строкой. Когда Иван, уснув у батареи, получит ожог, писатель с дотошностью заметит: «Правая щека почти зажарилась в котлету». Хорошо, что автор не уточнит, в какую именно, пожарскую или по-киевски.

Впрочем, не будем строги к Липскерову. У его потенциального читателя есть право выбора между книгой и «шведским столом»: цены примерно одинаковые. И в конце концов, богиня Кулина, покровительница общепита, только с богом коммерции Гермесом состоит в хороших отношениях, а с музами изящной словесности — Эрато, Каллиопой и Евтерпой — уж как получится.