Гамлетовский призыв sciece fiction

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Гамлетовский призыв sciece fiction

В 1606 году Гамлет, принц Датский, впервые встретил призрака во время ночного дозора и даже побеседовал с ним. Наличие этого эпизода в начале шекспировской пьесы дает нам сегодня основание причислить упомянутый текст к жанру фантастики. Но дело, собственно, не в жанре.

Дело в том, что главный сюжетный ход произведения (ученый притворяется безумцем) предопределил вектор направления литературной фантастики. Позднее одержимыми были и Виктор Франкенштейн у Мэри Шелли, и Гриффин в «Человеке-невидимке» Герберта Уэллса, и его же Кейвор из «Первых людей на Луне», и его же доктор Моро, и еще один печально знаменитый ученый, доктор Джекил. Компания предтеч подбирается солидная.

С точки зрения традиционной русской грамматики вербальные конструкции «сойти с ума» и, допустим, «сойти с лошади» или «сойти с трамвая» вполне сопоставимы: при наличии одного и того же устойчивого предиката сами объекты легко заменяемы, как патроны в обойме. Иными словами, получается, что ум человеческий – никакая не роскошь, но всего лишь средство передвижения. Одно из. Вам тесно в трамвае? Ходите пешком. Вас сковывает ум? Летайте на фотонном звездолете или на помеле.

Мировая культурная традиция издавна посылала нам сигналы о том, что Фантастика и Психушка есть вещи не просто совместные, но даже исторически глубоко взаимосвязанные, порою почти неразделимые. Как Иголка и Нитка, как Аверс и Реверс, как Серп и Молот, как Хлеб и Рама. Норма всегда была предсказуема, уныла и строго конечна – в то время как аномалия имела репутацию субстанции бурлящей и неисчерпаемой, как Вселенная, хотя и чреватой сюрпризами (иногда довольно неприятными, вроде лемовских «ужасных чудес», предсказанных в «Солярисе»).

Приземленные люди, не способные выдумать пороха, благополучно произрастали в просторных кабинетах с видами на карьеру. Напротив, люди с фантазией высокого полета готовы были – при наличии точки опоры и рычага – быстренько поставить весь мир на уши; но им-то приходилось коротать дни в запертых снаружи кельях с небьющимися окнами, низкими потолками и стенами, обитыми тремя слоями мягкого поролона. Правда, до того, как угодить под замок, фантазеры успевали капитально наследить в сайенс-фикшн, саспенсах и хоррорах: на целую свору затейливо сбрендивших докторов Калигари, Мабузе, Стрейнджлавов, Шульцев, Хассов и Но приходился всего один штатный доктор-психиатр – где уж ему, бедному, было уследить за всеми будущими пациентами!

Число литературно-киношных психов, и без того немалое, особенно умножилось в середине минувшего столетия. Опасный афоризм гениального Нильса Бора («Эта идея недостаточно безумна, чтобы быть верной») дал толчок массовому призыву в фантастику разномастных типажей Безумного Ученого (Mad Scientist). Самой деликатной ипостасью БУ явился седой всклокоченный изобретатель автомашины времени Эммет Браун из кинотрилогии Роберта Земекиса – всеми остальными следовало попросту набивать палаты для буйных.

При этом законы фантастического жанры оставались строги и неумолимы. Героям произведений, суровым адептам чистого знания, вменялось в обязанность иметь какой-нибудь бзик, сдвиг, крен, прибабах, заморочку в мозгах. На творца, лишенного хотя бы малюсенькой мании, господа редакторы поглядывали косо. Лучшим пропуском в бессмертие молчаливо признавалась постоянная прописка в Кащенко; без ученой степени борцу научного фронта еще кое-как разрешалось существовать, но вот без крупных тараканов в голове нечего было и пытаться изобрести что-то посложнее сковородки с антипригарным покрытием.

Впрочем, не научниками едиными полнились психбольницы. Давняя «Кукушка» Милоша Формана была лишь первой ласточкой: к началу третьего тысячелетия нас захлестнула волна политкорректной западной моды на милых безумцев со справкой – моды, которая уже принесла солидные кинонаграды американским «Играм разума» Рона Хауарда и нашему «Дому дураков» Андрея Михалкова-Кончаловского. То, что в девятнадцатом веке для грибоедовского Чацкого выглядело злой сплетней («В горах был ранен в лоб, сошел с ума от раны»), для какого-нибудь полковника Буданова из века двадцать первого века становилось не только удобной отмазкой, но и знаком приобщенности к сонму героев времени.

