Ставок больше нет
Ставок больше нет
В. Кунин. Русские на Мариенплац. СПб.: Новый Геликон
Писательская судьба прозаика-киносценариста Владимира Кунина так и просится в роман типа «Рулетенбург». Согласно классическому канону, автору до поры до времени упорно не давалась в руки фортуна: он с азартной поспешностью переходил от одного игорного стола к другому (то бишь сочинял то про летчиков, то про лесорубов, спортсменов, циркачей, военных, шоферов, а также лесорубов-спортсменов, военных летчиков и т. п.), менял колоды, ставил на черное, на красное... все впустую. Выигрышей либо не было вовсе, либо они были какими-то стыдно-мизерными, размером с советскую зарплату плюс премия каждый квартал. И вот наконец под утро (вечер) судьба сжалилась над автором. Он поставил на зеро – написал о тяжелой судьбе валютной интердевочки. И выиграл. И сразу решил, что отныне будет играть по-научному, арифметически точно отбирая тему каждого бестселлера, дабы сорвать банк наверняка.
В «Интердевочке», если кто помнит, все сошлось как нельзя более удачно. Тема для советской беллетристики была нова, полузапретна, и автор довольно ловко балансировал между сочувствием лично к своей героине Тане Зайцевой и гневным осуждением ее нехорошего ремесла. Причем об отъезде интердевочки на Запад приходилось тоже писать осторожно и двусмысленно – поскольку эмиграция уже перестала быть государственным преступлением, но и в ранг государственной добродетели еще не вошла. Потому-то у В. Кунина зарубежная жизнь проститутке-патриотке была в тягость; она отдыхала душой разве что за разговором с каким-нибудь простым советским парнем, транзитным шофером (см. предыдущие сценарии В. Кунина, пригодились). Чтобы затем, наслушавшись его справедливых упреков, поскорее разбиться в лепешку на роскошном шведском авто.
Следующей темой автор выбрал еврейскую («Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа!»), но выигрыш оказался, против ожиданий, незначителен. Во-первых, автор немного опоздал: к тому времени, как книга вышла в свет, давний запрет на некогда популярную песню «Русский с еврейцем – братья навек» был снят, и тут же выяснилось, что истово бить себя в грудь, доказывая тезис «евреи – люди», нужды нет. Во-вторых, писатель сильно переоценил свои возможности как юмориста. Чересчур затянутую хохму о путешествии Иванова с Рабиновичем к берегам земли обетованной могли оценить разве что благодарные аборигены Брайтон-Бич; попутно оказалось, что еврейский анекдот – не такой уж массовый жанр. Соответственно и читательский интерес к «Иванову и Рабиновичу» был на порядок ниже, чем к «Интердевочке».
Из этого обстоятельства автор сделал выводы более чем странные. Кунин решил, что времена переменилась настолько, что отныне на одной теме (путанской ли, еврейской ли) по-настоящему любимое в народе произведение сделать не удастся. Выход очевиден: спасение – в интеграции.
Роман «Русские на Мариенплац» смело можно назвать энциклопедией русской жизни, если б книга не охватывала также целый спектр жизней дополнительных – немецкой, израильской, казахской, отчасти и американской (образы Сэма и Джеффа). Помимо трех робинзонов на мюнхенской Мариенплац – Эдуарда Петрова, Кати Гуревич и Нартая Сапаргалиева, – в романе действуют актуальные персонажи: рефлексирующая, но очень дорогая валютная проститутка Юлька (из монолога: «К нам каждый вечер приковано восторженное внимание десятков и сотен наших покупателей, а мы остаемся чудовищно одинокими...»), международные гангстеры Саня и Яцек, солдаты и офицеры Западной группы войск, германские неофашисты, пожилой ветеран второй мировой с супругой экс-украинкой, чиновники «Сохнута» и советские дипломаты, циркачи, шоферы, летчики и военные, уже испытанные персонажи В. Кунина и пр. Кроме эмиграции, в книге красной нитью проходят темы развития капитализма в России (с криминальным оттенком), августовского путча, Афганистана (ретроспективно), возможностей ненормативной лексики («Многогранность российского мата беспредельна»), алкоголизма, распространившегося далеко за пределы матушки-России, и так далее. Словом, никто не забыт и ничто не забыто.
