5

5

Дмитрий встал рано. Он был весел, ходил по комнате в накинутом на плечи кожухе. Поздоровался с людьми из Челековец, спавшими вместе с ним, потом потребовал к себе хозяйку и заказал зажарить на завтрак каплуна.

В это время Лива пошел к Кухажу и сказал:

– Идите, уже встал.

Нимбургский войт, Кухта, с людьми Зборовского на лошадях, взбивая снег, прискакал к гостинице. С рвением истого служаки с ружьем наперевес он одним из первых ворвался в дом. Его выстрел был первым. Кажется нелепым и чудовищным, зачем было подымать столько шуму, чтобы вооруженным людям схватить одного, застигнутого врасплох, полураздетого человека.

Одним из выстрелов был ранен Дмитрий, другими - одна женщина и пахолок из Челековец, который со страху забился под скамейку. О людях Дмитрия не упоминается ничего. Они или разбежались, или были пьяны после свадебного пиршества.

Дмитрий хотел выбежать в двери, но ему преградили дорогу в сенях и били. Слуга Кухты, Матей, который в это время прибежал к Ливе, видя, как навалились на него двое из слуг Зборовского, крикнул:

– Стойте! Не бей так!

В этот момент Дмитрий вырвался и как был полураздетый, потеряв кожух, в разодранной в борьбе рубашке, выбежал во двор. Он было устремился к воротам, за которыми стояли лошади приехавших, но ему перерезали путь. Его повалили на снег и продолжали избиение. В это время из дома выбежал Кухта и, размахивая в воздухе ружьем, кричал, чтобы они его не убили.

Дмитрий умолял их:

– Мили панове, не забийте; я сам жадному человеку ниц не учинил.

Видя, что он уже бессилен убежать, они оставили его, а Кухта приказал слуге своему Mатею взять его и привести в горницу.

Дмитрий, видя, что Матей с рушницей (ружьем) в руках, точно к дикому зверю, подходит к нему, сказал:

– Подойди, не бойся. Я христианин. Милуешь ли Бога? Милуй меня так же.

Его взяли под руки и повели в горницу. К ним подошли сам Лива и еще одна женщина и просили не вести его в дом в таком виде, нагого, ибо там женщины. Дмитрий же сам обратился к Кухте и сказал:

– Не можешь так со мной обращаться - недостоин.

На что тот ответил:

– Еще смеешь ругаться!

В доме с него стащили последнюю одежду и, посадив на лавку, заковали в цепь.

К этому времени вокруг дома собралась толпа любопытных. В дом никого не пускали. Однако одному жидку удалось пробраться, и он видел, как Дмитрий сидел голый, окровавленный, закованный в цепь.

Зборовский, как приехал, прошел прямо в верхние покои к Гальшке. Испуганная девочка упала ему в ноги и поклонилась два раза. Старый Зборовский спросил ее: «стала ли женою?» И когда она ответила «да», сказал: - То есть зле (это плохо).

Оттуда он сошел вниз. В это время Дмитрий уже сидел закованный. Зборовский, не удержавшись, ударил его по лицу со словами:

– Злодей! Король тебя жаловал и дал тебе замок помежный, а ты по-злодейски и нешляхетно поступил. Воевал раньше с татарами, а теперь с паненками!

Кухта же посоветовал:

– В Турции, если один у другого жену уведет, его подвешивают за ребро.

Дмитрий молчал, но Кухте сказал:

– Тебе я ничего не сделал.

Потом он попросил пить. Один из людей челековецких принес кружку воды, но Кухта не подпустил его к Дмитрию. Тогда этот человек спрашивал: «кто это и что сделал?» На что ему ответили: «что занял замок в каком-то Остроге, откуда та княжна; мать княжны держал под замком, после убил, а княжну увез».

Весть о случившемся быстро распространилась. Лисский бурмистр с писарем явился к Ливе и, вызвав нимбургских радных, говорил им: «Пани нимбурсци! Как вы учинили то на грунтах Его Милости Королевской без ведома моего?» Они же ответили: «Учинили с позволения и ведома гетмана вашего».

Дмитрия повели из дома, а так как он не хотел или не мог идти, его понесли и положили на простой воз. В спине у него была кровоточащая рана и другая спереди, в груди. Вместе с возом выехал молодой Зборовский. Отец его задержался, расплачиваясь с Ливой за Дмитрия и следя за сборами Гальшки, которую усадили на крытый возок, вместе с ее прислужницами. Тогда к Зборовскому подошел человек гетмана, которого гетман дал в провожатые его сыну. Он сказал:

– Пане воеводо, людей королевских постреляли, дайте им, а то будут нас ругать. - И Зборовский дал по 15 талеров раненым: одной женщине и пахолку из челенковец. Потом он пошел к гетману. Гетман укорял его, говоря:

– Я дал приказание, чтобы тот был взят без шкоды.

На что Зборовский ему ответил:

– Пан бог так сделать захотел. Хорошо еще, что княжна осталась здорова.

По дороге слуга Кухты, Матей, накрыл обнаженного Дмитрия рогожей, несмотря на то, что молодой Зборовский хотел воспрепятствовать этому. По дороге Дмитрий просил Матея дать знать королю римскому, чтобы назначил свой суд расследовать дело, а не выдавать его полякам. Но Матей, боясь разговаривать с ним, отъехал.

Дмитрия привезли в Нимбург. Здесь, когда воз задержался на базаре в давке, несмотря на то, что конные не подпускали к нему толпу, он кричал, умоляя не выдавать его в руки полякам, но отдать суду чешского короля.

В Нимбурге Дмитрию сочувствовали. Один мещанин пришел вечером с братом к дому, куда был привезен Дмитрий; другой привел туда доктора, но никого из них к нему не пустили. Тогда мещане послали известить в Прагу.

Дмитрий лежал в доме на лавке, и когда к нему пришел нимбургский бурмистр, он просил и его дать знать в королевскую комору. Бурмистр же ему ответил:

– Было бы злодейство не чинить, тогда бы и королю слушать нечего было.

То же он просил и у пришедших рядных и Кухты, умоляя:

– Мои мили панове, имейте надо мною литость справедливую, как же то панове христиане, а не выдавайте меня в руки полякам.

Кухта же его бранил.

Вечером пришел молодой Зборовский и сказал:

– И как ты смел это учинить, что не взял девку шляхтича, но взял паненку. - Он упрекал Дмитрия, что скверно обращался с Гальшкой и плохо одевал ее.

Из Нимбурга Дмитрия повезли дальше к польской границе. В субботу остановились в пограничном городе Яромире. Здесь Зборовский приказал его посадить в конюшню на цепь.

В ночь на воскресенье Дмитрий умер. На шее его были багровые пятна, как бы от веревки.

Яромирский бурмистр с несколькими мещанами заказали гроб и одели труп в платье. Узнав, что труп убран в платье, Зборовский приказал его опять раздеть, гроб выставить из дома, а тело бросить в конюшне на навоз, - де при жизни цепь золотую носил и в господе останавливался, а в ту же ночь на цепях железных в конюшне умер.

На следующий день приехали другие, преследовавшие Сангушку. В среду тело выдали городу. Оно было одето и отнесено в дом бурмистра. Приходившие любопытные дивились, что в такие морозы у трупа голова качается, - а говорили, что он был застрелен!

Дмитрия похоронили по чешскому обряду на шестой день в костеле в склепе, в «ризницком алтаре».

Гальшка же была общим советом участвовавших в погоне поручена старосте познанскому, а не Зборовскому, доставить ее матери[117].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.