Компьютер, нажми на тормоза

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Компьютер, нажми на тормоза

Айра Левин. День совершенства. М.: Вагриус («Домино»)

Если вы думаете, что у Розмари был только один ребенок, вы заблуждаетесь. Мой тезка кинорежиссер Поланский в свое время немного поскромничал: детей у бедняжки было трое. Двое умных, а третий, сами понимаете, очень умный. По всей вероятности, именно этот третий и изобрел универсальный суперкомпьютер (Уни-Комп), благодаря которому унифицированное человечество быстренько выстроилось в колонну по два и строевым шагом с песнями потопало прямой дорогой в светлое будущее.

Такова завязка романа «День совершенства». Закономерен и финал: от бомбы, метко брошенной рукой доблестного инсургента, треклятый Уни-Комп разлетается на мелкие кусочки. Что дает возможность освобожденному от гнета человечеству двигаться нестройной (и оттого живописной) толпой опять-таки в будущее, ставшее в результате взрыва еще более светлым. Между завязкой и финалом пролегает четыреста страниц сюжетной канвы, хорошо знакомой по роману «Мать» и популярной серии «Пламенные революционеры». То есть имеют место детство, отрочество, юность, годы учения будущего бомбиста Чипа, который за каких-то три десятилетия эволюционирует от бессмысленного слюнявого мальчонки к предводителю повстанцев.

Произведение мистера Левина трудно упрекнуть в излишней оригинальности. Люди-номера, радостно доносящие обо всем специальным наставникам; массовый надзор за гражданами с помощью сканеров и индивидуальных браслетов; унылый секс по субботам, когда партнеров назначают добровольно-принудительно: безвкусная еда, у которой даже нет человеческого названия. Все эти сюжетные атрибуты выдают прилежного ученика знаменитых антиутопистов, которые, похоже, раз и навсегда очертили выдуманные границы «дивного нового мира». Недаром программисты Уни-Компа так трогательно напоминают «внутреннюю партию», а бессмертный отец всего проекта Вэнь представляет собой гибрид О’Брайена и Мустафы Монда.

Впрочем, беда романа даже не в явной вторичности. И не в американском хеппи-энде, призванном подсластить классическую схему. Дело в том, что слово «новый» на обложке романа может принять за чистую монету лишь самый доверчивый читатель. Менее доверчивый сообразит, что произведение издавалось на русском языке еще четыре года назад, а на родном английском – все двадцать пять. О времени написания романа легко догадаться, не глядя на древний копирайт: текст говорит сам за себя. Упомянутое автором имя Маркузе – ключевое для вполне определенного периода, причем оно далеко не единственное и не основное свидетельство истинного возраста текста.

Просто-напросто главные проблемы романа Айры Левина, злободневные два с лишним десятилетия назад, незаметно отошли в прошлое и ныне выглядят не более чем анахронизмом.

Первоначально образ Машины, кующей гибель день и ночь, производил на читателя известное впечатление (вспомним хотя бы роман «Машина останавливается» Эдварда Моргана Форстера). Немыслимые переплетения проводов, ламп, реле и прочих хитрых штучек из арсенала Сумасшедших Ученых буквально гипнотизировали читателя, излучая опасные флюиды. Пока электронно-вычислительная техника делала первые шаги, была громоздкой, ненадежной и почти не применялась рядовым человеком в быту, она являлась объектом массовых фобий, удобной мишенью для всеобщих подозрений. Апокалиптические прогнозы фантастов и нефантастов становились родом нормальной защитной реакции социума, боящегося любых капитальных сдвигов в своем modus vivendi. Антикомпьютерный роман Айры Левина написан уже на закате очередной «эпохи спокойствия», и век его был исторически короток. Компьютерная цивилизация потихоньку приблизилась вплотную, внедрилась в быт – и при ближайшем рассмотрении перестала выглядеть зловеще. Страх оказаться заурядным винтиком, превратиться из царя природы в придаток ЭВМ постепенно прошел. Поблек образ электронного Молоха, требующего нескончаемых жертв. Революционер-алармист, призывающий свергнуть машинного диктатора, перестал быть фигурой героической. В этой связи финальная диверсия, уничтожившая Уни-Комп, из символического акта освобождения человечества от компьютерных оков превращается в заурядный теракт, в результате которого падают на землю потерявшие управление пассажирские самолеты, а в квартирах отключается электричество. Хеппи-энд, осуществленный писателем четверть века назад, уже не кажется таковым: симбиоз с машиной выглядит предпочтительнее анархии; к тому же зависимость от компьютера одновременно дает человеку дополнительные степени свободы. Член социума, абсорбируясь в общую коммуникативную систему, в необходимых пределах не утрачивает индивидуальности, оставаясь самим собой.

Таким образом, стала очевидной ложность альтернативы «унификация или анархия?»; четырехсотстраничный памятник былым заблуждениям Айры Левина и его коллег-фантастов оказался обращен не в будущее (когда разворачивается действие), а в прошлое.

Самое смешное, что главный борец с электронно-вычислительным засильем вместо скучного имени Ли избрал себе по воле автора имя Чип. Очевидно, когда мистер Левин писал свой роман, он еще не был в курсе, что «чип» – всего лишь деталь компьютера.

1995

Данный текст является ознакомительным фрагментом.