Книга только что вышла, и читательская судьба ее пока не очень ясна. Не исключено, что потенциальный читатель будет раздосадован калейдоскопическим обилием тем и сюжетов, сконцентрированных в одном произведении, причем актуальность тем только усилит досаду (неужто он, читатель, ТВ не смотрит и газет не читает?!). Возможно, сыграют позитивную роль легкий, незамысловатый язык повествования, вполне динамичный сюжет (центральный), добрая и участливая интонация автора, а также необходимый хеппи-энд. В таком случае читатель попросту не заметит газетно-тэвэшные банальности и раскупит сразу весь тираж. Успеха, сравнимого с успехом «Интердевочки», уже не будет, но и вялого равнодушия к «Иванову и Рабиновичу» в данном случае можно не опасаться. Любопытно другое: перед нами тот редкий случай, когда автор действительно в одном произведении закрыл все темы, которые пестовал не один год. Игра – удачная или нет – сделана. Решительно не понимаю, о чем же теперь может еще написать Владимир Кунин?
Ну разве только о валютных инопланетянах.
1994
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
«Мы больше ни о чем не говорим…»
«Мы больше ни о чем не говорим…» Мы больше ни о чем не говорим. Нам безразлично все и жалко всех. От жалости мы часто лжем другим (утешить этих, не обидеть тех – Какой же грех?) От безразличия мы лжем себе: нет правды в мире, смысла нет в борьбе – о чем же спор? Спор о любви.
«Мне нечего больше отдать…»
«Мне нечего больше отдать…» Мне нечего больше отдать. Вся юность души и желанья, И смех — были первою данью Тому, кто нас учит страдать. Где все, что мне было дано? Где песни мои и одежды? А радостные надежды Разве не взяты давно? Отымется кров и жилище, Чем дальше, тем
Больше чем…
Больше чем… Критики об Андрее писали мало и скудно. Я не нашёл нигде настоящего анализа его текстов. Им либо восхищаются взахлёб, либо называют его тексты мёртвыми, устаревшими и т. д., но почти никто не говорит ничего по сути. Единственно, кого можно выделить из плеяды
«Не надо больше ссориться…»
«Не надо больше ссориться…» Не надо больше ссориться! А то и мяч не ловится, И книжка не читается, И дождик
«Он мне больше никогда не снится…»
«Он мне больше никогда не снится…» Он мне больше никогда не снится, Постаревший деревянный дом С башенкой и солнечным крыльцом (Под ногою гнулась половица…) Как в чертах любимого лица, Каждую в стене морщинку знала. В комнатах неслышно обитала Музыка замолкшая
Уходя, оставить свет – это больше, чем остаться
Уходя, оставить свет – это больше, чем остаться В этой книжке я толковала больше о том, как не надо писать и переводить. Стараясь же показать, как надо, нередко ссылалась на мастеров той школы художественного перевода, которую создал Иван Александрович Кашкин. Школа
Глава 7. Секретов больше нет…
Глава 7. Секретов больше нет… Остросюжетная документальная проза в отечественной литературеАнализ документальной литературы, которая в столь обильном количестве свалилась на бедного читателя за последнее десятилетие, изначально не входил в планы нашего исследования.
«Больше, чем действительность» (Г. Аполлинер)
«Больше, чем действительность» (Г. Аполлинер) Термин «сюрреализм» – впервые употребил в 1917 г. Гийом Аполлинер, обозначив этим словом то «совершенно новое искусство», которое должно было явиться как ответ навызов «абсурдного мира». Сюрреалистическими, то есть
Крови становится больше
Крови становится больше Злодей девицу губит. Ей праву руку рубит. Пушкин А.С. Жених Персонаж сказок типа 955 — не дух, не животное, не колдун, а человек. Он мог бы считаться обыкновенным разбойником (так его и величают в большинстве сказок), если бы не одна особенность. Он —