У проблемы открывалось второе дно. Избушка-психушка поворачивалась к творцам передом, а к врачам задом. Линейных безумцев – так сказать, психов «а натюрэль» – теперь могло не быть по определению. За каждым маячила своя сермяжная правда. Согласно упомянутым выше законам жанра фантастики, любой патентованный сиделец в доме скорби мог вдруг оказаться либо хранителем-сеятелем достоверных сведений о грядущем Апокалипсисе (Сара Коннор в «Терминаторе-2» Джеймса Кэмерона), либо тихим гостем из космоса (Прот в «Планете Ка-Пэкс» Йена Софтли), либо визитером из будущего (Коул в «Двенадцати обезьянах» Терри Гиллиама), либо уж, на худой конец, автором романа про Понтия Пилата.

Право же, мамаше из «Шестого чувства» М. Найта Шьямалана не стоило печалиться о душевном здоровье сыночка, утверждавшего, будто он видит мертвецов: он ведь действительно общался с потусторонним миром. Да и дочку из «Экзорсиста» Блэтти-Фридкина не следовало терзать томографом, электрошоком и амфетамином: она по-настоящему была одержима Дьяволом, грубияном и матерщинником. «И тебя вылечат!» – обещала супруга булгаковско-гайдаевскому Ивану Васильевичу Бунше, хотя неясно было, от чего тут надо лечить? Управдом-то на самом деле путешествовал в эпоху Ивана Грозного, был искушаем царицами, но не отдал шведам Кемскую волость.

Кстати, самая знаменитая в России шведка, домомучительница фрекен Бок, тоже зря бормотала мантру «Тра-ля-ля-ля-ля-ля! А я сошла с ума!» Поскольку лучшее в мире привидение с мотором и потушенными габаритными огнями (модель «Карлсон-1» на вареньево-тортовом приводе) и впрямь летало над крышами Стокгольма, пугая ночных похитителей мокрых пододеяльников.

Фантастика отняла у честных психов выстраданное ими право городить настоящую полновесную чушь – без всякой там примеси Тайного Знания или Божественного Прозрения, без намека на Нобелевку или «Оскара». Простодушный Швейк из книги Гашека, ненароком попав в эпицентр безумия, не подозревал, что все подсмотренные им людские мании и мозговые перекосы будут со временем уворованы и каталогизированы фантастами; каждая обретет новое толкование.

Человек считает себя Кириллом и Мефодием? Ничего страшного: нормальный результат клонирования (или неудачного переноса матрицы чужого сознания). Беременный господин? Ну это вообще классика – грустец Шварценеггер в «Джуниоре» Айвена Райтмана проделывал такое на раз. «Одного держали в смирительной рубашке, чтобы он не мог вычислить, когда наступит конец света»? Это явно про математика Коэна из фильма «Пи» Даррена Аронофски. Кто-то «выдает себя за шестнадцатый том Научного энциклопедического словаря»? Читайте финал романа Рея Брэдбери, «451 градус по Фаренгейту».

Знаменитый топологический парадокс («внутри земного шара имеется другой шар, значительно больше наружного») давно объяснен д-ром Коровьевым (фокусы с пятым измерением!); тех, кому этого мало, отсылаем к рассказу знаменитого американского фантаста Роберта Энсона Хайнлайна «Дом, который построил Тил». И так далее.

Отдадим должное самим фантастам: многие из них старались соответствовать своим сюжетам и персонажам. Вспомним, к примеру, американца Филипа Дика, уходившего в сумеречную зону с помощью коктейля из психоделиков. И хотя наш Сергей Снегов в романе «Люди как боги» тоже давал коллегам-соотечественникам совет, как эффективнее снести себе крышу (с помощью песенки о сереньком козлике – метод Андрэ), не стоит считать безумие советских фантастов благоприобретенным.

Всего два примера из недавней истории советской фантастики. Писатель А. П. Казанцев, признанный патриархом НФ, с юности баловался электронной пушечкой и искал в бороде зелененьких тунгусских инопланетян без помощи ЛСД. Писатель В. И. Щербаков, несколько лет руливший выпуском 90% фантастики в СССР и тоже вроде не замеченный в поедании псилобициновых грибочков, на старости лет застенчиво признавался в кровном родстве с этрускопришельцами и сообщил миру о своих беседах с Богородицей... В общем, не исключено, что некоторый спад интереса к фантастическому жанру объясняется сегодня просто: в фантастику пришли тихие авторы-бухгалтеры с калькуляторами в головах, а настоящих буйных, как водится, мало. Современная политика, увы, отбирает у литературы самые лучшие больные на голову кадры.

2003—2006

Данный текст является ознакомительным фрагментом.